Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви

Первый миссионерский съезд за этот период, состоявшийся в Киеве [...], требовал прежде всего покончить со всеми дарованными старообрядцам свободами, а уже на следующем всероссийском миссионерском съезде, состоявшемся в 1910 г. в г. Иркутске, раздалось новое оглушительное требование, чтобы правительство признало: "На Руси теперь нет раскола и старообрядчества, а есть еретичество и вещеверие" [667]. Миссионерство пыталось подвести все старообрядчество под запрещенную секту и таким образом лишить его всякого права на существование. Полностью этого достигнуть оно не смогло, но на местах причиняло много вреда и всяких пакостей старообрядцам. Под его братоненавистническим влиянием находилось и сановитое духовенство, которое так яростно и неистово нападало в законодательных палатах на старообрядческий законопроект и в особенности - на старообрядческую иерархию. Даже такой архипастырь господствующей церкви, как Волынский архиепископ Антоний (впоследствии Киевский митрополит, а в эмиграции - председатель Синода зарубежной церкви), который, как мы видели выше, склонен был признать старообрядческую иерархию преемственно-апостольской, обратился в 1912 г., к старообрядцам с нарочитым "пастырским посланием". Чего только нет в этом архипастырском творении! Святое причащение старообрядцев обзывается здесь "пищею демонов", священство их уподобляется детской игре. Вере их приписываются разного рода нелепости, вроде того, что старообрядцы будто бы исповедуют рождение Пресвятой Богородицы без семенного зачатия. Сдобрил свое послание архиепископ Антоний политическим вздором и всякими вымыслами. Все оно написано в цирковом тоне, местами кощунственном, страдающем грубым атеизмом [668]. Другой видный архипастырь господствующей церкви, непременный член Синода, епископ Никон, еще резче нападал на старообрядчество. "Руки прочь! - кричал он на более видных старообрядческих деятелей. - Довольно с вас и того, что дана вам свобода иметь свои школы". Была бы возможность, Никон отобрал бы от старообрядцев и эту свободу. Чтобы враждебно настроить к старообрядчеству и государственную власть, этот архипастырь настойчиво утверждал в своих печатных нападках на старообрядцев, что они будто бы не молятся за русского царя [669].

В том же 1912 г. Общество донских врачей праздновало в г. Новочеркасске закладку здания для врачебно-благотворительных учреждений Общества. Был приглашен на это торжество в качестве гостя и старообрядческий епископ Донской епархии Геннадий. Но он не мог быть на этом торжестве по причине поездки по епархии. Богослужение совершил новообрядческий архиерей Гермоген. За состоявшимся после молебствия обедом он выступил с обличительной речью, в которой бестактно и неприлично нападал на отсутствующего старообрядческого епископа, дерзко обзывая его самозванцем и сравнивая его в злую насмешку с урядником, величающим себя наказным атаманом. Возмущенные такой речью, устроители торжества дали надлежащий отпор Гермогену. Торжество, однако, было уже испорчено [670].

