Загадка XIV века

Боккаччо почувствовал, что тучи сгущаются, и от добродушного, жизнелюбивого «Декамерона» перешел к жесткой сатире на женщин в едком памфлете «Корбаччо». Прелестная женщина из прежних его рассказов превращается в жадную гарпию, интересующуюся только тряпками и любовниками, она готова вступить в греховную связь со слугой или с черным эфиопом. Затем Боккаччо выбрал еще одну унылую тему — как после великих исторических побед из-за собственной гордыни и глупости люди лишаются счастья и богатства и впадают в нищету.

«Таковы времена, мой друг, в которые мы пали», — согласился Петрарка в письме к Боккаччо от 1366 года. Земля, писал он, «возможно, лишилась настоящих людей, но никогда еще не было на ней столько порока и столько порочных существ».

Пессимизм был нормальным настроением средневековья, поскольку человеку внушали, что он греховен с рождения и ему необходимо спасение, но во второй половине столетия эта тема звучала все настойчивее, и разговоры о приходе антихриста затевались все чаще. Все верили, что существуют спекуляторы, или разведчики, они отыскивают признаки, которые свидетельствуют о приближении конца света. Этого события ожидали со страхом и с надеждой, так как антихрист в конце концов должен быть повержен. Армагеддон принесет царство Христа и новую эру.

ГЛАВА 12

ДВОЙНОЙ АЛЬЯНС

Поскольку, судя по всему, дело шло к возобновлению войны между Францией и Англией, Ангерран, по милости своей английской супруги, оказался в двусмысленном положении. Он не мог выступить против тестя, вассалом которого являлся, а с другой стороны, он был ленником собственного правителя — короля Франции.

Карл резко возражал против провозглашения независимости, на которой настаивали гасконские феодалы. Стараясь подготовить тщательно продуманное оправдание для возобновления войны, Карл попросил официального мнения видных юристов из университетов Болоньи, Монпелье, Тулузы и Орлеана. Неудивительно, что они ответили так, как и требовалось королю. Карл пригласил в Париж Черного принца с тем, чтобы тот ответил на выдвинутые против него жалобы. «Свирепо взглянув» на гонцов, принц ответил, что с радостью приедет, «только на голове моей будет шлем, и со мной за компанию явятся 60 000 человек». После такого заявления Карл тотчас объявил его нелояльным вассалом, денонсировал договор в Бретиньи и в мае 1369 года объявил войну.

По мере развития событий феодалы, служившие обоим королям, «были сильно обеспокоены… в особенности господин де Куси, ибо его это сильно задевало». Положение Ангеррана было и в самом деле затруднительным: он должен был служить обоим монархам, вступившим в войну друг с другом; вассал, по словам Боне, обязан воевать за того феодала, которому он присягнул раньше, и послать вместо себя человека, который будет воевать за другого феодала — это было хитроумное, но затратное решение. Эдуард не смог уговорить де Куси бороться против собственного короля, но было ясно, что если он станет воевать за Францию, то большие владения Ангеррана как лорда Бедфорда будут конфискованы, а возможно, и земли Изабеллы.

Первым намерением Ангеррана было уехать, отправиться за габсбургским наследием — материнскими землями, находившимся за Юрой со швейцарской стороны Эльзаса; эти земли намеревались присвоить себе кузены де Куси, австрийские герцоги Альберт III и Леопольд III. На гербе де Куси 1369 года имеется щит, разделенный на четверти австрийским оружием, сделано это в той же манере, что и герб, который разделил французским оружием король Эдуард, давая знать тем самым о своих притязаниях на французскую корону. Фигурка на гербе, без лица, около двух дюймов в высоту, необычной позой отражает гордыню, которой дышит и девиз де Куси. В отличие от типичных гербов аристократов, на которых присутствовало изображение рыцаря, мчащегося с поднятым мечом на пущенном в галоп коне, рыцарь на гербе де Куси стоит неподвижно, на нем боевое облачение, забрало опущено, он суров и строг, в правой его руке меч, опущенный на землю, в левой руке — щит. Такая редко встречающаяся фигура означала регентство или королевское происхождение, и во времена де Куси ее изображение можно было увидеть на оружии герцогов Анжуйского, Беррийского и Бурбонского. Прямая неподвижная фигура в той или иной форме, иногда в шлеме со спускающимся на плечи плюмажем, оставалась на гербах де Куси на протяжении всей его жизни.

