Обитель подводных мореходов

Огромный зал был переполнен. Безудержно и весело щебетала ребятня, разноголосо переговаривались оркестровые инструменты. Крытая красным ковром арена высвечивала боковыми софитами, в то время как бездна купола тонула во мраке.

Вот загремел энергичный марш, прожекторы взорвались морем света. Начался стремительный "парад-алле". В какие-то секунды арену заполнило столько танцующих, бегающих, прыгающих людей в пёстрых костюмах, что ничего нельзя было разобрать. Как ни старался Егор, Катю он так и не заметил. Так же мгновенно, как и начался, парад прекратился. Свет погас, и в полной темноте артисты покинули арену.

Непрядов пребывал в каком-то непонятном, воспалённо-нервном состоянии, точно у него начался сильный простудный жар. Происходившее на арене действо казалось не только без меры затянутым, но и лишним, абсолютно не нужным ему. Жонглёры с булавами, силачи с гирями, клоуны с простодушными минами на неподвижных лицах - все они будто потешались над Егором, наперёд зная, ради чего он рванул очертя голову за полторы тысячи километров, да ещё в самый канун Нового года, когда всякому нормальному человеку полагалось бы оставаться у очага родного дома.

Ведущий объявил, что выступает группа воздушных гимнастов под руководством заслуженного артиста республики Тимофея Плетнёва. Зал затих. Егор насторожился.

Выскочили знакомые ребята в белых, усыпанных блёстками трико - все шестеро, как прошлый раз в Риге. Вот и сам Тимофей Фёдорович вышел следом, срывая аплодисменты: медлительный, надменный, кряжистый. Среди своей блиставшей свиты он выделялся величавыми манерами всевластного хана. Но не было среди них Кати. Вместо неё вышла совсем другая, незнакомая девушка. И тьма самых мрачных догадок с новой силой заполнила Егорово воображение. Он готов был сорваться с места и бежать неизвестно куда и зачем, лишь бы не бездействовать, лишь бы хоть что-то узнать о любимой.

Как только представление закончилось, ноги сами собой понесли Непрядова за кулисы. Назвавшись для верности приезжим родственником артиста Плетнёва, он кое-как уговорил неприступную вахтёршу пропустить его в запретное царство служебных помещений. Волнуясь и заставляя себя не слишком торопиться, Егор начал огибать арену длинным внутренним коридором в тайной надежде, как бы невзначай, встретиться с Катей. На задворках манежа, где вдоль стен живописным хламом громоздился реквизит и удушливо пахло от клеток зверьём, само представление о цирке, как о вечном празднике, делалось более приземлённым, будничным. Непрядов видел возбуждённых своей работой, порядком уставших людей. Одни жадно перекуривали, не успев ещё снять униформу. Другие, облачившись в махровые халаты, спешили с полотенцами на потных шеях в душ. Иные успели уже переодеться и привести себя в полный порядок, соответствующий новогоднему настроению. На флотского лейтенанта взирали с любопытством и недоумением, как бы вопрошая, что ему здесь надо, заблудился, что ли?..

Меньше всего Непрядову хотелось бы повстречаться с Тимофеем Фёдоровичем или с кем-нибудь из его ребят. Как на зло, на пути оказался Серж. "Пешком не обойти и на телеге не объехать... - с раздражением заметил, глядя на приближавшегося белокурого, статного парня в спортивном костюме. Что угодно Егор готов был предположить, только не растерянную, какую-то горькую улыбку, с которой встретил его Серж.

- Что с Катей? - вместо приветствия, лишь слегка кивнув, спросил Непрядов.

- Ничего страшного, - так же кивая, успокоил его Серж, - слегка потянула сухожилие на правой руке. Пока запретили работать на манеже.

- Извини, что между нами прошлый раз так получилось, - как бы невзначай, благодушно припомнил Непрядов. - Вполне могли бы найти общий язык.

- Смотря в чём, - уклончиво ответил парень. - Но ссориться и уж тем более драться нам совсем было необязательно. Ничего этим друг другу не доказали...

- Твоя правда, Серж, - согласился Егор. - И пять суток на губе я отсидел вполне справедливо.

