Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Самым омерзительным в этой ценовой политике было то, что мгновенно превратились в прах

сбережения людей,

находившиеся на счетах Центрального банка, а это — свыше 25 млн. человек, вместе с членами семей — более 70 млн. че­ловек. И все они лишились своих сбережений, которые мно­гие из них откладывали «на черный день» десятилетиями (700 млрд. долл. — накопление за период жизни в условиях социализма). Это была исключительная по своей жестоко­сти мера. Конечно, парламент позже принял целый ряд за­конодательных актов, направленных на некоторое «смягче­ние» этого убийственного удара (в том числе специальная Резолюция VIII Съезда, обязывающая правительство обес­печить выплату сбережений на базе индексации вкладов, с учетом инфляции).

Но в данном случае всех депутатов Съезда поразила эта жестокость но отношению к народу, проиллюстрированная Ельциным, который многократно клялся, что «не допустит ухудшения положения россиян». Да и не было никаких ос­нований идти на такого рода безумные жертвы — обстанов­ка в экономике, при всей своей сложности, вовсе не была критической — необходимо было жестко, с умением взяться за ее реорганизацию. Все благоприятные предпосылки для этого были, в том числе и субъективного характера: руко­водители предприятий, специалисты, инженеры, рабочие — все хотели упорядоченной, организованной работы, имея четкий план и перспективу. Ее, эту перспективу, не дали, но зато объявили о «свободных ценах».

Заработные платы превратились в копейки, мгновенно возникла система «первобытного обмена» — вместо денеж­ной оплаты труда директора предприятий выдавали рабочим и инженерам часть произведенной продукции. Взрывным образом стала расти «подпольная экономика» — целые цеха переводились на производство каких-то товаров, пригодных к обмену на продовольствие. К примеру, на оборонных за­водах — не выдашь ведь рабочим танк, вместо заработной платы? Вот и стали они производить зажигалки, медные са­мовары и пр. — своеобразная «конверсия по Гайдару» — как стали называть этот процесс сами работники ВПК.

Таким образом, потребительский рынок (если можно его назвать так) прореагировал мгновенно, уже на следующий день после объявления Ельциным о новой политике це­нообразования — за два месяца до вступления в действие этого «нового порядка». Реакцию «рынка» на свой «новый, реформаторский подход» Ельцин мог увидеть лично, если бы он дал задачу своим новым членам правительства пройти по московским магазинам и базарам — там творилось нечто невообразимое — огромные толпы людей чуть ли не штур­мом брали прилавки и магазины.

Я об этом ему сообщил через несколько дней, он сделал недовольное лицо. Не обращая внимания на его недоволь­ство, попросил его дать поручение своим новым минист­рам пройти по московским магазинам и послушать все то, что говорят люди о его инициативах. Добавил, что пока это безопасно для министров — их еще никто в лицо не знает, пусть воспользуются этим своим «преимуществом» и «пой­дут в народ». Ельцин «убрал» свое недовольное лицо и стал более внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Потом спросил:

—    Руслан Имранович, вы убеждены, что не следовало «отпускать цены»?

—   Борис Николаевичу мы с вами обсуждали эту тему де­сятки раз, начиная с осени 1990 года. Эта проблема самая простая из всех существующих, здесь должна быть очевид­ная последовательность: первый этап — денационализа­ция или приватизация; второй этап — создание рыночной инфраструктуры, третий этап — постепенный «отпуск цен». О чем говорить? Важно, чтобы вы сами убедились в не­верности изменения последовательности шагов и внесли не­обходимые изменения. В противном случае будут возникать недоразумения между правительством и Верховным Сове­том. Зачем это нам»? Ельцин казался озабоченным, потом сказал:

—   Сразу после завершения Съезда я созову совещание, в составе «узкого кабинета», в составе Гайдара, Бурбулиса и еще... Давайте поступим так, Руслан Имранович, вы выска­жете свои соображения относительно корректив, которые могли бы «уложиться» в тот доклад на Съезде, который я сделал. Время-то у нас еще есть, хотя и немного.

Я выразил согласие. Но... никакого совещания Ельцин не провел. Я несколько раз напоминал ему о нашей договорен­ности — в ответ он сообщил, что соответствующее задание он дал Гайдару, тот будет докладывать мне о «ходе вопроса». Я понял, что это отговорка и вряд ли что-то правительство будет менять.

Предстояла тяжелая работа — через зако­нодательство Верховного Совета существенно корректи­ровать деятельность нового правительства, минимизируя риски.

А социальная напряженность в стране нарастала — как следствие объявленных целей нового правительства.

Это была уникальная ситуация — правительство еще не зара­ботало, а негативные результаты его плана были настолько масштабными, что они грозили массовыми выступлениями по всей стране.

Концепции приватизации

Президентско-правительственный подход.

Какой-либо цельной, проработанной программы приватизации пра­вительство не имело (довлел подход «сплошной привати­зации»

Поэтому я считал, что следует ускорить принятие за­конодательства, которое подвело бы необходимую норма­тивную базу для трансформации экономики. Поскольку в Верховном Совете имели уже основательно проработанные законопроекты по вопросам приватизации, нам необходимо было иметь согласованный подход в этом сложнейшем во­просе — по сути, центральном вопросе всей экономической реформы. Поэтому я дал задание профильному комитету парламента обеспечить взаимодействие с правительством и выработать до 1 января 1992 года проект закона о привати­зации.

В тот период широко обсуждались несколько вариантов приватизации. Один, например, предполагал превращение коллектива предприятий в собственника. Этот вариант успешно применялся в целом ряде развитых стран, даже в Америке. Обобщенный американский опыт коллективно­го владения был хорошо описан в книге Луиса и Патрисии Келсо. Рукопись этой книги, переведенной на русский язык в 1992 году, мной была передана нашим депутатам — она имела большой успех. Достоинством этой книги являлось описание моделей, их разработка и внедрение — этим в США занимались сами авторы, супруги Луис и Патрисия Келсо. Дело еще и в том, что приблизительно аналогичный подход, имеющий конкретный, адресный характер, был ус­пешно внедрен академиком Святославом Федоровым в дея­тельности его комплекса «Микрохирургия глаза», имевший международный успех. Соответствующий законопроект был уже на стадии готовности и мог быть успешно применен на практике.

Другой вариант, имеющий универсальный подход, исхо­дил из введения ключевого момента —

именного привати­зационного чека

, который получал каждый гражданин — по мере проведения очередного этапа приватизации. Каждый общенациональный этап приватизации предполагал вруче­ние

каждому

гражданину России нового приватизационно­го чека на основе оценочной стоимости доли приватизиро­ванной государственной собственности.

Приватизационный чек не мог быть объектом купли-продажи, например, в течение 5—10 лет, но мог переходить по наследству, родственникам. В последующем предусмат­ривался механизм его обращения на денежном рынке в ка­честве ценной бумаги. Таким образом, он выступал в роли, своего рода ценной бумаги, акции — и по мере успешной деятельности предприятия, на счет владельца чека поступа­ла соответствующая часть прибыли...

Если бы эта схема приватизации не была бы загублена, можно представить себе, насколько существенно улучшили бы свое материальное положение миллионы семей только в результате повышения цен на нефть на мировом рынке. Вот какой была цель, которую мы преследовали в Верхов­ном Совете, пытаясь дать этой политике реальный характер народной приватизации. Мы полагали, что нам следует за­конодательно утвердить ряд вариантов приватизации, когда сами коллективы могли бы сделать свой выбор в этом во­просе — народы страны имели такое право, но ельцинисты его отняли у него, навязав мошеннические игры.