Было немало и других подобных выступлений архипастырства господствующей церкви в "золотой" период старообрядческой истории. Ректор костромской семинарии в речи, произнесенной для воспитанников своих, отстаивал тезис: "Всех отступников от господствующей церкви казнить смертной казнью" [671]. Догмат "казнения еретиков", в свое время так откровенно канонизированный в знаменитой книге "Камень веры" митрополита Рязанского Стефана [672], был весьма живучим и в XX в., и им все еще пропитывали разум и души воспитанников духовных семинарий "православной" церкви. А когда Освященный Собор древлеправославной Церкви поставил на обсуждение вопрос о канонизации старообрядческих мучеников, в свое время пострадавших от этого душеубийственного догмата, то правительство не разрешило старообрядцам даже обсуждать этот вопрос. Когда же на Всероссийском Съезде старообрядцев 1913 г. председатель объявил, что поступил на Съезд доклад о постановке святого креста на месте сожжения протопопа Аввакума, в Пустозерске, то присутствоваший на Съезде представитель власти категорически заявил: "Я не допускаю чтения этого доклада, не допущу и обсуждения его". Далее, на том же Съезде, он не разрешил ни обсуждать, ни огласить и другой доклад - о сооружении памятника-часовни на могиле старообрядческих мучениц в г. Боровске боярыни Морозовой и княгини Урусовой [673] . Дело о водружении святого креста на могиле священномученика Аввакума вышло весьма позорным для тогдашнего правительства. Оно не только не разрешило поставить святой крест на месте сожжения этого великого борца за святую Русь и за древлеправославную Церковь, не препятствуя в то же время ставить кресты над могилами всякого рода преступников, включительно до убийц и даже цареубийц, но варварски разбило на тринадцать частей металлическую дощечку, предназначенную к прикреплению ко кресту. На ней только значилось, что сей святой крест водружен по постановлению Всероссийских Съездов старообрядцев. Как видно из возвращенных кусков разбитой дощечки, ее разбивали в Министерстве просто топором, стараясь рассекать по строчкам, чтобы не было возможности прочесть их [674]. В этом жутком акте выразилась страшная, демоническая вековая ненависть никонианства к древлеправославию и к его святым и славным исповедникам, страдальцам и мученикам. Но в нем, как увидим ниже, выразилось и нечто символическое, пророческое.

Вышеизложенные факты и деяния, лишь кратко нами отмеченные и далеко не все, производили во всем многомиллионном старообрядчестве угнетающее состояние. Вышеупомянутый Всероссийский Съезд старообрядцев 1913 г. назван в старообрядческой журналистике "Съездом печали и горя, стонов и плача старообрядцев". "О войне с внешним врагом тогда никто и не думал, - замечает журнал "Церковь", - и без него над нашей жизнью нависли такие тучи удушливых газов, что речи некоторых участников Съезда звучали, как предсмертный стон умирающих людей" [675]. На том же Съезде председатель его, Д.В. Сироткин, заявил: "Мы, старообрядцы, находимся теперь в худшем положении, чем были раньше, до объявления в России религиозных свобод: прежде удовлетворяли наши ходатайства, теперь отказывают нам во всем" [676]. Да еще и гораздо раньше - на Съезде 1908 г. - председатель его [...] с горечью восклицал: "Мы, в своей родной стране, которую мы сами созидали и в которой мы, хозяева, вынуждены просить себе, как милости, прав на существование. Ведь это ужасно!" [677] Все чаще и чаще стали появляться в старообрядческой печати статьи под тяжело-грустными титулами: "Зловещие тени", "Нависают зловещие тучи", "Жалкие крохи", "Могила религиозной свободы" и т.д. Некоторые статьи такого рода возвышались до прозорливости. "Наша свобода в могиле, - говорится в одной из таких статей, - вот где только разрешается нам самое свободное исповедание нашей веры и самая широкая и даже безнаказанная ее проповедь. Но... не себе ли роют могилу враги свободы" [678]. Многих старообрядцев в то время волновало предчувствие каких-то неизбежных катастрофических событий. На Всероссийском Съезде 1913 г. П.П. Рябушинский заявил: "Если не наступит день правды, то настанет день необходимости" [679] . "Историческая волна подкатывает нас к каким-то событиям, скрытым в великой тайне будущего, - писал журнал "Церковь" в том же году. - Что Бог нам даст, то и получим. А пока нас к чему-то приготовляют. И нам нужно быть готовым" [680]. Еще в 1910 г. тот же журнал писал: "Трудно отвечать за будущее. Оно всегда так таинственно и загадочно и так часто дарит нас неожиданностями, иногда очень оглушительными, страшными своими ударами и катастрофами" [681]. Это будущее очень скоро наступило, именно в 1917 г., когда разразилась великая всероссийская революция, залившая кровью всю великую страну.