Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

С этого момента символическая функция Северного морского пути состояла в том, чтобы раз за разом испытывать мужество нового советского человека, предоставляя грозную ледяную арену для его все более дерзких подвигов. Руководители партии и правительства были «закалены» арктической ссылкой; теперь настал черед их «сыновей» и учеников ^{1141}. Ежегодно одерживались новые победы и устанавливались новые рекорды, самолеты летали все выше и выше, а корабли плавали все быстрее и дальше. Не страшившийся стихий Главсевморпуть не собирался замедлять свое наступление из-за туземцев. Не существовало ничего невозможного, и не было нужды ни в какой особой политике. Малые народы ничем не отличались от других народов, кроме разве что численности: чтобы подчеркнуть этот факт, новые хозяева Севера называли их «националами», а не «туземцдми». Даже если отсталость еще существовала, причиной тому был недостаток средств и, по умолчанию, неверная политика предыдущей администрации, которая привела к этому недостатку.

Чиновники Главсевморпути были возмущены состоянием северной экономики и служб, которые они унаследовали. Они не представляли себе, что большая часть кочевых советов находилась за пределами досягаемости, что оленеводческие совхозы превратились в транспортные узлы, что на Крайнем Севере не существовало денежного обращения, что система снабжения не функционировала и что кадры были малочисленны и ненадежны. Из 466 официально существовавших школ только у 125 были помещения; учителя и врачи не говорили на местных языках, получали низкую зарплату, не имели жилья и все время пытались сбежать. Здания культбаз, каково бы ни было их первоначальное назначение, по большей части служили жилыми бараками ^{1142}. Решение состояло в том, чтобы положить конец политике опеки и исключительности и применить к националам проверенные советские методы преодоления «противоречия» между производственным потенциалом и «развитием производительных сил»: «Осуществляя ленинско-сталинскую национальную политику, организации Главсевморпути вместе с территориальными партийными и советскими организациями могут в короткий срок устранить это несоответствие и быстро поднять хозяйственное и культурное развитие народов Севера до уровня передовых районов и областей СССР» ^{1143}.

Культбазы, как наиболее явные пережитки эры опеки, должны были исчезнуть. «Этот способ себя изжил, — провозгласил Шмидт. — Это не значит, конечно, что мы должны закрыть культбазы, но мы должны теперь уже идти по нормальному пути развития отдельно школьного и лечебного строительства». «Нормальный путь» требовал огромных денежных затрат, и Главсевморпуть располагал достаточными средствами: в первые три года только в школьное строительство предполагалось вложить 19 млн. рублей. Самое главное, «вопросы культуры на Севере нельзя отрывать от вопросов хозяйства, развития экономики Севера». Это означало, что здравоохранение и образование могло улучшиться только в результате лучшей организации снабжения, контроля и коммуникаций. Предполагалось, что хозяйство коренного населения выиграет от реального (а не только де-юре) участия в общегосударственном финансовом рынке. Натуральный обмен должен был прекратиться, «даже если это уменьшит поставки пушнины»: рано или поздно «человек поймет, что такое деньги, что на них он может купить, что он хочет, а не то, что ему навязывают по какому-то договору, иногда плохо составленному». Особые коммерческие учреждения в национальных колхозах («интегральную кооперацию») следовало заменить государственной торговлей — т.е. чиновниками Главсевморпути ^{1144}.

Как обычно, осуществление реформ ставилось в зависимость от успешной кадровой политики, но на этот раз упор делался на немедленную коренизацию всей экономической деятельности. Согласно новой партийной политике, если в период первой пятилетки было необходимо «овладевать техникой», то в наступившую эпоху «закрепления результатов» нужно в первую очередь беспокоиться о качестве ответственных работников («кадры решают все»). Малые народы пропустили большую часть первой пятилетки, и теперь Шмидт желал видеть их образованными и «вовлеченными» в ответственную работу ^{1145}. В начале 1936 г. И.И. Евгеньев, заместитель заведующего транспортным отделом ЦК ВКП(б), и С.А. Бергавинов, начальник политуправления Главсевморпуш, опубликовали открытое письмо начальнику Обдорского политотдела Главсевморпути А.П. Михайлову, отослав копии всем главам политотделов Северного морского пути. Авторы выражали обеспокоенность тем фактом, что за целый год Обдорский политотдел не выдвинул «ни одного национала из местного населения». Они также указывали, что «работники политотдела» до сих пор не выучили ни одного северного языка — «хотя это вовсе не трудно. В ненецком языке всего 600—700 обиходных слов». Лучшим способом исправить эти ошибки было выучить эти 600—700 слов и вовлечь коренных северян в производство и управление путем организации оленьих бегов, слетов ударников и собраний жен полярных исследователей ^{1146}. Несколько месяцев спустя Михайлов написал ответ, в котором доложил о первых достижениях своего отдела. В рекордные сроки на работу в торговые пункты были приняты двадцать один ненец, десять хантов и один алтаец; в оленеводческие совхозы наняты ненцы и коми; а среди проведенных мероприятий числились бега на оленях, женские конференции и местные олимпиады ^{1147}. Вместе с выдвижением кадров осуществлялось и их образование/русификация:

Представления о «культурном росте» изменились не очень сильно (участники проводившихся Михайловым олимпиад должны были сходить в баню и подстричься), но гораздо больше внимания уделялось «политической грамотности». В.П. Остроумова, в прошлом стенографистка на партийных съездах, а ныне начальник Игарского политотдела Главсевморпуга (т.е. верховная правительница большей части бассейна Енисея), видела задачи своей работы среди «национального населения» следующим образом: «(1) глубокое изучение Конституции; (2) разъяснение… важнейших решений партии, лозунгов партии, декретов правительства, разъяснение вопросов внутренней жизни Советского Союза и международного положения; (3) вопросы стахановского движения» ^{1149}. [93] Иными словами, политические задачи Главсевморпуга по отношению к «национальному населению» ничем не отличались от задач по отношению к русским — и в этом, разумеется, была суть дела. Одна работница красного чума, проведшая зиму 1936/1937 гг. среди нганасан, знала, что ее основной обязанностью является толкование Конституции через переводчика. В библиотечке, которую она привезла с собой, чтобы скрасить досуг оленеводов, были «История партии», «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, «Государство и революция» Ленина, «Вопросы ленинизма» Сталина, «Популярная астрономия» Фламмариона, «Огонь» и «Сталин» Анри Барбюса, «Одиночество» Николая Вирга, «На Востоке» Петра Павленко, «Остров пингвинов» Анатоля Франса «и множество других книг советских и зарубежных авторов» ^{1150}.