«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов<br />Издание второе, переработ

БК: Членом какой правительственной комиссии вы являлись? В составе правительственной комиссии по расследованию гибели «Курска» под председательством Ильи Клебанова, созданной 14 августа 2000 года, вашей фамилии нет, нет вашей подписи и под актом правительственной комиссии. Зачем вы лжете?

ММ: Молчание.

БК: Кто и когда классифицировал стуки как технические?

ММ: Молчание.

Интервью Моцака завершается редакционным комментарием:

«Вице-адмирал впервые приводит серию доказательств того, что „Курск“ погиб в результате столкновения с иностранной подводной лодкой. Мы не знаем, почему он решил рассказать об этом именно сейчас. Военные, занимающие столь высокие должности, очень редко делают подобные заявления без согласования с руководством — вплоть до президента России. Если такое согласование было — значит, после подъема „Курска“ комиссии удалось получить окончательные доказательства столкновения. Если же его не было — значит, вице-адмирал пошел ва-банк, ставя честь офицера выше своей карьеры».

Мой комментарий:

С таким редакционным заключением я согласиться не могу: доказательствами являются такие сведения, которые подтверждают или опровергают обстоятельства, подлежащие доказыванию. Если имеется попытка доказать факт столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой, то такими сведениями были бы показания очевидцев, официальные заявления представителей иностранных государств и, наконец, вещественные доказательства.

Моцак говорит о том, что кто-то выходил на связь с позывным «Винтик», но не сообщил об этом на допросе, не ссылается на источник получения этой информации. Можно ли это сообщение Моцака назвать доказательством?

Вопрос риторический. Наверняка важным доказательством присутствия — не столкновения, а присутствия! — иностранной подводной лодки мог быть буй с этой лодки, но его нет. А можно ли давать оценку того, чего, нет? Моцак — может, а я — нет.

От перечитывания этого интервью Моцака меня начинает подташнивать — от вранья про беспомощность Военно-морского флота, про поиск самолетами неизвестной подводной лодки, про топливное пятно…

Вице-адмирал Моцак является одним из основных виновников трагедии. Его позиция, выражаясь народным языком, выглядит так: и вашим, и нашим, давай спляшем. С одной стороны, стуки моряков были до 11 часов 14 августа, а с другой стороны, есть заключение комиссии Виктора Колкутина, что моряки в 9-м отсеке жили не более 8 часов с момента второго взрыва. Отказаться от стуков Моцак не может, он наверняка помнит свои собственные многочисленные заявления прессе, а противоречить выводам Колкутина и следствия не хочет. Вот и мечется.

Придумал про живых моряков в отсеках 5 и 5-бис, хотя не может не понимать, что затопление отсеков «Курска» шло от носа к корме. Последним затопленным отсеком, где оставались живыми подводники, был 9-й.

Ни одного доказательства столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой Моцак не приводит и ограничивается исключительно намеками. Эту версию он даже не озвучивает, разделяя личное мнение и официальную позицию. Так что смелости в его словах я не вижу. Что же касается редакционного утверждения о том, что Моцак ставит «честь офицера выше своей карьеры», то нельзя ставить выше карьеры то, чего нет. Он вместе с другими адмиралами послал «Курск» на гибель.

А с карьерой у Моцака все в порядке — с мая 2004 года он является помощником представителя президента Российской Федерации по Северо-Западному федеральному округу и назначен после «скандального» интервью.

Но закончим с интервью и зададим Моцаку несколько вопросов.

Вопрос первый: Михаил Васильевич, начальник Главного штаба ВМФ адмирал Виктор Кравченко 26 июля 2000 года направил вам телеграмму следующего содержания: «Требую: обеспечить дежурство спасательного судна с подводными аппаратами в составе СпасО ОКВС при нахождении в море ПЛ (рассмотреть вопрос перевода АС-30 или передачи сформированных АБ из района главной базы в район ОКВС). Исполнение доложить 15 августа 2000 года». Почему указание начальника Главного штаба ВМФ вами выполнено не было и вы, как сами указываете, «наводили» силы спасения, когда спасательные суда должны быть в море, а не на базе?

