Предания старины глубокой

– Ты что с ума сходишь? Зачем из-за тряпок плачешь? Подумай, какой ты наносишь этим вред нашему ребенку. Если вор сделал тебе во вред на рубль, ты сама себе сделаешь на тысячу. Опомнись! – успокаивал ее Абуталиб. Тотчас же пришли лакские мужчины и принесли талоны, которые им дали на одежду.

– Эти талоны сейчас нам не очень нужны, купите все, что необходимо вам, мы готовы отдать последнее, лишь бы Мукминат не расстраивалась, лишь бы она, как прежде улыбалась нам, – успокаивали земляки, стали вспоминать о гораздо больших неприятностях, что приходится переносить людям. Когда гости разошлись, Абуталиб сказал:

– Наше счастье я держу в руках, как горящую свечу, боюсь, как бы случайное дуновение не потушило ее… Ах, негодяйка, воровка, которая осмелилась дунуть на мою свечу, попадись ты мне когда-нибудь!

Мукминат вспоминает, эти слова, сказанные Абуталибом самому себе, словно разбудили ее ото сна. Стала ругать сама себя за слезы. С тех пор она старалась скрывать все неприятности, чтобы его, не расстраивать. Потом оказывалось, и он от нее скрывал неприятность.

– Вот так душа моя заставляла меня шагать по жизни, пряча все плохое за спиной, перенося на своих плечах и преподнося на ладонях все хорошее, приятное. Встречаю я теперь молодых, что выдумывают всякие причины для ссоры: этого нет, того не хватает, делают бурю в стакане воды. А я им говорю, все у вас есть, нет только любви и жалости друг к другу. Истинная правда, когда между мужем и женой есть любовь и согласие, все и хватает и во всем везет.

Как-то беременная Мукминат спросила Абуталиба, кого бы он хотел, сына или дочь? Он ответил: “Какая разница, что бог даст, то и будет. Вообще-то на этот раз хотел бы сына, чтобы дать имя Магомеда”.

Родился сын и Абуталиб так сильно радовался, что Мукминат даже перепугалась, нельзя так сильно радоваться. Он любовался ребенком, что солнышком ясным, лелеял его на руках, боялся уронить, боялся, что его могут украсть, и с работы летел домой, быстрее хотелось увидеть своего малыша. Но вскоре ребенок заболел. Абуталиб бегал, искал врача или кого-нибудь, кто мог помочь малышу… Но так и не смогли найти медработника, чтобы обследовать ребенка. Первенец их умер.

“Ах, мой дорогой и несчастный брат! Только появился снова на свет, и второй раз умираешь!” – плакал Абуталиб.

Видя, как он убивается, Мукминат, хоть велико было горе ее – матери, старалась держаться и успокаивала Абуталиба.

Услышав о смерти малыша Мукминат, Эфенди упрекал жену: “Вот посмотришь, теперь она и сама умрет! Ты послала ее на мучения и несчастья на чужбине! Я предвидел все это!”

И мать написала письмо Мукминат, просила бросить все и ехать домой, а не ждать, пока отпустят Абуталиба. Когда его освободят, он тоже приедет. “Побыстрее возвращайся сама,” – умоляла мать.

“Как я могу бросить Абуталиба в такое тяжелое время? Кто его поддержит, кто поможет, если я уеду домой? Кто более чем он нуждается в этом. А если его мать нуждается в помощи, так вы там, в Караша, помогите ей сами, мы родственники ее, близкие соседи, если даже не считать, что сын ее мой муж…” – так писала Мукминат родителям и не поехала домой.

Она скрыла от Абуталиба требование матери, сказала, что дома переживают их несчастье, выражают соболезнование.

Если к заключенным приезжали родные – они непременно заходили к Мукминат, благодарили ее за участие к их близким.

В то время отменили талоны на одежду, и питание и можно было хоть и дорого, но купить самое необходимое в магазинах. Полегче жить стало людям. Заключенные теперь получали за работу больше. Мукминат научилась кое-как говорить по-таджикски и теперь ездила в Ленинабад на базар, покупала и себе, и другим все необходимое.

И снова запела Мукминат, как прежде. С тех пор, как Абуталиб узнал, что Мукминат снова ждет ребенка, он извелся, дрожа над ее здоровьем, предлагал поехать домой и там родить ребенка боялся, что в этих условиях и новый малыш может умереть.

