Александр Македонский

Оставалось, правда, несколько непримиримых местных владык, скрывшихся в окраинных восточных пределах провинции, однако Александр сам не удостоил их внимания. Он послал Кратера ликвидировать эти очаги сопротивления. Александр же направился прямо в Бактрию, чтобы там готовиться к Индийскому походу.

Таким образом, война в Согдиане закончилась вполне успешно. Жертвы, правда, были немалые. Александр потерял ближайших помощников: Эригия (умер от болезни), Карана (пал при Поллтимете), Клита (о нем речь впереди).

Сперва царь наделал ошибок, послуживших причиной неудач, но впоследствии подтвердилась сила всего того, что составляло достоинство македонского войска и его командования: мужество и решительность, неожиданность нападений и выдержка, техническое превосходство во всех родах оружия и, наконец, главное — способность находить выход в самой необычной обстановке. Успехи в ведении малой войны, выпавшие на долю отдельных воинских соединений, были удивительными. Однако особенно высоко следует оценить победы, одержанные македонской конницей под началом Александра, Кратера и Кена. Именно она сумела противостоять неизвестной прежде тактике боя скифских кочевников. Ее успехи имели и политическое значение, далеко превосходившее непосредственное подчинение Согдианы: теперь орды кочевников, обитающих в глубине пустынь, беспрекословно признали авторитет Александра и его оружия.

Дела налаживались. Согдийцы поняли, что, потерпев поражение, они не могли уже сами защитить страну от кочевников и что эллинизированные города были им защитой. Их устраивало признание царем местных князей, льстила женитьба его на Роксане. Что касается кочевников, то им никто не запрещал жить по-прежнему. Словом, если кто и был недоволен, так это люди самого Александра, которых он насильно оставлял здесь, на краю земли,

Непригодными для похода или же штрафниками оказывались чаще всего греческие наемники, изредка — сами македоняне; число штрафников особенно возросло после дела Филоты. Теперь эти люди очутились на краю света без всякой надежды на возвращение. Правда, они были обеспечены землей, в городах причислялись к аристократическим кругам, служили образцом и носителями культуры. Но все это совершилось не по их воле; согласие их, если и не было вынужденным, не может считаться и добровольным: царь внушил им это согласие, но лишь на время. И вот им пришлось жить здесь, среди туч пыли и мух, довольствуясь гнилой водой. Правда, весной можно было радоваться буйному цветению растительности, летом наслаждаться редкими плодами, но всегда их мучил вопрос, как и почему они здесь остались.

Нетрудно представить себе, какую радость испытали охваченные такими настроениями поселенцы, когда в 325 г. до н. э. до них дошла ложная весть о смерти Александра. 3000 самых нетерпеливых восстали сразу, захватили Бактры и решили с оружием в руках добиться своего возвращения на родину [229]. И даже после того как выяснилось, что известие о смерти царя — ошибка, покой в провинции восстановился не сразу; когда же в 323 г. до н. э. Александр действительно умер, уже десятки тысяч поселенцев готовы были отвоевывать силой право на возвращение [230].

С тех пор как Дарий был убит и Александр все глубже проникал в Восточный Иран, способ ведения военных действий совершенно переменился. Время крупных сражений прошло, ибо уже никто не решался встретиться с Александром в открытом бою. Теперь от него ускользали, ему сдавались — иной раз лишь для того, чтобы затем поднять мятежи, от него укрывались в крепостях и пустынях, с ним вели войну на необозримых просторах страны.

Поэтому и Александру понадобились новая армия и новая тактика. Вместо крупных соединений нужны были отдельные подразделения войск, способные совершать мелкие операции и руководимые решительными и самостоятельными военачальниками. Еще острее, чем прежде, вставала задача охраны завоеванного, освоения огромных пространств с точки зрения организации и культуры.

Если Александр в предшествующие годы удивлял нас прежде всего как стратег в крупных сражениях, то теперь мир дивился ему как организатору и реформатору армии. Александр провел крупные преобразования в армии в самых тяжелых условиях, когда со всех сторон угрожали враги и на какое-то время он был лишен всех коммуникаций.

