Роман с президентом

В результате неоднократно случалось, что ближайшие помощники президента и глава Администрации С. А. Филатов узнавали о важных решениях или кадровых назначениях из сообщений телеграфных агентств. Например, тогдашний помощник по экономическим вопросам А. Я. Лившиц узнал о назначении Указом президента нового председателя Госкомимущества Поливанова из телевизионных новостей. При нормальной технологии принятия решений такого рода указы должны были бы обязательно визироваться помощником президента по экономике. В результате произошла серьезная кадровая ошибка, и Ельцин буквально через несколько месяцев вынужден был менять собственное решение. Но ведь ему кто-то подсказал эту кандидатуру! По некоторым сведениям, тут не обошлось без А. В. Коржакова.

У нас создавалось впечатление, что центр разработки и принятия решений перемещается из группы помощников в ином, менее компетентном, но явно конкурирующем направлении. Однажды, в середине октября 1994 года, мне позвонил помощник начальника Главного управления охраны президента и обратился с весьма необычной просьбой.

— Вячеслав Васильевич, мы знаем, что вы окончили Академию внешней торговли и разбираетесь в экономике, — начал он. — У нас имеется документ, содержащий перспективную экономическую программу для России на период до 2005 года. Это примерно 90 страниц. Мы бы просили вас посмотреть ее и высказать свою точку зрения. Если эта программа представляет ценность, ее можно было бы представить как программу президента и утереть нос всем этим экономистам.

У меня, как говорится, от удивления пропал дар речи. Выходило, что либо разработкой экономической стратегии для президента начали заниматься профессиональные охранники и создали в своей структуре соответствующее подразделение, либо Главное управление охраны используется какими-то группами для лоббирования своих идей, а следовательно, и интересов. Я уклонился от столь лестного предложения.

На конец сентября 1994 года был запланирован визит Б. Н. Ельцина в США и Англию. Предстояло важное выступление в ООН. Но эта поездка была ответственна не только в политическом плане. Это был первый выезд президента за рубеж после нашумевшего «берлинского инцидента». Было очевидно, что внешнему рисунку визита, «форме» президента, строгости его протокола пресса будет уделять особое внимание. Малейшая погрешность могла бы вновь всколыхнуть неприятные разговоры. Внутри страны это был бы прекрасный подарок непримиримой оппозиции. Тем более, что она откровенно готовилась устроить президенту «горячую осень». Важно было опередить их, продемонстрировать силу и политическую волю президента.

В бесконечных неформальных разговорах помощников между собой постепенно вырисовывался план политической стратегии президента. Налаживалось взаимодействие с Государственной Думой, появились некоторые признаки экономической стабилизации. Предполагаемого взрывного роста безработицы не произошло. Социальная обстановка была более или менее стабильной. Забастовочное движение, несмотря на призывы оппозиции, было минимальным. Отдельные вспышки быстро гасились правительством.

Все это давало возможность в условиях относительного покоя начать и развить нормальную политическую работу. Но для этого необходимо было существенно скорректировать (прежде всего демократизировать) отношения помощников с президентом. Мы неоднократно обсуждали все эти проблемы то в кабинете у Сатарова, то у Батурина, то за чашкой чая у Пихоя, то поздно вечером в кабинете пресс-секретаря. Иногда, если дискуссия затрагивала особо сложные моменты, мы подолгу циркулировали по длинным коридорам Кремля или даже выходили на улицу. Ю. Батурин с горькой иронией как-то заметил, что трудно работать в кабинете, который одновременно является «студией радиозаписи».

Больше всего нас тревожила нарушившаяся система разработки и принятия политических решений, что нередко приводило к бегу вдогонку «ушедшему поезду», к опасным импровизациям, к изолированным, а иногда и иррациональным акциям. Фактически прекратил действовать Президентский совет, что сократило интеллектуальную подпитку новыми идеями. Серьезная политическая работа предполагала и необходимость снять с повестки дня тему здоровья Б. Н. Ельцина.

