Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви

Замыслы уничтожить старообрядческую Иерархию

Если бы в России в это время господствовала и вершила всеми делами великой страны одна лишь синодальная власть, то старообрядцам снова пришлось бы бежать в леса и горы, на далекие окраины и за всякие рубежи, как это было в XVII столетии, ибо власть эта и теперь, на рубеже двадцатого века, готова была снова воплотить в жизнь, в убийственную действительность, ее старый, до сих пор никаким актом не отмененный догмат: "Инаго врачевания на еретиков несть, токмо смерть". Но такому "врачеванию" мешало самое время: и в России тогда уже раздавались сильные и авторитетные голоса о свободе, и прежде всего о свободе совести, веры, религии. Даже менее радикальные меры, как это догматическое "врачевание", встречали на своем пути всякие препятствия. Общественное мнение России, некоторые даже правительственные круги и верхи, судебные установления во главе с Сенатом и светская печать были не на стороне Синода и его драконовских мероприятий и замыслов и по возможности облегчали жуткое положение старообрядцев, придерживаясь при этом буквы и смысла закона 3 мая 1883 г. Не было бы этих облегчений, существование старообрядчества было бы еще более тяжким и совсем невыносимым. Следует с благодарностью отметить в нашей истории сенатские решения тогдашнего времени по двум самым кардинальным вопросам старообрядческого существования: а) о браках и б) о молитвенных домах. Браки никак нельзя было узаконить, а молитвенные дома устраивать. Сенат же признал по одному судебному делу старообрядца, дошедшему в кассационном порядке до сенатского решения, браки старообрядцев законными, хотя бы они и не были записаны в полицейские метрические книги. По этому делу выступал в качестве докладчика знаменитый сенатор А.Ф. Кони: канонически и богословски вооруженный, он доказал, что брак по существу является действительным и законным не потому, что он вписан в метрики или полицейские книги, - эти акты лишь совершаются бракотворцами, - а оттого, что пара людей, жених и невеста, по взаимному согласию и с надлежащего благословения и освящения заключили между собою брачное соединение на всю свою жизнь. А это именно и совершается в старообрядчестве. Стало быть, браки старообрядческие действительны и законны [414]. Решение Сената избавило старообрядцев от полицейских мытарств и всяких при этом издевательств и унижений.

О молитвенных старообрядческих домах было несколько сенатских решений: по делам старообрядцев Рябинина, Тулупова и, особенно, Сорокина. Сенат разъяснил, что "разрешение министра внутренних дел требуется только для молитвенных домов, особо предназначенных для общественных богослужений и находящихся в отдельных зданиях". Что же касается жилых и частных домов, то в них могут устраиваться молитвенные помещения без всякого разрешения. Этим сенатским разъяснением и стали пользоваться старообрядцы, а судебные власти руководствоваться, посему многочисленные привлечения старообрядцев к ответственности за самовольное устройство молитвенных помещений в жилых домах часто кончались их оправданием [415], что тоже приводило в ужас синодскую власть и в особенности миссионеров, которые главным, если не исключительным образом и являлись на местах доносчиками на старообрядцев и их обвинителями. Синод решил покончить с этими сенатскими препятствиями, как и с самим законом 1883 г., и добиться у государя новых стеснительных узаконений по старообрядчеству. К этому походу Победоносцев сумел привлечь и московского генерал-губернатора, каковым в то время был великий князь Сергей Александрович.

Пятого февраля 1900 г. августейший губернатор представил императору Николаю Александровичу "всеподданнейшую записку", в которой описал свою борьбу с московским старообрядчеством, во исполнение "требований статс-секретаря Победоносцева и самого св. Синода". Они требовали выслать из пределов Московской губернии старообрядческого архиепископа Савватия. Но как его выслать? За что? За какую такую страшную вину? "Исполнить таковое требование св. Синода я не признал себя вправе, - докладывает государю Сергей Александрович, - во-первых, потому, что административная высылка Савватия могла состояться только на основании положения об охране, под которое подобная высылка, по моему мнению, подведена быть не могла, а, во-вторых, потому, что признавал несправедливым применение карательной меры к одному только московскому епископу, в то время как более двух десятков лиц, именовавших себя также епископами, в разных местностях России не подвергались стеснениям и ограничениям в праве жительства". Однако, великий князь придумал, как выйти из этого положения: он потребовал у архиепископа Савватия подписку не именоваться духовным званием, полагая, что если он откажется дать таковую, то привлечь его к ответственности за сопротивление власти, а если даст и будет все-таки служить по-архиерейски, то тоже привлечь его к ответственности за обман и за ослушание власти. Савватий дал требуемую подписку. Но старообрядческий Собор, на основании 62-го апостольского правила, совсем устранил его от кафедры и возвел на нее нового архиепископа, Иоанна. "По имеющимся сведениям, - как сообщал царю Сергей Александрович, - более энергичного и стойкого, но что теперь делать?" - недоумевал великий князь. Далее он докладывал, что как только вступил в должность московского генерал-губернатора, 29 августа [416] 1891 г., то немедленно дал полиции распоряжение, чтобы "отнюдь не допускать в Москве одновременного пребывания более одного старообрядческого архиерея", это предпринято в тех видах, чтобы не собирались в Москве Соборы старообрядческих епископов. Мера эта, "поначалу принятая вполне сочувственно обер-прокурором Синода", послужила, однако, к усилению власти московского старообрядческого архиепископа, что вызвало тревогу у Победоносцева и большое огорчение. Поэтому великий князь 12 октября 1899 г. издал новое распоряжение по всей московской полиции: "...иметь неослабное наблюдение, чтобы в Москве не проживало более двух раскольнических иереев одновременно, с подтверждением, что за допущение в Москву третьего епископа виновные будут подвергнуты строгому взысканию". Не ясно из этого нового распоряжения, кто же именно будет подвергнут наказанию - этот ли третий старообрядческий архиерей или вся московская полиция, все ли несколько тысяч городовых Москвы или только приставы и обер-полицмейстер. Все же августейший генерал-губернатор был в большом затруднении в этой стратегической войне против старообрядческой иерархии [417] и посему предлагал "установить:

