Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Вскоре на пути отряда возник 5-й линейный полк Наполеон столько раз подставлял голову под пули и ядра, что не испугался направленных на него ружей. «Дети» не стали стрелять в своего «отца» и бросились ему навстречу.

В Шамбери был расквартирован 7-й линейный полк Его командир Ла Бедуайер получил приказ отправиться на подкрепление гарнизона Гренобля.

— Прощайте, сударыня, — сказал Ла Бедуайер своей хозяйке, — через неделю или меня расстреляют, или я стану маршалом Империи.

Что задумал 29-летний полковник? Маршалом он не станет, но Наполеон сделает его генералом и пэром. Поколение сверстников императора уже не могло играть прежней роли, и бывший адъютант маршала Ланна [342] увидел для себя великолепные перспективы.

Потрясая орлом, прикрепленным к ивовой ветке, он держит речь перед своим полком: «Господа, я получил приказ выступить и преградить путь императору, который только что высадился во Франции. Пойдем мы против него или пойдем с ним?» — «С ним!» — в один голос ответили офицеры, охваченные восторгом.

Полк надевает трехцветные кокарды. Солдаты кричат: «Да здравствует император!» — и их поддерживают рабочие предместий.

«На подходе к Греноблю храбрый Ла Бедуайер, молодой человек, воодушевленный благородными чувствами и полный отвращения к поведению ничтожеств, против которых воевала Франция и из-за которых она проливала столько крови, присоединился ко мне вместе со своим полком», — говорил Наполеон Лас Казу.

Он обнял Ла Бедуайера со словами: «Полковник, я никогда не забуду того, что вы сделали для Франции и для меня».

Ла Бедуайер — не просто подчиненный или подданный. Он — гражданин, он — философ, он ощущает себя творцом Истории.

— Более никакого честолюбия, никакого деспотизма, мы хотим жить свободно и счастливо, — заявляет он Наполеону. — Вашему Величеству следует отказаться от завоеваний и стремления к чрезмерному могуществу, составившему несчастье Франции и ваше собственное. 

В нескольких словах он дает оценку событий и рисует программу действий. Наполеон согласен с таким взглядом: «Неужто вы думаете, что нужды и желания народа не были для меня высшим законом? Разве я мог бы все это совершить, если бы меня не поддерживал народ? Если он желает свободы, только я один могу ее дать, ибо только я один не боюсь его. Я сделаю все, чтобы добиться мира. Унизительные договоры — не для меня, но я сумею удовольствоваться ими, если это нужно Франции».

Командир войск, стоявших в Гренобле, главном городе департамента Изер, решил защищаться. В ответ солдаты заявили, что не пойдут против императора. Буржуа были встревожены и смущены. Дворяне умоляли власти оказать сопротивление, а затем бежали в разные стороны.

Местные жители следуют за императорским войском. Звучат возгласы: «Да здравствует император!», «Долой попов!», «Долой многочисленные налоги!»

Однако не все разделяют дерзкий порыв императора. Участник египетской экспедиции Жан Батист Жозеф Фурье, которого Наполеон в свое время назначил префектом департамента Изер, сделал кавалером ордена Почетного легиона и бароном Империи, дал указание выпустить прокламацию роялистского толка. Когда император триумфально вошел в Гренобль, Фурье покинул город.

Наполеон произвел смотр своим войскам. Восторженная толпа окружала его и следовала за ним. Люди кричали под его окнами: «Не надо рекрутского набора, этого мы не хотим больше, нам нужна конституция!»

Молодой горожанин Жозеф Рей [343] выразил чувства народа в адресе, который он представил императору. Он сказал Наполеону, что Франция любит его как великого человека, восхищается им как генералом, но не желает иметь диктатора, который создает новое дворянство и возрождает забытые злоупотребления.

В течение двух часов эта речь, уместившаяся в пятьдесят строк, была отпечатана в двадцати тысячах экземпляров. Вечером жители Гренобля будут на все лады повторять ее Наполеону.

Жан Дюмулен, молодой фабрикант перчаток, ранее давший приют прибывшему с Эльбы врачу императора, уроженцу Гренобля, предложил Наполеону располагать им, как угодно, а также 100 тысяч франков.