Но в прессе все чаще высказывались опасения, что президент лишен объективной информации, что он принимает решения (в том числе и кадровые), руководствуясь некомпетентными советами. Особо острая критика шла в связи с назначением бывшего командующего Западной группы войск (ЗГВ) генерала Бурлакова первым заместителем министра обороны. Пресса открыто обвиняла его во взяточничестве и в разворовывании армейского снаряжения в ЗГВ. Из демократического лагеря все чаще раздавались сигналы тревоги по поводу того, что президент все меньше вникает в дела и все больше становится объектом манипуляции части своего ближайшего окружения.

Забегая несколько вперед, должен сказать, что событии в Чечне выявили полную неадекватность планирования, принятия решений и их реализации. Я не берусь судить о военной стороне проблемы. Но в информационной сфере была проявлена полнейшая некомпетентность и безграмотность. Пресс-служба президента была полностью отключена от информации по Чечне. Пресс-служба Совета безопасности самоустранилась. Правительство попыталось латать информационные пробоины от точных попаданий дудаевской пропаганды, но эти меры были неподготовленны, грубы и вызвали лишь раздражение в СМИ. Меня поразило, что в преддверии ввода войск в Чечню никто не удосужился собрать главных редакторов крупнейших газет, конфиденциально проинформировать их об истоках чеченского кризиса, о целях и договориться о взаимодействии. Неудивительно, что даже в дружественной президенту и правительству прессе начался полный разнобой оценок.

В результате информационная и психологическая война с Чечней (я не касаюсь военно-политических аспектов этой трагедии) при наличии у России таких информационных гигантов, как ИТАР-ТАСС, РИА «Новости», двух государственных телевизионных каналов и мощнейшего в мире радио, были полностью и позорно проиграны. Большинство информационных выпусков оказались заполнены сведениями со ссылкой на источники в Чечне. Это было настоящее «информационное Ватерлоо», что оказало крайне деморализующее влияние не только на армию, но и на население в целом. Проведенный в те дни под руководством Ю. Левады опрос общественного мнения показал, что население серьезно расколото в оценках ситуации в Чечне и действий правительства.

Никакой предварительной информационной работы не было проведено и с иностранными послами в Москве. В результате «понимание» действий Кремля в Чечне, которое было проявлено в первые дни начала операции, стало растворяться, уступая место критической обеспокоенности. 15 декабря, то есть уже две недели спустя после начала событий, в Службу помощников приходил посол Великобритании и просил объяснить, что же все-таки происходит. «В дипломатическом корпусе ничего не понимают», — сетовал он. Лишь 16 декабря по договоренности с Ю. Батуриным в Кремль пришли представители Министерства обороны, Министерства внутренних дел и Генерального штаба и разъяснили обстановку в Чечне и вокруг Грозного. Из этого внутреннего брифинга «силовиков» я вынес горькое ощущение, что в Москве даже на самом верху не было ясного представления ни о политической, ни о психологической обстановке в Чечне. Как можно было при отсутствии такого важного среза информации принимать решение о штурме Грозного?

Как всегда в таких случаях задним числом была предпринята глупейшая попытка все свалить на журналистов. Была запущена информация, будто, по сведениям Федеральной службы контрразведки (ФСК), Дудаев перебросил в Москву 10 млн. долларов для подкупа журналистов. Говорилось о том, что у него есть возможность шантажировать группу известных московских журналистов и политиков. К сожалению, и в Обращение президента к населению в связи с событиями в Чечне в последний момент спичрайтеров заставили вставить фразу о виновности журналистов. Из уст Ельцина прозвучало весьма опасное заявление: «Мне известно, что не без участия чеченских денег функционирует ряд средств массовой информации России». В тексте, который изначально готовила Л. Г. Пихоя, такого пассажа не было. Я услышал ее только во время записи Обращения. Помню, как мы недоуменно переглянулись с Олегом Попцовым, который присутствовал на записи. В журналистской среде замечание президента было воспринято как оскорбление. Я высказал В. Илюшину свои опасения по этому поводу. Он был встревожен, звонил в ФСК и интересовался, действительно ли есть такие факты. Судя по всему, контрразведчики уклонились от ответа.