а) воспрещение собираться в Москве и в Московской губернии на старообрядческие соборы и

б) ответственность за нарушение этого запрещения".

В записке своей Сергей Александрович обратил внимание на сенатское решение по делу старообрядца Сорокина, привлеченного к суду за устройство в своем доме молитвенного помещения. Это решение послужило "всемерному развитию старообрядческих молелен" и "ставит местную власть в положение крайне затруднительное" [418].

По поводу этой "всеподданнейшей записки" состоялось тогда, в 1900 г., в феврале месяце в Петербурге "Особое совещание" во исполнение Высочайшего повеления, последовавшего на этой же записке. В совещании участвовали следующие лица: великий князь Сергей Александрович, министр юстиции Муравьев и министр внутренних дел Сипягин, под председательством обер-прокурора Синода Победоносцева. В основу обсуждения положена была вышеизложенная княжеская записка и поставленные в ней вопросы. Открыв совещание, Победоносцев сделал краткое "обозрение мер государственных со времени Петра Великого, направленных к обузданию раскола как противника государственной власти". С особым удовольствием он подчеркнул, что "император Николай Павлович ясно понимал и прозревал всю опасность раскола и для церкви, и для государства и потому им был принят целый ряд мер внешнего и внутреннего воздействия на раскольническую среду". Однако раскол после сего "обзавелся своей самочинной иерархией" и под ее управлением "организовался уже, представляя собою враждебную церковь посреди церкви в государстве". И может статься, - запугивал Победоносцев Особое совещание, - что раскол провозгласит своего архиепископа патриархом и добьется признания его со стороны Константинопольской патриархии: "Тогда и для церкви нашей и для государства возникает такая опасность нового разряда, с которой трудно будет управиться". В виду сего Победоносцев находит необходимым, "пока еще не поздно, принять со стороны государственной власти решительные меры для устранения великого народного соблазна от возникшей и действующей обманом лживой иерархии". Фактов ни обмана, ни лживости синодский обер-прокурор, конечно, не представил, и представить не мог. Первым после него говорил министр юстиции. Он также находил "необходимым принять целый ряд систематически задуманных и твердо проведенных мер воздействия на усиливающийся раскол". Но указал в этой "борьбе" на многие препятствия. Преследование старообрядческих священнослужителей за присвоение себе иерархических наименований бесцельно, потому что строго законом не наказуемо, а отобрание подписки не именоваться этими званиями "не обставлено юридической санкцией". Для этого нужен новый закон или исключительные мероприятия по высочайшему повелению. Воспрещение "раскольническим иерархам выезжать из мест своей приписки" "не согласно с законом 3 мая 1883 г." и для такого воспрещения требуется новый "ограничительный закон". Также не согласно с законом и воспрещение старообрядческим архиереям съезжаться на их соборы, так как указанным законом дозволяется им отправлять все свои "духовные требы", а соборы - это духовная потребность. И тут "нужен новый ограничительный закон". Не противоречит закону и "ношение священнических одеяний" старообрядческими духовными лицами, ибо оно не значится "в числе публичного оказательства раскола" и запрещение его "не имеет юридической санкции". Что же касается высылки "раскольнических" архиереев из Москвы или воспрещения им пребывания в столице и вообще выезда из мест их жительств, то это "по действующему закону невозможно ни в смысле положения об охране, ни в смысле расширившего этот закон Высочайшего повеления (7 декабря 1895 г.)". И в этом деле "нужно особое Высочайшее повеление". Также и "разъяснения Сената о том, что для устройства молельни, хотя и в особом помещении, но и соединенном с жилым, не требуется разрешения администрации и потому таковое устройство не наказуемо, едва ли противореча духу и букве закона 3 мая 1883 г." Поэтому и в этом вопросе нужен "новый ограничительный закон". Министр юстиции разъяснил юридическое положение и старообрядческих Кладбищ в Москве, Рогожского и Преображенского, что они - "законносуществующие установления" и могут приобретать на свое имя всякое имущество и капиталы. Стало быть, и в этом деле требуется "издать новый закон". Словом, г. министр юстиции Н.В. Муравьев доказал, что решительно ничего старообрядцы не делают противозаконного и преступного. Они твердо стоят на незыблемой почве закона. И хотя министр в каждом пункте своих разъяснений указывал на необходимость издания новых ограничительных законов, он в заключение отметил и "необходимость во всем этом иметь в виду обоюдоострый характер репрессивных мер в вопросах религиозных верований раскольнических масс и соблюсти осторожность". Указал, что "приходится иметь в виду и начала веротерпимости, положенные в основание закона 3-го мая". Наконец, нельзя забывать и того, что "раскольники в огромном количестве верноподданные русские люди и что излишние стеснительные меры способны вызвать фанатизм, озлобление и вражду к правительству".