- Да какой я тебе Серж! - сказал он, будто досадуя не столько на некстати появившегося Егора, сколько на самого себя. - Вечно у нас на манеже: что ни Гришка - то Гастон, что ни Тришка - то Теодор. Будто, называйся мы по-русски, люди перестанут в цирк ходить. По-нормальному я Сергей, - и вдруг твёрдо, глядя в упор, спросил, не то упрекнул: - Скажи, Егор, ну зачем ты приехал! Кто тебя звал?..

- Да уж звали, - так же твёрдо ответил Непрядов. - Разве ты сомневался, что я однажды приеду?

- Догадывался. Только не думал, что так скоро...

- В таких случаях говорят: промедление смерти подобно.

- Возможно, - согласился Сергей, как-то сразу помрачнев, сникнув. Сначала я надеялся, что Катя забудет тебя, но потом понял: это далеко не так. Навязчивым быть не хочу и не умею. Выпросить у женщины любовь нельзя, её можно лишь добиться, если повезёт... Мне пока этого не удалось. Но не думай, что я сдамся... Я подожду.

- Чего же именно, любви?

- Понимания. Манеж это необычный мир. Там всякие случаются чудеса...

"Блажен, кто верует, как рассудил бы дед..." - заметил про себя Непрядов и спросил: - Подскажи, где найти её.

- Двадцать шестая костюмерная, там и живет пока, - после некоторого колебания сообщил Сергей и пояснил. - Мест на всех в гостинице не хватало, вот и рассовали кого куда.

Нужную комнату Непрядов отыскал на втором этаже. У одностворчатой, пахнувшей свежей краской двери немного помедлил, словно всё ещё сомневаясь, так ли он поступает. Потом решительно постучал и, не дожидаясь ответа, потянул за ручку.

Катя сидела за столиком перед гримёрным зеркалом и читала какую-то книжку. В комнате было свежо, и она куталась в большой пуховый платок, верно, бабкин подарок. Егор возник так внезапно, что девушка растерялась. Она смотрела на Непрядова огромными, испуганно округлёнными глазищами, будто не понимая, что происходит, как "Он" мог оказаться здесь...

Запал решительности у Непрядова иссяк, и он, сделав несколько трудных шагов, остановился посреди комнаты. Надо было как-то объяснить своё появление. Он же ничего лучшего не нашёл, как вымученно улыбнуться и развести руками: прошу любить и жаловать, приехал...

Дальше всё произошло, как Непрядов и подумать не смел. Девушка бросилась к нему и прильнула, горячо обняв. Снова Егор почувствовал пьянящую близость сильного, упругого тела своей любимой. Подумалось, теперь он уж ни за что не выпустит её из своих рук, теперь им обоим уже ничего не страшно.

Они сидели на узком диванчике и возбуждённо говорили, перебивая друг друга, стараясь высказаться в самом главном, что послужило причиной столь долгой размолвки. Егор осторожно держал в ладонях Катину руку, словно хрупкую ёлочную игрушку, которая от неосторожного обращения могла бы разлететься на множество крохотных зеркал. Ничего на свете не было теперь милее этой маленькой, туго стянутой бинтом руки.

- Ты знаешь, я как-то чувствовала, что твоя Лера всё мне наврала, говорила Катя, счастливо глядя Непрядову в глаза.

- Эх ты, куколка моя, - нежно укорял Егор, - а ведь поверила не мне, а ей.

- Теперь это не важно. Я всё равно тебя не забыла, что бы там между вами ни было.

- Ну и Лерочка, - сокрушённо покачал головой Непрядов, как бы заново переживая случившееся. - Надо же такое выдумать: полтора года невесть какому ребёнку. Добро бы хоть повод ей дал, так нет же! Сто лет живи и до самой смерти не уразумеешь зигзагов женской логики.

- У нас у всех были какие-то немыслимые зигзаги... будто в пропасть. Вот так бывает во сне, когда однажды отрываешься от трапеции и чувствуешь, что не вписываешься в траекторию полёта, проваливаешься в какую-то страшную бездну и уже не надеешься ни на лонжу, ни на ловитора...

- Чего не бывает во сне, - рассудил Егор, - а наяву всегда должна быть надёжная страховка. Иначе нельзя. Если ты не против, я стану твоим лонжевым и ловитором.

- Не может быть! - изумилась Катя. - Ты собираешься работать в цирке?