Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

Чжу Жунцзи поступил следующим образом: сила не была тогда применена; напротив, у собравшихся удалось выяснить, чего они хотят. Оказалось, что это сторонники своего рода необуддизма, которые выдвигали два требования: во-первых, чтобы власти разъяснили свое отношение к появившейся в одном из провинциальных журналов статье с осуждением их движения и, во-вторых, чтобы из-под ареста были освобождены активисты движения, задержанные в Тяньцзине, где за несколько дней до пекинских событий тоже прошли молчаливые забастовки с участием тысяч людей.

Власти обещали рассмотреть эти пожелания. Узнав о позиции властей, молчаливая масса людей оставила Чжуннаньхай, рассеялась и исчезла. Инцидент был исчерпан.

Но весь Китай и весь мир узнали о существовании нового массового религиозного движения в КНР. Это вызвало обостренный интерес за пределами Китая и стало предметом интенсивных обсуждений в руководстве партии и государства в самой КНР.

Оживление религиозных чувств

В связи с этим мне на память пришли воспоминания пятнадцатилетней давности. Тогда, в 1984 г., всего пять лет спустя после начала изменений в Китае, представлявших собой поворот в иную сторону от курса Мао Цзэдуна прежде всего в деревне, китайские крестьяне применили то, что у нас назвали бы "шоковой терапией", т.е. инстинктивно, что называется "нутром ощутив", что система подавления и страха со смертью Мао Цзэдуна ослабла, - стихийно разобрали свои земельные наделы обратно в свою фактическую собственность и, по сути дела, восстановили частную или, если хотите, семейную собственность на землю в китайской деревне, разом покончив с маоцзэдуновской коммунизацией и кооперацией. Компартии Китая пришлось с этим смириться, в результате чего китайская деревня, сотни миллионов китайских крестьян фактически освободились от прежней заорганизованности, от жесткого контроля за их жизнью со стороны парторганизаций и административных органов власти в каждой деревне. Именно в это время, будучи в командировке неподалеку от города Ханчжоу, я был поражен зрелищем, которого не видел никогда за все тридцать пять лет до того в Китайской Народной Республике.

Дело в том, что в Ханчжоу, как и почти повсюду в Китае, есть буддийские монастыри и храмы. Пожалуй, самый известный из них под Ханчжоу это храм Линъиньсы, что в вольном переводе означает "Храм загробного мира для чистых душ". На протяжении всей предшествующей истории КНР, с 1949 г. до начала 1980-х гг., этот храм пустовал. Туда возили на экскурсии немногочисленных иностранных гостей, но там не было видно ни монахов, ни прихожан. Ведь религиозные организации были взяты под плотную государственную опеку и контроль; они выполняли некоторые государственные функции в основном во внешнем мире, находясь, по сути дела, на государственном содержании, но жизнь прихожан в самом Китае замерла, богослужения были редкостью. Можно было подумать, что религия в Китае умерла, искоренена как классовый враг. Однако оказалось, что она, как обитатели водоемов зимой, только закоченела, прекратила движение, затаилась на время, до весны.

Возвращение крестьян из народных коммун и кооперативов, из прежней партийно-административной системы в свои семьи, к человеческим взаимоотношениям дало толчок возрождению их духовной жизни, а может быть, точнее ? жизни их души. Душа же требовала традиционной веры. В известном смысле можно сказать, что этой верой в Китае был и остается сейчас буддизм, в различных его проявлениях.

* * *

И вот в 1984 г. по дороге в ханчжоуский храм Линъиньсы я увидел, как по обочинам с обеих сторон шоссе движутся молчаливые, но бесконечные цепочки людей. Это были явно простые деревенские жители, старые и молодые, мужчины и женщины, одетые как богомольцы (позднее я узнал, что многие шли за сотни верст).

В самом храме было настоящее столпотворение. Пожертвования пусть небольшие, но лились рекой. Монахи одновременно и отправляли службу, и с большим трудом справлялись с потоком людей, которые протягивали им белые полотенца, чтобы монахи ставили на них большие красные печати храма Линъиньсы, удостоверявшие, что богомолец побывал в святых местах, совершил этот своеобразный китайский хадж.

