Дипломатия в годы войны (1941–1945)

В своем ответе в Лондон 4 февраля 1944 г. Советское правительство вновь подтвердило свою точку зрения как по вопросу о польских границах, так и по вопросу о характере эмигрантского правительства. Устранение из состава этого правительства «профашистских империалистических элементов и включение в него людей демократического образа мысли, – говорилось в ответе, – можно надеяться, создало бы надлежащие условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса о советско-польской границе и вообще для возрождения Польши как сильного, свободного и независимого государства» [468].

Эта же точка зрения была доведена и до сведения Вашингтона. После одной из бесед в Кремле Гарриман сообщал.своему правительству: «Сталин убежден в том, что нельзя надеяться на дружественные отношения с Польшей, если у власти будет правящая группировка из Лондона, поэтому он и не желает, чтобы Красная Армия восстанавливала их власть. Я полагаю, что в основном он прав» [469].

В течение января – февраля 1944 года Черчилль и Иден провели ряд совещаний с польским эмигрантским правительством якобы для того, чтобы сблизить точки зрения и найти компромиссное решение вопроса. На самом же деле в результате этих переговоров Черчилль сам отошел от позиции, которую он занимал на Тегеранской конференции по ряду вопросов советско-польских отношений, о чем свидетельствовала новая попытка Лондона оказать давление на Советское правительство, с тем чтобы последнее изменило свою позицию по польскому вопросу. 19 марта 1944 г. английский посол в Москве посетил народного комиссара иностранных дел СССР и сделал заявление, в котором, в частности, содержалось требование, чтобы Советское правительство пришло к соглашению с польским эмигрантским йравительством на основе предложения Черчилля – отложить решение вопроса о советско-польской границе до созыва мирной конференции. Разногласия по польскому вопросу, заявил посол, могут создать затруднения в отношениях между СССР и западными союзниками и отразиться на осуществлении крупных военных операций, согласованных в Тегеране.

В таком же угрожающем тоне было составлено и послание У. Черчилля И.В. Сталину от 21 марта. Черчилль писал: «В весьма скором времени мне придется сделать заявление в Палате общин по польскому вопросу. Это приведет к тому, что я должен буду сказать, что попытки достигнуть договоренности между Советским и Польским Правительствами потерпели неудачу; что мы продолжаем признавать Польское Правительство, с которым мы были в постоянных отношениях с момента вторжения в Польшу в 1939 году; что мы теперь считаем, что все вопросы о территориальных изменениях должны быть отложены до перемирия или до мирной конференции держав-победительниц и что тем временем мы не можем признавать никаких передач территории, произведенных силой» [470].

Советское правительство дало достойный отпор подобного рода угрозам. В послании от 23 марта И.В. Сталин напомнил У. Черчиллю, что тот в Тегеране согласился с правомерностью «линии Керзона». «Позицию Советского правительства в этом вопросе, – писал И.В. Сталин, – Вы считали тогда совершенно правильной, а представителей эмигрантского польского правительства Вы называли сумасшедшими, если бни откажутся принять линию Керзона… Я не сомневаюсь, что если бы Вы продолжали твердо стоять по-прежнему на Вашей тегеранской позиции, конфликт с польским эмигрантским правительством был бы уже разрешен» [471].

В ответ на заявление У. Черчилля, что вопрос о советско-польской границе придется отложить до созыва конференции о перемирии, И.В. Сталин писал: «Я думаю, что мы имеем здесь дело с каким-то недоразумением. Советский Союз не воюет и не намерен воевать с Польшей. Советский Союз не имеет никакого конфликта с польским народом и считает себя союзником Польши и польского народа. Именно поэтому Советский Союз проливает кровь ради освобождения Польши от немецкого гнета. Поэтому было бы странно говорить о перемирии между СССР и Польшей. Но у Советского Правительства имеется конфликт с эмигрантским польским правительством, которое не отражает интересов польского народа и не выражает его чаяний. Было бы еще более странно отождествлять с Польшей оторванное от Польши эмигрантское польское правительство в Лондоне».

В связи с сообщением английского премьер-министра о намерении выступить в палате общин И.В. Сталин отмечал: «Конечно, Вы вольны сделать любое выступление в Палате общин – это Ваше дело. Но если Вы сделаете такое выступление, я буду считать, что Вы совершили акт несправедливости и недружелюбия в отношении Советского Союза». «…Метод угроз и дискредитации, – заключил глава Советского правительства, – если он будет продолжаться и впредь, не будет благоприятствовать нашему сотрудничеству» [472].

Что касается польского эмигрантского правительства, то оно не только отказалось принять «линию Керзона», но и претендовало на то, «чтобы районы, которые будут переданы в ведение польской администрации, включали бы такие пункты, как Вильно и Львов» [473]. Во время переговоров Черчилля с премьер-министром польского эмигрантского правительства С. Миколайчиком 20 января 1944 г. последний прямо заявил, что его правительство рассматривает линию границы, установленную Рижским договором, в качестве отправной точки для переговоров. Польское эмигрантское правительство возражало также против передачи Советскому Союзу Кенигсберга (хотя надо прямо сказать, что к решению этого вопроса лондонская эмигрантская клика никакого отношения не имела) и требовало, чтобы ряд советских земель, которые это правительство считало спорными, были поставлены под международный контрол ь.

Разумеется, что такие домогательства не могли быть приняты Советским правительством к обсуждению. Они лишь свидетельствовали о том, что польское эмигрантское правительство не было способно встать на путь нормализации советско-польских отношений. Об этом же говорили и попытки этого правительства добиться угодного для себя посредничества Вашингтона и Лондона.

«Польское правительство в Лондоне обращается за посредничеством к Правительствам США и Великобритании, – писал В.М. Молотов К. Хэллу, – не для того, чтобы добиться соглашения с Советским Правительством, а для того, чтобы углубить конфликт и втянуть в него союзников, ибо ясно, что отсутствие общей базы для соглашения обрекает переговоры, как и посредничество, на провал» [474].

Задачу коренного улучшения советско-польских отношений могли выполнить лишь демократические, патриотические силы польского народа.

В июне-июле 1944 года, наголову разбив немецкие войска под Витебском, Бобруйском, Могилевом и освободив Минск, советские войска вступили на территорию Польши и, продвигаясь на запад, достигли рубежей реки Вислы. Первым польским освобожденным городом был Хелм. Вместе с советскими вооруженными силами на территорию Польши вступили части польской армии, сформированные в СССР.

В связи с началом освобождения Польши Крайовой Радой Народовой (Польским национальным советом), созданной демократическими силами польского народа в конце 1943 года, был образован Польский комитет национального освобождения (ПКНО). 22 июля 1944 г. комитет обратился с манифестом к польскому народу, в котором излагал основные принципы своей внутренней и внешней политики. Касаясь внешней политики польского государства, ПКНО призывал к прочному союзу с непосредственными соседями Польши – Советским Союзом и Чехословакией, к укреплению дружбы и союза с Великобританией, США и другими государствами – членами Объединенных Наций. По вопросу о советско-польской границе ПКНО заявлял, что эта «граница должна быть линией добрососедской дружбы, а не преградой между нами и нашим соседом; она должна быть урегулирована согласно принципу: польские земли – Польше, украинские, белорусские и литовские земли – Советской Украине, Советской Белоруссии и Советской Литве» [475].