В сентябре 1369 года с небольшой свитой из рыцарей и смешанным отрядом воинов из Пикардии, Бретани и Нормандии де Куси въехал на имперскую территорию Эльзаса. Примерно в это же время Изабелла вернулась в Англию с дочерьми, то ли для того, чтобы защитить свои средства, то ли чтобы проститься с матерью, умиравшей в Виндзоре, а может, и по обеим этим причинам. Смерть доброй королевы Филиппы в августе 1369 года имела историческое значение, она заставила Фруассара вернуться во Францию, к французским покровителям (одним из которых был де Куси) и к французскому взгляду на развивающиеся события.

В Эльзасе де Куси заключил договор с графом Монбельяром на сумму в 21 000 франков, эти деньги понадобились ему для борьбы с Габсбургами. В обращении к жителям Страсбура и Кольмара он опроверг какие-либо враждебные намерения относительно этих городов и сообщил о своем праве на наследство. Как свидетельствуют факты, обращение де Куси было отвергнуто. Некоторые говорят, что австрийские герцоги переманили графа Монбельяра на свою сторону, другие утверждают, что 30 сентября Карл V срочно вызвал де Куси к себе — король хотел, чтобы Ангерран принял участие в войне против Англии. Де Куси, должно быть, объяснил королю причину, вынудившую его держать нейтралитет, во всяком случае, в следующие два года о нем ничего не слышно, за исключением единственной ссылки.

Эта ссылка находит де Куси в Праге. Судя по документу, датированному 14 января 1370 года, он послал 40 фунтов стерлингов из своих английских доходов сенешалю, канонику де Роберсару. Поездка в Прагу была естественным способом добиться императорского влияния на Габсбургов в деле о наследстве. Позже Фруассар поведает, что де Куси часто жаловался императору на нарушение своих прав, и тот признавал правоту Ангеррана, однако не мог «выдворить герцогов из Австрии, потому что они там находились под сильной вооруженной охраной».

После документального пробела длиною в двадцать два месяца мы наталкиваемся на письменное свидетельство, судя по которому де Куси находится в Савойе. Вместе со своим кузеном «зеленым графом» он выступал против нескончаемой толпы противников этого аристократа. В 1372–1373 годах они оба на службе у папы воевали против Висконти.

Со времен падения Римской империи и переезда папского престола в Авиньон в высококультурной Италии воцарился политический хаос. В итальянских городах процветали искусства и торговля, сельское хозяйство развивалось там быстрее, чем в других странах; итальянские банкиры наращивали капиталы и захватили финансовую монополию в Европе. Тем не менее борьба фракций не прекращалась: одни хотели усиления власти императора, другие боролись за ограничение власти императора в пользу папы. Стремясь навести в стране порядок, гвельфы и гибеллины превратили Италию в страну деспотов. Города-государства, некогда выступавшие за республиканскую автономию, стали жертвами Малатесты и Висконти, управлявшими по праву силы, а не по праву рождения. Угодливую по отношению к тиранам страну — за исключением Флоренции, а также Венеции, являвшейся независимой олигархией, — Данте сравнивал с распутницей и с рабыней. Ни один народ, кроме итальянцев, не говорил так много о создании и объединении государства и при этом ничего не делал.

Из-за подобной обстановки в Италии нашли применение своим навыкам иностранные кондотьеры. Они не были связаны вассальными обязательствами и служили за деньги, кормили их войны, потому-то бандиты и продлевали последние всеми способами, а страдало при этом несчастное население. Торговцам и пилигримам приходилось нанимать вооруженную охрану. По ночам люди крепко-накрепко запирали городские ворота. Настоятель монастыря возле Сиены переезжал в город по два и по три раза в году со всеми пожитками «из страха перед этими вольными ротами». На торговца из Флоренции, проходившего мимо захваченной горной деревни, напали бандиты, и, хотя он громко кричал, звал на помощь, и деревня его слышала, никто не осмелился прийти к нему на выручку.