Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы)

— А он этого не сделал. Почему он не смог это сделать?

— Он не столько не смог, сколько не захотел.

— Почему же?

— Ельцин — это человек, который сразу же чувствует определенные осложнения и старается не обострять ситуацию. Президент всегда верит в добрую волю людей…

— …Накануне съезда, — продолжает Полторанин, — Хасбулатов сказал Президенту: «Если вы не уберете Полторанина, мы разгромим всю команду Гайдара».

— А Ельцин?

— Спросил мое мнение. Естественно, он не собирался увольнять меня. Это я вытащил его из трудного положения, заявив, что надо сделать все возможное, чтобы спасти правительство Гайдара. Тогда я представил новый вариант реформы министерства и сказал президенту: настало время осуществить нашу идею. Ельцин подписал указ. Я подал в отставку, а он сказал на встрече с группой главных редакторов газет: «Запомните, я не предаю своих людей»…».

Такое вот интервью.

Как мы помним, осенью 1992-го между Ельциным и Хасбулатовым в самом деле случился острый конфликт в связи с попытками спикера превратить Управление охраны объектов высших органов власти и управления РФ в собственную гвардию. Ельцин квалифицировал его как «незаконное вооруженное формирование» и расформировал своим распоряжением. Если Полторанин имел в виду именно эту историю, то в его изложении она совпадала с действительностью лишь отдельными штрихами и контурами.

Естественно, противники президента сразу же ухватились за эту публикацию. Сама «Российская газета» сопроводила перепечатку послесловием в духе той же «собачьей должности»:

«Ну что тут скажешь?.. Очевидно, Михаил Никифорович, давая это интервью, находился в том же состоянии, в каком пребывала посленовогодняя Москва. Впрочем, его развязности, политической безответственности, авантюризму нет предела. В этом убедилась уже не только Москва…»

На открывшейся в тот же день сессии ВС один из лидеров оппозиционного парламентского блока Владимир Исаков «выразил недоумение» по поводу интервью. А Хасбулатов без обиняков заявил:

— Может, нам закрыть Федеральный информационный центр, а переданные ему финансовые средства перечислить в федеральный бюджет?

Хасбулатов прекрасно знал, что за ФИЦем, за Полтораниным стоит президент. Так что, нанося удары по этой организации (только-только созданной!), небрежно предлагая ее закрыть, он наносит их по Ельцину, прямо бросает ему вызов.

Уже на следующий день «Радио России» процитировало разъяснение пресс-секретаря Полторанина по поводу интервью в «Уните». По ее словам, «многие части этого интервью были искажены газетой», «неточную версию высказываний Полторанина опубликовала и «Российская газета».

18 января последовало разъяснение самого Полторанина. Он сделал его на пресс-конференции в гостинице «Славянская». Разъяснение было не очень внятным. Руководитель ФИЦ утверждал, что корреспондент «Униты» не очень точно перевел его слова на итальянский; искажения были допущены и при обратном переводе на русский; на самом деле он не говорил про государственный переворот, который будто бы прошлой осенью собирался осуществить Хасбулатов при поддержке силовых министров. В то же время, по словам Полторанина, западные журналисты вообще сплошь и рядом весьма вольно толкуют высказывания политических деятелей, у которых берут интервью, — «это норма их работы», — и все относятся к этому спокойно. Пора и нам усвоить такое «цивилизованное» отношение к публикациям в прессе.

Полторанин также сказал, что у него имеется кассета с оригинальной записью его интервью. Казалось бы, лучший способ отбить все нападки — публично озвучить эту запись. Однако подобного озвучивания почему-то не произошло.

Впрочем, итальянский интервьюер Полторанина Серджио Серджи заявил, что у него тоже есть запись интервью и что все опубликованное в «Уните» соответствует тому, что сказал его собеседник. Журналист добавил также, что он сравнивал оба текста — в «Уните» и «Российской газете» — и «не заметил грубых ошибок».

Скандал вокруг интервью разрастался. 21 января на заседании Верховного Совета депутаты собрались дать поручение Генпрокуратуре проверить достоверность фактов, изложенных в интервью Полторанина, однако выяснилось, что два дня назад Генпрокуратура уже начала такую проверку по собственной инициативе, «на предмет возбуждения уголовного дела». Справилась она с этой задачей менее чем через месяц. 18 февраля генпрокурор Валентин Степанков доложил парламенту, что в результате тщательного расследования, материалы которого составили несколько томов, выяснилось: обвинение в адрес спикера о подготовке им государственного переворота, содержащееся в публикации «Униты», не подтвердилось. В принципе, по словам Степанкова, может быть поставлен вопрос о привлечении соответствующих лиц за оскорбление и клевету.

