Французская революция, Гильотина

Глава восьмая. FINIS

Эпос Гомера, как замечено, подобен барельефу скульптуры: он не имеет заключения, а просто обрывается. Таков на самом деле и эпос самой всеобщей истории. Во Франции директория, консульство, империя, реставрация, буржуазное королевство чередуются одно за другим, вытекают одно из другого. Однако прародительница их всех, можно сказать, рассеялась в воздух тем путем, который мы описали. Восстание Бабефа в следующем году умрет при рождении, задушенное солдатами. Сенат, если он получит роялистский оттенок, может быть очищен солдатами, и 18-го фрюктидора он уступает при одном появлении штыков. Мало того, солдатские штыки могут быть применены к сенату a posteriori, могут заставить его прыгать в окно, даже без кровопролития, и вызвать 18-е брюмера. Нужные перемены должны произойти, но они подготовляются интригами, кознями, а затем и правильными приказами, почти как обыкновенные перемены министерства. Не благодаря священному праву восстания вообще, а все более и более мягкими способами будут отныне совершаться события французской истории.

Признано, что эта директория, обладавшая вначале только тремя вещами: "старым столом, листом бумаги и банкой чернил", без всяких признаков денег или денежных сделок29 совершила чудеса. Франция, пребывавшая в мире со времени царства террора, стала новой Францией, очнувшейся, подобно великану, от оцепенения, и продолжала свою внутреннюю жизнь, непрерывно развиваясь. Что касается внешнего образа и форм жизни, то что же мы можем еще сказать, кроме того, что от питания получается сила, а от безрассудства не может получиться мудрости? Обманчивое сожжено; мало того, - что также является особенностью Франции -самые названия обманчивого уничтожены. Новые реальности еще не явились. Ах, нет, пока имеются только призраки, бумажные образцы, соблазнительные прототипы их! Во Франции теперь четыре миллиона земельных держаний; известный мрачный прообраз аграрного закона как бы осуществлен. Еще более странно то, что все французы имеют "право дуэли": извозчик может вызвать на дуэль пэра, если тот нанесет ему оскорбление; таков закон общественного мнения. Равенство по крайней мере в смерти! Форма правления - мещанский король, в которого не раз уже стреляли, но еще не попали.

Итак, в общем, не исполнилось ли то, что было предсказано, ex postfactum правда, архишарлатаном Калиостро или каким-нибудь другим? Он, дивясь на все происходящее, в экстатическом прозрении сказал30: "Ха, что это? Ангелы, Уриель, Анахиель и вы, другие, пятеро; пятиугольник омоложения, сила, уничтожающая первородный грех; земля, небо и ты, внешняя темница, которую люди называют адом! Не царство ли обмана колеблется, вспыхивает там в сверкающем блеске, рассыпая лучи света из своего темного лона; как оно корчится, не в родовых, а в смертных муках! Да, лучи света, пронизывающие, яркие, приветствующие небо, - вот они зажигают это царство лжи; их сияние становится ярким, словно адский огонь!

Обман в пламени, обман сгорел; одно красное море огня, дико вздымающееся, покрывает мир, своими огненными языками лижет самые звезды. Троны низвергнуты в него, и митры Дюбуа, и пребендные скамейки, с которых капает жир, и - что вижу я? - все кабриолеты на свете: все! все! Горе мне! Никогда со времени колесниц фараона в Красном море не было еще подобного этому уничтожения повозок в море огня. Уничтоженные, как пепел, как газы, будут они носиться по ветру.

