Конвой PQ-17. Смертельная битва в Северной Атлантике

Немцы предложили выдать им капитана. Но Стефенсон предупредил своих людей, чтобы они хранили молчание относительно его статуса. Надо сказать, что в том потертом бушлате, который он надел вместо промокшего форменного пальто, на капитана он отнюдь не походил. Британцы надеялись, что немцы помогут им хотя бы вычерпать воду из шлюпки, чтобы они смогли расположиться в ней с большими удобствами, но ничего подобного не произошло. Настроение у подводников было довольно агрессивное. Не дождавшись выдачи капитана, они прокричали из рубки привычное: «Вы ведь не коммунисты, не так ли? Тогда какого черта вы сражаетесь на стороне красных?» — после чего, так и не оказав британским морякам никакой помощи, стали отходить от них в сторону. Возможно, немцы опасались, что если их субмарина подойдет слишком близко к британцам, то поднятая ею волна перевернет или потопит перегруженные плотики. В скором времени адмиралу Шмундту в Нарвик была отправлена очередная радиограмма с сообщением о победе.

Нидхэм Форт записал в своем дневнике следующее:

«Неподалеку от нас всплыла немецкая субмарина. Стоявшие в рубке подводники задали нам несколько вопросов о названии корабля и его грузе — но и только. Потом они ушли, оставив нас в отчаянном положении и не оказав никакой помощи. Иначе как проявлением крайней жестокости это не назовешь» [69].

Людям, находившимся на плотике старшего офицера Гордона, немцы, по крайней мере, передали хлеб и крепкую выпивку. Но самое главное, они сообщили им, что до берега плыть всего три мили. Однако морякам, находившимся в полузатопленной шлюпке и на другом плотике, они не дали ни пищи, ни горячительных напитков, ни указаний относительно берега. Сидевшие в шлюпке и на плотике по пояс в ледяной воде люди замерзли, впали в оцепенение и через несколько часов начали умирать. Форт в своем дневнике далее пишет:

«Люди умирали один за другим. Первым отдал концы кочегар Хатчинсон. За ним последовал официант. Потом умер матрос Кларк, потом старина Сиббит — отличный парень; все звали его „Радист“. Потом отправился к праотцам 16-летний мальчишка-уборщик, вслед за ним сыграли в ящик матросы Диксон и Хансен. Все это произошло в течение каких-нибудь двух часов. Отходных молитв никто не читал. Мертвых просто выбрасывали за борт — и дело с концом. Люди были одержимы одной мыслью — любой ценой облегчить лодку. Но это не помогло. Чуть позже умер главный инженер, потом механик и рабочий с камбуза, потом еще один кочегар; к полуночи скончались второй стюард, кок, артиллерист и сержант морской пехоты Джессен. Какая трагедия — и всего в трех милях от берега! За редким исключением, все отходили в лучший мир одинаково — людей клонило ко сну, они начинали заговариваться, а потом глаза у них стекленели и наступал конец. Не самая худшая смерть при таких обстоятельствах, позвольте вам заметить.

Сам я тоже чувствовал себя не лучшим образом, но все время, чтобы согреться, орудовал веслом, хотя это вряд ли помогло нам приблизиться к берегу. Но ледяная вода вытягивает из тебя все тепло — уж такая у нее особенность. Постепенно я стал осознавать, что замерзаю и скоро умру — точно так же, как умерли до этого мои товарищи. Те, кто еще оставался в живых, выглядели ничуть не лучше мертвецов — были такие же бледные, неподвижные и молчаливые. После полуночи нас осталось пятеро: капитан Стефенсон, ваш покорный слуга, матрос Мей, кочегар Стори и помощник стюарда Спалер».

Несколько позже в своем дневнике третий офицер отошел от простой констатации фактов смерти и уделил больше места деталям. Так, он несколько подробнее рассказал о кончине матроса Джеффри Диксона, который перед смертью был сильно не в себе, кричал, что всем им пришел конец, и, опустив голову в воду, доходившую в лодке ему до подмышек, даже попытался утопиться. Потом он неожиданно прекратил буйствовать, затих, и по остановившемуся выражению его глаз третий офицер понял, что он умер. Третий офицер и еще один моряк подняли мертвого матроса с места, бросили за борт и оттолкнули его труп от шлюпки.

Кочегары, которые перед тем, как спуститься в шлюпку, работали у топок, были одеты только в рубашки с короткими рукавами и спасательные жилеты, а потому умерли одними из первых.

