Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах

Сделав «столь важное дело», Иванов на некоторое время успокоился. Противник активности не проявлял. Война приобрела позиционный характер. Появилась надежда спокойно перезимовать, а там – что Бог даст. Но жизнь подносила новые сюрпризы.

Оттеснив русские армии на восток, австро-венгерское командование решило нанести удар по союзной с Россией Сербии. Чтобы помочь изнемогавшей в неравных боях сербской армии, Верховное командование России решило провести частную наступательную операцию двумя левофланговыми армиями Юго-Западного фронта: 8-й армией генерала А. А. Брусилова и 7-й армией генерала Д. Г. Щербачева. Однако из-за плохой подготовки и фактического отсутствия четкого руководства со стороны фронта это наступление успеха не имело. И поэтому, когда в середине декабря Иванов снова встретился с императором на смотре гвардейского корпуса в районе Волочиска, он почувствовал к себе отношение не только Николая II, но и членов его свиты.

В начале нового 1916 года Иванов, желая вернуть расположение царя, направил ему рапорт с просьбой разрешить создать в войсках фронта партизанские отряды для действий в тылу противника. Николаю II идея понравилась, от нее веяло романтикой 1812 года. Добро было дано.

Николай Иудович немедленно распорядился создать партизанские отряды в каждой кавалерийской дивизии. Затем, после непродолжительной подготовки эти отряды были направлены в расположение 8-й армии Брусилова, откуда должны были выдвинуться в тыл противника в Полесье. Но и эта затея провалилась. Ожидаемого успеха действия партизан-кавалеристов не принесли. Переход больших отрядов через линию фронта оказался крайне сложным делом, а небольшие группы, которым удавалось просочиться сквозь плотные боевые порядки врага, вскоре обнаруживались и уничтожались. В погоне за сенсационной идеей Иванов совершенно не подумал о том, что в отличие от Отечественной войны 1812 года партизанам предстояло действовать не на родной земле среди соотечественников, а на территории противника, где все к ним относились враждебно.

После краха партизанской идеи Николай Иудович потерял к делам всякий интерес. Он понимал, что дни его командования фронтом сочтены. 17 марта в его адрес был получен высочайший рескрипт. В нем подробно перечислялись все заслуги генерала Иванова перед Отечеством, после чего следовало: «Тяжелые месяцы неустанных трудов повлияли на ваше здоровье и силы. Снисходя к желанию вашему, я с грустью освобождаю вас от забот по предводительствованию и руководству действиями вверенных вам армий и призываю вас к деятельности в качестве члена Государственного Совета. Но, желая в лице вашем сохранить при себе умудренного опытом и знаниями сотрудника в ведении великой войны, я назначаю вас состоять при особе моей в убеждении, что с присущею вам преданностью мне и России вы и впредь посильно приложите ваш труд для достижения великой цели – победы. Пребываю к вам навсегда благосклонным. Николай».

Передав командование фронтом генералу А. А. Брусилову, Иванов в последних числах марта прибыл в Ставку. Царь, сославшись на неотложные дела, ограничился коротким докладом, предложив более обстоятельно обо всем доложить его начальнику штаба. Проглотив обиду, Николай Иудович направился к генералу М. В. Алексееву и, к своему большому удивлению, был им хорошо принят. За чаем Иванов узнал, что смещением он обязан небольшой группе влиятельных лиц, засевших в столице, которая проводила свою политику в жизнь посредством Г. Е. Распутина. А вот за что «старец» невзлюбил генерала – сказать трудно.

– Ах, Господи, что же это он так против меня? Ведь мы с Распутиным даже и не встречались! – сокрушался Николай Иудович.