Император ответил: «В настоящий момент я не нуждаюсь в деньгах; благодарю вас; мне нужны решительные люди». Он назначил Дюмулена своим ординарцем и тут же дал ему поручение, которое тот отлично выполнил. Молодой человек бросил на произвол судьбы свое большое предприятие. Вечером он получил орден Почетного легиона [344].

Наполеон имел еще несколько интересных встреч — в том числе с братьями Шампольонами [345], старший из которых стал его секретарем. Все шло гораздо успешнее, чем он мог предположить.

В деревне Рив императора поначалу не узнали. Когда же крестьяне поняли, с кем имеют дело, то наводнили постоялый двор и ловили каждое слово или движение императора и его слуг. Видя, что гостю подали скудный ужин, люди стали угощать его, кто чем мог.

9 марта император ночевал в Бургуане. Начало пути он проделал пешком, но теперь ехал в экипаже. Иногда впереди кареты скакало человек шесть гусар, но чаще охраны не было. Наполеон опережал свое маленькое войско.

Лошади его кареты часто шли шагом. Крестьяне наводняли дорогу. Все страстно желали поговорить с императором, прикоснуться к нему или хотя бы мельком увидеть. Люди карабкались на его карету, залезали на его лошадей, кидали императору букеты фиалок и примул.

Гренадеры, составлявшие батальон Эльбы, сильно устали и задержались в Гренобле. Вскоре они двинулись дальше, но даже самые выносливые из них достигли Бургуана только через час после того, как Наполеон выехал оттуда. «Ворчуны» крепко ругались.

Воинов обступили крестьяне и интересовались подробностями жизни Наполеона на острове Эльба. Видя, что синие мундиры и высокие медвежьи шапки солдат изорваны и наспех зашиты белыми нитками, крестьяне задавали каверзные вопросы.

— Что ж, разве у императора на острове Эльба не было денег, что вы так плохо одеты?

— Как бы не так! — отвечали гвардейцы. — Денег у него было вдоволь, он ведь там строил дома, прокладывал дороги; остров стал неузнаваем. Когда он видел нас грустными, то говорил: «Что, ворчун, ты, видно, все Францию вспоминаешь»? — «Да ведь скучно здесь, ваше величество». — «Чини пока свой мундир; там у нас их достаточно лежит на складах; тебе не вечно придется скучать».

«Он сам, — прибавляли гренадеры, — подавал нам пример: его шляпа была вся в заплатах. Мы все догадывались, что он задумал куда-то нас повести, но он остерегался говорить нам что-либо определенное. Нас то и дело сажали на корабли и снова высаживали, чтобы сбить жителей с толку».

В Гренобле император не стал покупать новую шляпу, а велел починить старую. Он был одет в изношенный серый сюртук, наглухо застегнутый. За месяцы, проведенные на Эльбе, он еще располнел и быстро утомлялся. Ему помогали садиться в карету.

Видя эти сцены, местные знатоки решили, что он носит панцирь. Но Наполеон никогда не надевал ни панцирей, ни специальных жилетов.

Участники этого необыкновенного шествия приближались к Лиону — важнейшей цитадели королевской обороны. 

«Когда граф д'Артуа прибыл в Лион для того, чтобы уговорить войска выступить против меня, — рассказывал Наполеон доктору О'Мира, — он хотя и бросился ради этого на колени перед солдатами, но и не подумал прицепить на себя кокарду Почетного легиона. При этом ему было хорошо известно, что только один вид этой кокарды склонит солдат в его сторону, так как для многих из них было в порядке вещей с гордостью носить ее на своей груди, ибо, чтобы заслужить ее, ничего не требовалось, кроме храбрости и мужества. Но нет, он украсил себя орденом Святого Духа: чтобы иметь право носить этот орден, вы должны доказать свою принадлежность к аристократическому роду, насчитывавшему, по крайней мере, сто пятьдесят лет. Этот орден был преднамеренно учрежден для того, чтобы исключить заслуги награжденного, и именно такой орден вызвал возмущение в груди старых солдат. “Мы не будем сражаться ради орденов, подобных этому, и не будем сражаться ради эмигрантов, таких, как эти люди”. Дело в том, что граф д'Артуа привел с собой десять или одиннадцать глупцов, бывших его адъютантами. Вместо того чтобы представить войскам тех генералов, которые так часто приводили старых солдат к славе, он взял с собой кучку ничтожеств, которые добились лишь того, что вызвали в памяти ветеранов их прошлые страдания под пятой аристократов и священников».