Обстоятельства не позволяли осуществить какой-либо план единым духом. Первые, еще незначительные перемены были произведены уже в 331 г. до н. э., а более важные изменения потребовали четырех лет — до лета 327 г. Царь занимался этим на зимних квартирах, так как остальное время войска постоянно вели военные действия.

Были отменены главные штабы, а именно: штаб тяжеловооруженной пехоты (так называемых педзэтайров), которой сначала командовал Парменион; штаб аристократической конницы (гетайров), некогда руководимый сыном Пармениона — Филотой; штаб легкой кавалерии (продромой), главой которого прежде был Гегелох, друг Пармениона, впоследствии Никанор, второй сын Пармениона; штаб так называемых гипаспистов. Полки тяжелой пехоты и соединения гипаспистов были организационно обособлены и значительно увеличены; каждый эскадрон тяжеловооруженной конницы получил полную самостоятельность; кроме того, ему придавались подразделения легкой конницы, а также греческих конных наемников, в результате чего получались отдельные соединения конницы — гиппархии. Не говоря уже о том, что Александр, уничтожив былое единство служившей в коннице знати с ее вечным недовольством, выиграл в политическом отношении, он получил и чисто военное преимущество: теперь за сутки он мог, если возникала необходимость, создавать небольшие самостоятельные подразделения (своего рода «карманные армии»), укомплектованные несколькими гиппархиями с тем или иным числом полков тяжелой пехоты или подразделений гипаспистов.

С 331 г. до н. э. прекратилось пополнение войска из Македонии, зато появились крупные контингенты греческих наемников, так что названные выше рода войск, прежде чисто македонские, теперь оказались насыщенными греками. Это, по-видимому, вполне отвечало желаниям властелина. Свежие македонские силы могли бы оказать сопротивление его новой политике терпимости к иноземцам. Что же касается иранцев, то Александр до сих пор не решался вводить их в македонские соединения. Правда, с 328 г. до н. э. при его армии находилась бактрийская и согдийская, а затем скифская и дахская конница, но это были только отдельные, локально обособленные и вспомогательные контингенты; македонской пехоте или гиппархиям иранскую конницу не придавали. Исключение составлял лишь находившийся под непосредственной командой Александра его личный эскадрон, в котором служили отдельные представители восточной знати. Это было связано не с военными, а с политическими соображениями. Что касается, наконец, персидской дворцовой охраны, которую Александр, по-видимому, унаследовал от Дария, то она вообще принадлежала не к армии, а ко двору.

Мы видим, таким образом, что реформа, принятая в 330–327 гг. до н. э., еще не превратила греко-македонскую национальную армию в имперскую. Очевидно, Александр считал, что время для этого еще не наступило, да и не подобало проводить такие радикальные преобразования во время похода, находясь к тому же на северо-востоке империи. Помимо этого Александру приходилось считаться с тем, что введение иранцев в ряды ветеранов оскорбило бы македонян. В момент, когда он собирался искать где-то в Индии границы ойкумены, ему нельзя было отваживаться на подобную реорганизацию. Другое дело — греки: македонянам привычно было видеть их в своем войске. И уж если можно использовать их как сановников и военачальников, то нет причины отвергать их и как боевых товарищей.

Одно мероприятие проливает неожиданный свет на план Александра ввести иранцев во все воинские соединения на равных правах со старыми воинами. Отправляясь в Индию [231], он поручил наместникам восточных провинций вооружить 30 000 молодых иранцев македонским оружием и обучить их греческому языку и письму, — по-видимому, как принятому официальному языку уже сейчас и будущему государственному языку всей империи. Нет сомнения, что Александр подготовлял таким образом решающую реформу, которая в конце концов уничтожила бы монополию западного элемента в армии, а возможно, и роль македонского войскового собрания. Это был фундамент тех преобразований, которые царь начал осуществлять позже, в 324 г. до н. э., но pie успел довести до конца.