В первые месяцы своего пребывания в Ставке Иванов стремился активно влиять на ее политику. Особенно его интересовали дела на Юго-Западном фронте. Он откровенно недолюбливал А. А. Брусилова и не упускал случая отпустить едкое замечание в его адрес. Впервые это произошло на совещании, состоявшемся в Ставке 1 апреля 1916 года, где Верховное командование обсуждало возможность наступления войск Юго-Западного фронта. Наступление Брусилова по этому вопросу было весьма убедительным для всех, кроме Иванова. После отъезда Брусилова из Ставки Иванов попросил аудиенции у императора и, сославшись на хорошее знание состояния войск Юго-Западного фронта, постарался его убедить в авантюрности наступательных планов Алексея Алексеевича. Он утверждал, что попытка наступления приведет лишь к поражению армий Юго-Западного фронта и захвату врагом Правобережной Украины с Киевом.

Выслушав Иванова, Николай II вполне обоснованно поинтересовался, почему генерал не высказал своего мнения на совете в присутствии Брусилова и других генералов? Бывший командующий войсками фронта замялся, а затем начал оправдываться, ссылаясь на то, что его мнения никто не спрашивал, а сам он не счел возможным навязываться с советами. Царь дипломатично уклонился от продолжения этого разговора.

– Вы же знаете, что я единолично не нахожу возможным менять решения военного совета и ничего тут поделать не могу, – сказал он. – Поговорите лучше с Алексеевым…

Иванов не последовал совету императора, но при любой возможности продолжал высказывать свои мрачные пророчества. По-видимому, он рассчитывал, что в случае неудачи брусиловского наступления все вспомнят о его дальновидных прогнозах и, в первую очередь, царь. Однако катастрофы не произошло. Даже наоборот. Юго-Западному фронту удалось одержать внушительную победу. После этого Николай Иудович с пророчествами покончил и впредь старался оставаться в тени.

Жизнь Николая Иудовича в Ставке протекала скучно и однообразно. Он присутствовал на заседаниях военного совета, на званых обедах и ужинах, вечерами играл в карты с несколькими генералами, так же как и он оказавшимися не у дела. Разнообразие в жизнь вносили командировки в войска, которые он поначалу принимал с радостью. Но так как они зачастую были связаны с выполнением пустячных заданий, таких как вручение наград отличившимся в боях и инспектирование прифронтовых госпиталей, то вскоре и к командировкам интерес пропал. 12 декабря 1916 года, после возвращения из очередной командировки, Иванов, ссылаясь на бесцельность своего пребывания в Ставке, подал рапорт об увольнении с военной службы. Но царь не пожелал расстаться с генералом и уговорил Иванова подождать до весны. Николай Иудович с присущей ему покорностью согласился.

Февральские события 1917 года неожиданно выдвинули Иванова из шеренги тысяч других участников. Вечером 27 февраля царь пригласил к себе генерала и назначил его главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Ему предписывалось, возглавив действия особого отряда, навести «в столице и ее окрестностях полный порядок». Отряд состоял из тринадцати батальонов пехоты, шестнадцати эскадронов кавалерии, четырех артиллерийских батарей и двух пулеметных команд, выделенных из войск резерва Ставки, Северного и Западного фронтов. Как вспоминал Александр Блок, в то время секретарь Чрезвычайной Комиссии Временного правительства, «после разговора с царем Иванов часа два проработал в штабе, частью с Алексеевым, а затем ведя переговоры с Родзянко… Вскоре он ушел спать. Около 2 часов адъютант разбудил Иванова. Он был принят царем, уезжавшим в Царское Село. Царь попросил генерала Алексеева телеграфировать председателю Совета министров, чтобы все требования генерала Иванова всеми министрами исполнялись беспрекословно».

Утром следующего дня Иванов с Георгиевским батальоном под командованием генерала И. Ф. Пожарского, ротой cобственного Его Величества пехотного полка и полуротой Железнодорожного полка убыл из Могилева в Царское Село. Туда в течение 1 марта должны были собраться остальные части и подразделения, предназначенные для похода на Петроград. Отъезд войск происходил поспешно, в тайне, но вскоре о нем стало известно многим. Даже поговаривали о том, что Иванов облечен царем огромной военной и гражданской властью, которая, в случае ее реализации, сделает его вторым лицом в государстве. Но в успех миссии генерала верили немногие.