Все выше и выше разгорается огненное море, треща свежими, вывороченными деревьями, обжигая глаза и кожу. Металлические образа расплавились; мраморные изображения превратились в известку; каменные горы угрюмо разверзаются. Благопристойность со всеми кабриолетами, зажженными для погребального костра, рыдая, покидает землю, не с тем, чтобы возвратиться невредимой при новом Аватаре. Горит обман в продолжение поколений; сгорел он, уничтожен на время. Мир черен, как зола; когда, о когда он зазеленеет? Все образа превращены в бесформенную коринфскую медь; все жилища людей уничтожены; самые горы обнажены и расщеплены; долины мрачны и мертвы: это пустой мир! Горе тем, кто будет рожден тогда! Король, королева (о горе!) были ввергнуты туда, зашелестели и с треском взлетели вверх, подобно свертку бумаги. Искариот-Эгалите также был ввергнут; и ты, жестокий Делонэ со своей жестокой Бастилией; целые семьи с их близкими; пять миллионов истребляющих друг друга людей. И это потому, что настал конец царства обмана (который есть мрак и густой дым). И сжигаются неугасимым огнем все кабриолеты на свете". Разве не исполнилось и не исполняется это пророчество? - спрашиваем мы.

Теперь, читатель, пришло время нам расстаться. Утомительным было наше совместное путешествие, и не без неприятностей, но оно закончено. Для меня ты был как бы любимой тенью, бестелесным или еще не воплощенным духом брата. А я для тебя был только голосом. И однако, наши взаимные отношения были в некотором роде священны, верь мне! Ибо каким бы пустым звуком ни сделалось все священное, но, когда голос человека говорит с человеком, разве он для тебя не живой источник, из которого истекает и будет истекать все священное? Человек по природе своей может быть определен как "воплощенное слово". Не делает мне чести, если я сказал тебе какую-нибудь ложь; но и тебе следовало понимать меня верно. Прощай.

Послесловие

ТОМАС КАРЛЕЙЛЬ И ЕГО ТРУД "ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ИСТОРИЯ"

Имя выдающегося английского мыслителя, историка, философа и публициста Томаса Карлейля (1795-1881) современному читателю, исключая, разумеется, узкий круг историков-англоведов, почти ничего не говорит. А ведь было время, когда его называли "английским Львом Толстым". О Карлейле с восторгом писал А. И. Герцен, как о человеке "таланта огромного, но чересчур парадоксального". С этим патриархом британского интеллектуального мира он познакомился в Лондоне в 1853 году.

К. Маркс и Ф. Энгельс включили идею Карлейля о всесилии чистогана в капиталистическом обществе в знаменитый "Манифест Коммунистической партии". Основоположники марксизма отмечали несомненный вклад английского мыслителя в беспощадную социальную критику морали и нравов буржуазного общества на том историческом этапе, который принято называть "восходящей" линией развития капитализма. Вместе с тем Маркс и Энгельс подчеркивали слабость его позитивных рекомендаций, непоследовательность и путаность воззрений на пути преодоления антагонизмов в капиталистическом обществе. Они точно уловили главное противоречие в творчестве Карлейля: начав в первой половине XIX века с беспощадной критики пороков нового, "восходящего" класса - буржуазии, во второй половине того же века и второй половине своей долгой, почти 90-летней жизни великий гуманист, не видя выхода, начинает прославлять "цивилизаторскую миссию" буржуазии.

В этом смысле эволюция идейных взглядов Карлейля во многом типична для выдающихся мыслителей-литераторов "золотого" XIX века, который, по словам В. И. Ленина, "дал цивилизацию и культуру всему человечеству" и "прошел под знаком французской революции" [103].

В России с творчеством Томаса Карлейля образованная публика впервые познакомилась еще в 1831 году, когда вышел первый русский перевод его "Sartor Resartus" ("Жизнь и мысли герр Тейфельсдрека") [104]. Однако подлинная слава пришла к великому сыну "туманного Альбиона" только после его смерти: большинство работ Карлейля в переводе на русский язык были изданы в России в 1891 - 1907 годах. Тогда же в серии "Жизнь замечательных людей" демократического издательского дома Ф. Павленкова вышла и первая на русском языке обстоятельная биография Карлейля [105].

После Октября 1917 года имя Карлейля снова было предано забвению и, если не считать обстоятельной работы академика Н. И. Кареева [106], вновь вернулось к современному читателю лишь в наше время благодаря изданию в серии "Жизнь замечательных людей" книги английского писателя Дж. Саймонса [107]