Мукминат соглашалась вернуться, если доведется случай отправиться в Дагестан с одним из земляков. Одна ехать боялась, а мужа даже до Ленинабада не отпускали.

Никто из Дагестана так и не приехал, и второго ребенка она родила в той же хибаре. Снова родился сын. Назвали его Махмудом, в честь отца Абуталиба. Было решено: когда ребенку будет несколько месяцев, Мукминат уедет с ним домой.

Однажды явились на рудники сотрудники милиции и многих заключенных забрали в Ленинабад, в том числе – Абуталиба.

Ждала его несколько дней Мукминат, думала вот-вот вернется. Но шли дни, его не было, не вернулись и его товарищи. Некого даже было спросить, что случилось. Тайком от начальства съездил Газимагомед в Ленинабад. Узнал, что забрали их для следствия, будут судить, а потом может быть и освободят вовсе, когда узнают, что нет за ними никакой вины.

По настроению Газимагомеда и его состоянию Мукминат поняла дело обстоит не так просто, как он рассказывает. Она потеряла сон, извелась от переживаний. У нее стало пропадать молоко, а раз молока нет, чем кормить ребенка? Коровье молоко тоже невозможно достать.

Однажды Мукминат решилась и, оставив ребенка у знакомых, поехала в Ленинабад, разузнать все и хоть душу успокоить. В Ленинабаде много приезжих из Дагестана, были они из разных мест, но все хлопотали за своих близких, заключенных в тюрьму. Передач в тюрьме не принимали, свиданий не разрешали. Единственное смогли узнать: все их дела, как бывших военнопленных, переданы военному трибуналу. Вернулась Мукминат еще более подавленной.

Много раз после этого ездила Мукминат в Ленинабад в надежде хоть что-нибудь услышать или узнать. Но никто ее и слушать не собирался.

Мукминат вспоминает: “До сих пор я не знала, что я сама такая беспомощная, не приспособленная к жизни, а мой голос настолько слаб, что его не слышат ни милиция, ни следователи; ни тюремное начальство. Мои заявления ни до кого, ни доходили, никто на них не отвечал. Все, к кому я обращалась – были глухи и слепы. “И все же умудрилась она послать ему передачу. Из тюрьмы Абуталиб передал через кого-то записку и велел в ней забрать ребенка и ехать домой, а не ждать, пока его вопрос решится. Но Мукминат не могла уехать, она ждала определенного конца.

Через три месяца был суд. Всем заключенным присудили по двадцать пять лет тюремного заключения. Вместе с Абуталибом судили еще четырех лакцев: Гусейна Амирханова из селения Цийша, Давуда из селения Шуни, Сайгида Курбанова из селения Кара и Абдулла из Халакар. Все такие же без вины виноватые, как Абуталиб.

После суда разрешили увидеться с Абуталибом, но только через окошко. Абуталиб успокаивал Мукминат, что правда восторжествует, судили-то их неправильно. Просил ее держаться стойко и как можно скорее уехать домой, и сберечь сына. “Письмо напишу уже в селение с того места, куда отправят,” – говорил муж.

Ей стало немного легче, когда увидела Абуталиба, он ее успокоил, подбодрил и по дороге домой, на рудник, она строила планы, еще раз навестить Абуталиба, передать ему необходимые вещи, а затем уехать. Дома ее ожидал Газимагомед.

– Всех нас, – кто был в плену, собираются судить, – сказал он тревожно, – все, кто могут бежать, бегут отсюда, я бы тоже убежал, но не могу тебя оставить одну. Немедля собирайся в дорогу и попроси, чтобы отпустили меня проводить тебя хотя бы до Ленинабада, а там посмотрим, как сложатся обстоятельства.

Мукминат послушалась его, собрала в дорогу только самое необходимое, много нужных вещей, одежды и утвари пришлось бросить. Как везти что-нибудь, имея на руках ребенка. На утро, попросив разрешение отпустить Газимагомсда, проводить ее до Ленинабада, Мукминат выехала из рудника. В Ленинабаде Газимагомед быстро достал билеты на поезд до Красноводска, и сам тоже поехал с ней. Но, когда сели в вагон, предупредил, что его могут искать, и потому он будет прятаться.

В Красноводске Газимагомед посадил ее на пароход, а сам остался на берегу, сказал, что теперь пойдет, куда глаза глядят. И после этого Муктминат не видела его, не слышала о нем ничего.