«Радист Сиббит был малый сдержанный и немногословный, но обладал одним удивительным качеством — умел вселять в людские сердца надежду. К сожалению, оказавшись в шлюпке, сам он быстро утратил всякую надежду на спасение, отказался от борьбы за жизнь, перестал двигаться, закрыл глаза и заснул. Когда я через минуту на него посмотрел, он находился уже в ином измерении».

Спалер, юный помощник стюарда, выразил желание сплавать к одному из плотиков, предварительно обвязавшись канатом. Возможно, парень полагал, что условия выживания там лучше, чем в нашей шлюпке. Он проплыл только половину пути, но потом мокрая одежда стала тянуть его на дно. Матросы, дергая по приказу Стефенсона за канат, которым стюард обвязался, ухитрились-таки втащить его в шлюпку. Надо сказать, Спалеру удалось пережить всю эту заварушку, хотя в результате этой отчаянно смелой попытки разведать обстановку он и лишился обеих ног.

По мере того как мертвые моряки один за другим оказывались за бортом и отправлялись в последнее меланхолическое путешествие по волнам Баренцева моря, полузатопленная шлюпка все выше поднималась из воды. Этому способствовало еще и то, что оставшиеся в живых моряки, заметив это и приободрившись, стали значительно активнее, чем прежде, вычерпывать из нее воду. Когда наступило утро, в шлюпке из составлявших первоначально ее экипаж двадцати человек остались только пять. Хотя вода из лодки была вычерпана, люди были настолько измучены, что у них почти не осталось сил, чтобы бороться за жизнь. При этих обстоятельствах недюжинную силу духа выказал кочегар Джон Стори, по инициативе которого едва живые люди подняли на шлюпке складную мачту и, как смогли, натянули на ней оранжевый полотняный парус. К сожалению, даже совместных усилий пяти измученных моряков не хватило для того, чтобы установить мачту в вертикальное положение. По этой причине парус наполнялся ветром недостаточно хорошо и тянуть в нужном направлении тяжелую морскую шлюпку не мог. Убедившись в этом, кочегар Джон Стори, не сказав никому ни слова, прыгнул в воду и поплыл прочь от шлюпки, скрывшись в нависавшем над водой утреннем тумане. Пару раз товарищи окликнули его слабыми голосами, но, не получив ответа, замолчали. Теперь на борту шлюпки осталось только четыре человека.

Смерть сняла богатую жатву и на том плотике, где находились радист Фернсайд и еще тринадцать человек с «Хартлбери». Так как плотик был рассчитан максимум на девять человек, люди, погрузившиеся на него последними, были вынуждены стоять. Как выяснилось позже, выжили только те четверо, что всю ночь простояли. Первым умер кочегар, облаченный только в спасательный жилет и брюки. Вслед за ним скончался одетый в тонкую белую куртку официант из кают-компании.

«Когда люди умирали, второй инженер Джозеф Тайт читал нараспев двадцать третий псалом, начинавшийся словами „Господь мой пастырь“, который он знал наизусть. Время от времени он разражался стенаниями и жалобами, из которых явствовало, что более всего в жизни ему бы хотелось сейчас оказаться у себя дома в Глазго. Он умер последним — начал засыпать, хотя мы всячески трясли его и терли ему щеки, чтобы не позволить провалиться в этот смертный сон. Но все напрасно»³¹.

Через несколько часов к этому заполненному мертвецами плоту прибило волной небольшой плотик, на котором находился артиллерист, одетый в шинель цвета хаки. Оставшиеся в живых люди с большого плота кричали ему, всячески стараясь привлечь его внимание, но он не отвечал, так как находился в состоянии полной прострации. Когда оба плотика соприкоснулись краями, радист Фернсайд увидел рядом с артиллеристом еще одного зенитчика. Он был мертв. Его сбросили в воду, а находившиеся на дне плотика коробки с продуктами и медикаментами вскрыли. Пища и тонизирующие таблетки подбодрили оставшихся в живых на двух плотах пятерых моряков, которые перешли на тот плотик, что был поменьше, и на протяжении еще двух суток болтались на нем по волнам среди опустившегося на море густого тумана. Потом туман рассеялся, и спасшиеся с «Хартлбери» люди обнаружили, что все это время дрейфовали по небольшому заливу у побережья Новой Земли. Берег находился от них на расстоянии какой-нибудь мили, а в двух милях от них виднелся большой американский корабль, стоявший на якоре. С «американца» спустили шлюпку-четверку, которая взяла плотик на буксир.