Следовательно, за тридцать пять лет вера не умерла, стремление к буддизму сохранилось наперекор политике властей. Душа китайцев требовала наполнения, в том числе и не в последнюю очередь - верой в Будду. Вследствие этого после трех десятилетий "зимней спячки" при правлении Мао Цзэдуна произошло оживление буддизма, его "второе пришествие", причем он возродился в Китае стихийно, а не по воле властей, которым пришлось приспосабливаться к этому примерно так же, как и к тому, что крестьяне путем "шоковой терапии" вернули себе свои семейные земельные наделы. Вообще говоря, возвращение своих семейных земельных наделов и открытое исполнение буддийских обрядов - явления одного порядка; и то и другое отвечало в Китае велению человеческих душ, природе человека и стало явью вопреки бесчеловечной политике правящей партии, особенно в годы "культурной революции".

С тех пор прошло пятнадцать лет. И вот стало известно о событиях весны 1999 г. у стен Чжуннаньхая. Впервые в истории КНР, накануне ее 50-летия, верующие потребовали ответа у ЦК КПК на свои вопросы; иначе говоря, "тысячелетний Китай" призывал к ответу "пятидесятилетнюю власть".

Феномен Ли Хунчжи

Что же это было? Что это за новое массовое движение? Кто его вдохновитель и организатор? В истории Китая конца двадцатого столетия появилось новое имя: Ли Хунчжи. Именно он оказался зачинателем нового движения, основателем новой веры или нового, может быть, нетрадиционного буддизма. Он оказался своего рода религиозным вождем.

У этого человека одна из самых распространенных в Китае фамилий: Ли. Его имя Хунчжи в переводе означает "непреодолимая (или непреклонная) воля". Вполне вероятно, что его родители были верующими буддистами и вкладывали в имя сына особый смысл. Ли Хунчжи родился 7 июля 1952 г. в городе Гунчжулин провинции Цзилинь в Северо-Восточном Китае, т.е. в Маньчжурии. Следовательно, в 1999 г., когда произошли события у врат Чжуннаньхая, ему было сорок семь лет.

В 1960 г. восьми лет от роду Ли Хунчжи пошел в школу. В автобиографии он писал, что представление о буддизме получил в своей семье в раннем детстве. Скорее всего, это действительно так, ибо Ли Хунчжи владеет языком буддизма, его терминологией в достаточной степени, чтобы оказывать воздействие на верующих, на своих последователей, и вряд ли можно сомневаться в том, что он искренне верит в учение Будды.

В школе Ли Хунчжи довелось учиться всего шесть лет, с 1960 по 1966 г. Иначе говоря, формально он имеет образование лишь в объеме начальной школы. Он сдал экзамены для поступления в неполную среднюю школу, но учиться там ему не пришлось. Дело в том, что дальше в жизни Ли Хунчжи, как и всех жителей КНР, произошли изменения в связи с тем, что в 1966 г. Мао Цзэдун, по его выражению, "зажег в Китае огонь великой пролетарской культурной революции", претендуя на то, чтобы изменить образ мыслей китайцев. Ли Хунчжи было в этот момент четырнадцать лет.

Очевидно, что "культурная революция" стала огромным потрясением для Ли Хунчжи, который находился в ее гуще, видел и нарушения всех и всяческих традиций и порядков, спровоцированные Мао Цзэдуном нападки на ранее неприкасаемых руководителей органов власти, разгул стихийных действий масс людей в городах и селах. При этом Ли Хунчжи понимал, что "огонь культурной революции" был направлен против культуры, то есть и против буддизма. Это могло глубоко ранить его душу, если исходить из того, что он был искренне верующим человеком.

В 1970 г. в возрасте восемнадцати лет Ли Хунчжи был взят в армию. В то время власти стремились призвать к порядку разбушевавшуюся и отбившуюся от рук молодежь, в частности, путем набора в вооруженные силы. В армии Ли Хунчжи прослужил восемь лет и был уволен в запас в возрасте двадцати шести лет в 1978 г. Это было время окончания эпохи Мао Цзэдуна (он умер в 1976 г.) и кануна изменений в стране, получивших официальное название "времени реформ и открытости".