Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного

При исследовании набатейского города Сиа на северо-востоке от Галилеи имя царя Ирода было найдено на постаменте статуи прямо перед входом в храмовый комплекс бога Баал Шамина. Она была установлена в 33 году до н.э. или позднее. На статуе обнаружена надпись: «Царю Ироду, мастер Обасият, сын Саодоса поместил статую на свой собственный счёт». Надпись показывает, что Ирод согласился принять посвященную ему статую, из которой, к сожалению, сохранился только остаток ноги ^{197}. Ещё более свободно действовал Ирод за пределами своего царства. На Родосе он восстановил целый комплекс храма Аполлона Пифийского. Под его попечением строились храмы и культовые центры в Тире и Сидоне, а также в Олимпии и Афинах. До наших дней даже сохранились три надписи, упоминающие Ирода как благодетеля, в Афинах — две из агоры (торговой площади) и одна из Акрополя, где находился знаменитый Парфенон — центр культа богини Афины ^{198}.

Конечно, были и недовольные среди неиудеев, но и тут Ирод проявлял такт и сдержанность. Известно, например, что некоторые жители эллинистического города Гадара жаловались Октавиану во время его пребывания в Сирии на Ирода, обвиняя его в жестокости и тираническом правлении. Как пишет Иосиф Флавий, их вдохновило на это и то, что жаловавшиеся ранее на Ирода первому помощнику Августа Агриппе (22–21 годы до н.э.) были выданы головой Ироду. Но оказалось, что иудейский царь не только не подверг их наказанию, но и отпустил их, не причинив им никакого вреда. Иосиф далее отмечает: «Вообще насколько Ирод был неумолим к своим собственным подданным, настолько же великодушно он прощал проступки чужеземцев» (ИД. Т. 2. С. 175).

Но, конечно, следует сказать что, несмотря на его приверженность эллинистической культуре и покровительство неиудейскому населению страны, Ирод все же оставался иудеем, причём иногда даже в мелочах. Об этом невольно свидетельствует близко знавший его и часто приглашавший его на свои пиры Август. Ренан, цитируя Макробия, приводит слова, сказанные Августом, узнавшим о трагической гибели сыновей Ирода: «Вот человек, свиньёй которого быть лучше, чем его сыном». Естественно, что если бы Ирод ел свинину, то это свидетельство было бы бессмысленным ^{199}. Об этом же свидетельствует и защита им перед Августом интересов иудейских общин, проживавших в Римской империи, о чём будет сказано далее. Пока что укажем только, что в Риме найдена в еврейских катакомбах надпись «синагога Ирода», указывающая на Ирода как своего покровителя и благодетеля ^{200}.

Глава 19.

ИРОД И РИМ

Надо сразу признать, что успехи правления Ирода определялись, в конечном счёте, характером его личных отношений с Августом, его ближайшим окружением, в частности, с ближайшим помощником императора — полководцем и государственным деятелем Агриппой, супругой Августа Ливией, а также высшими римскими военными и чиновниками. Важное значение имели также для Ирода и его царства правовое и экономическое положение многочисленного иудейского населения в различных регионах Римской державы.

Как уже было ранее отмечено, прекращение десятилетий разорительных и кровопролитных гражданских войн всё население Средиземноморья воспринимало с великой радостью и связывало это с личностью победителя. Добавим, что не меньший отклик личность Августа нашла и в еврейском мире. В связи с этим нет оснований сомневаться в искренности слов великого представителя эллинистического иудаизма — философа Филона, главы самой большой иудейской общины древнего мира — города Александрии Египетской. Этот младший современник Ирода (прим. 20 г. до н.э. — 50 г. н.э.) писал о повелителе тогдашнего Рима: «…тот, кто превозмог человеческую природу, достигнув всех возможных добродетелей, кто первым был назван Август как в силу величия его самодержавной власти, так и в силу нравственного совершенства, получив этот титул не по наследству как часть общего жребия, нет в себе самом он нёс зёрна священного поклонения… Род человеческий чуть было сам себя не истребил, когда бы не один — человек и правитель Август, достойный именоваться “отвращающий зло”. Таков он, Цезарь, он успокоил бури, которые поднялись со всех сторон, он излечил болезни, которыми страдали равно греки и варвары… Таков он, Цезарь: он не только ослабил путы, коими был обвит весь мир, но и сбросил их. Таков он: покончил с войнами, как явными, так и тайными… Таков он; дал свободу всем городам, привел хаос к порядку, укротил враждебные и дикие народы, обустроив их жизнь… Варварские земли в главнейших частях настроил на эллинский лад. Все это сделал он, страж мира, дающий им по нуждам их» ^{201}.

Сам Октавиан, обладавший после победы над Антонием реальной абсолютной властью, внешне провозгласил себя только восстановителем прежних республиканских институтов и формально получил полномочия от Сената и римского народа. Свой титул он скромно именовал «принцепс» — президент по современным понятиям. Однако с расширением Римской державы, как отмечал Виппер, «Риму и Италии передавались также готовые продукты культуры других стран и особенно Востока, которые на месте сложились долгими веками комбинации интересов и понятий: таковы были греческие политические теории, таковы были формы египетской администрации. В числе заморских ценностей появилась и восточная теология. Она сыграла немалую роль в декорации и орнаментировке новой власти принцепсов в Риме. Императоры, начиная с Цезаря, схватились жадно за её формулы и символы» ^{202}.

Именно с этим восточным влиянием было связано принятие Октавианом звания Август (высокий, священный, великий), то есть выше, чем просто человек. Такая титулатура была вполне близка Востоку, где располагались провинции, управлявшиеся непосредственно императором, — Сирия, Финикия, Киликия, Кипр и Египет. К этим же территориями примыкали и союзные государства, в частности Иудейское царство Ирода.

Надо сказать, что высокий государственный ум Августа в проведении общеимперской политике сказался и в отношениях с формально независимыми государствами, полагая их существование полезным для защиты границ империи.

По свидетельству римского историка Светония и биографии Августа, «царства, которыми он овладел по праву войны, он почти все вернул прежним их властителям или передал другим иноземцам. Союзных царей он связывал друг с другом взаимным родством, с радостью устраивая и поощряя их брачные и дружеские союзы. Он заботился о них, как о частях и членах единой державы, приставляя опекунов к малолетним и слабоумным, пока они не подрастут или не поправятся, а многих царских детей воспитывал и обучал вместе со своими» ^{203}.

В полной мере эти положения проявились на примере Иудейского царства и семьи Ирода, который прекрасно понимал, кому он обязан своей властью, а его царство процветанием. При этом Ирод искренне разделял убеждения Филона, признавал, хотя возможно, и не в таких эмоциональных тонах, заслуги Августа в установлении того, что в последствии стало именоваться «золотым веком». Он искренне и верно служил Римской державе, полагая реальной политикой только неразрывный и прочный союз с ней при сохранении своей иудейской духовной идентичности и преданности красотам античной культуры. Не следует забывать также, что семейство иудейского царя получило римское гражданство от самого Юлия Цезаря, приёмного отца Октавиана, и, следовательно, имело все основания именоваться их родовым именем Юлии. Однако сохранение в течение почти тридцати лет дружественных отношений между властителем Римской державы и иудейским царем свидетельствует о том, что Август высоко ценил заслуги и достоинства Ирода.