При этом, правда, генпрокурор не исключил, что «смысл слов» Полторанина мог быть искажен (по-видимому, руководитель ФИЦа не предъявил запись интервью даже следователям). Однако Серджио Сержи, выступая на следующий день по радио «Эхо Москвы», вновь подтвердил: опубликованный в «Уните» текст точно соответствует тому, что говорил Полторанин.

По итогам расследования спикер сделал некий благородный жест — отказался преследовать своего врага в судебном порядке. Не то что бы проявил особое великодушие — просто всем показал: не царское, мол, дело возиться с какими-то червяками, есть дела поважнее.

Что стояло за этим странным интервью, которое, по всему раскладу, в тот момент больше очков, пожалуй, принесло противникам президента, чем его сторонникам? Полагаю, оно не было совсем уж бессмысленным и непонятным. Думаю, это была своеобразная форма предупреждения людей. Предупреждения о том, что заговор, попытка переворота вполне реальны. В сущности, Полторанин повторил тот же самый «литературный» прием, к которому несколько ранее в Стокгольме прибег Козырев. И тот, и другой случай показывают, насколько велика в те дни была тревога: это висело в воздухе — вот-вот что-то такое должно случиться, какое-то несчастье, какая-то беда. И тревога не напрасная: почти все, о чем сказал Полторанин в своем интервью 5 января (в этот день состоялась сама беседа), сбылось всего лишь через девять месяцев. Были и вооруженные отряды, действующие в том числе и по приказу спикера, и попытка захватить наиболее важные объекты, и ненадежные силовые министры, и почти полное отсутствие предварительной информации о смертельной угрозе со стороны спецслужб… Разве что «чеченская тема» оказалась у Полторанина несколько преувеличенной.

Что касается ФИЦа, «закрыть» его, естественно, не удалось. 20 января Ельцин своим распоряжением утвердил Положение о Федеральном информационном центре и его структуру, а 27 января назначил двух первых заместителей Полторанина — Владимира Володина и Сергея Юшенкова. Сами эти фамилии, особенно фамилия Юшенкова, свидетельствовали о демократической и прореформаторской ориентации новой организации.

Несмотря на сорвавшуюся попытку уничтожить ФИЦ в зародыше, яростные наскоки на него и его руководителя, понятное дело, продолжались и в дальнейшем.

«Гражданский союз» заигрывает

с Хасбулатовым

К вновь набирающему силу хору критиков Ельцина присоединились и руководители «Гражданского союза». 16 января на пресс-конференции они сообщили, что мирное соглашение, заключенное на VII съезде, не выполняется, и вину за его срыв возложили на президента и его окружение.

Тут, пожалуй, стоит сказать несколько слов об этом политическом блоке — «Гражданский союз».

По мере того, как накалялись страсти в противостоянии между исполнительной и законодательной властью, у политиков, прямо не участвовавших в этих боях, но желавших тем не менее участвовать в общественной жизни, все популярнее становилось слово «центризм». Мало кто знал, да и теперь знает, что конкретно оно означает. Подлинный центризм, наверное, возможен лишь в сформировавшейся, устойчивой политической системе. Там центристы — это политики, занимающие срединную нишу между левыми и правыми. И соответственно, исповедующие определенную идеологию — идеологию центризма. Но в России устойчивой политической системы не было. Напротив, осуществлялся стремительный, конфликтный переход от социалистического государственного устройства к его антиподу — демократическо-рыночному. У того, кто чересчур осторожничал, под предлогом своего «центризма» не примыкал ни к реформаторами, ни к антиреформаторам, не было шансов на особые политические дивиденды. (Это потом, при Путине, так называемые «центристы», а попросту чиновники, послушные Кремлю, оказались в наиболее выгодном положении.) Так что внутри «центристских» организаций постоянно действовали центробежные разрывные силы, усиливаемые внешним притяжением противоположных политических полюсов. Рано или поздно — некоторые уже на самых ранних этапах — эти «мудрейшие из мудрейших» вынуждены бывали примкнуть к одной из воюющих сторон.