Вопрос второй: Вы утвердили план «План поисково-спасательного обеспечения комплексной боевой подготовки СФ». Почему:

• в «Плане…» кораблем оказания первой помощи назван РКР «Маршал Устинов», который при аварии АПЛ никаких действий по поиску и спасению не выполнял;

• не были включены в дежурный СпасОСФ или в силы наращивания АС-15, АС-36, ПК-7500, ГС «Свирь»;

• не было определено, какие дежурные спасательные группы должны выделяться, от каких воинских частей и в каком количестве;

• не были определены (где и в каком количестве) дежурные барокамеры флота, дежурный автотранспорт для обеспечения ПСР;

• не были определены командир сил поиска и руководитель спасательных работ по видам аварий;

• не были указаны способы обозначения места затонувшей ПЛ или НК (буями, вехами, гидроакустическими маяками и т. д.);

• не были указаны степени готовности сил ПСО (дежурные силы, силы наращивания);

• командир «Михаила Рудницкого» капитан II ранга Костин не знал о проведении учений и задачу заступить в силы ПСО ему никто не поставил?

Вопрос третий: Почему вы как начальник штаба самого крупного флота России на важнейшем стратегическом направлении не просто допускаете мысль, а убеждены, что иностранные подводные лодки класса «Los Angeles», которые могут атаковать с дистанции 2500 км ракетами с ядерной боеголовкой и 1 600 км с обычной, в случае войны должны быть обнаружены и уничтожены на расстоянии предельной дальности, но при этом допустили, что они, вопреки большой концентрации всех противолодочных сил Северного флота, свободно ходят в районе учений? Более того, будучи поврежденной, одна из этих лодок «уползла»… И вы называете это «упущением»? А разве это не преступление, за которое в военное время — трибунал и «стенка»? А разве за такие «упущения» офицерская честь не велит взять в руки пистолет с одним патроном?

Вопрос четвертый: В качестве свидетеля вы показали, что экипаж АПРК «Курск» прошел курс обучения и был допущен к содержанию, эксплуатации и применению данного вида оружия (перекисно-водородной торпеды калибра 650 мм). Во время осмотра поднятого «Курска» удалось обнаружить «Сборник инструкций по хранению, уходу, окончательному приготовлению изделий и систем для их обслуживания», принадлежавший командиру минно-торпедной боевой части капитан-лейтенанту Байгарину.

После исследования «Сборника…» следствие установило: «Инструкции, содержащиеся в вышеуказанном сборнике и касающиеся обслуживания перекисно-водородных торпед, не соответствуют „Инструкции по обслуживанию торпеды“ и порядку обслуживания торпедных аппаратов и систем, которые установлены на АПРК „Курск“, а применяются для обслуживания торпедных аппаратов, установленных на подводных лодках 671 РТМ проекта, имеющих существенное отличие в порядке эксплуатации и обслуживания во время торпедной стрельбы».

Почему после многочисленных проверок готовности «Курска» к учениям на его борту не оказалось «Инструкции по боевому применению и эксплуатации торпед 65–76»? Почему все проверки, в том числе проводимые вашими подчиненными, не выявили отсутствия нужной инструкции?

Вопрос пятый: Чем вы объясните тот факт, что подписи должностных лиц в следующих документах оказались поддельными? Давали ли вы лично команду сфальсифицировать следующие служебные документы?

• Акт проверки системы аварийного выброса на АПРК «Курск» от 15 декабря 1999 года, подписанный командиром БЧ-3 капитаном III ранга Байгариным и утвержденный командиром подлодки капитаном I ранга Лячиным;

• Акт обезжиривания и проверки трубопроводов от 15 декабря 1999 года на АПРК «Курск», подписанный командиром БЧ-3 капитаном III ранга Байгариным и утвержденный командиром подводной лодки капитаном I ранга Лячиным;