Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Александр Ширвиндт, который всегда хорошо относился к Голубкиной, воспринимал возобновление романа между Мироновым и Егоровой болезненно. Как-то он весьма нелестно отозвался о Егоровой, и Миронов ей об этом рассказал. Возмущенная актриса тут же примчалась в номер к Ширвиндту. Тот лежал под простыней и дремал (или делал вид, что дремал). Заметив у него на тумбочке откупоренную бутылку коньяка, Егорова растормошила Ширвиндта и предложила ему выпить за дружбу. Тот согласился, не подозревая, что это провокация. В тот момент когда его рука потянулась к стакану гостьи, чтобы чокнуться, Егорова выплеснула содержимое своего стакана в лицо Ширвиндта. Напиток попал ему в глаза. Озверев от такой наглости, он схватил гостью за шею и, повалив на кровать, стал душить. Но Отелло из него не получился. Потерзав террористку несколько мгновений, Ширвиндт отпустил ее восвояси. На том они и расстались.

В воскресенье, 24 августа, в польском городе Сопоте завершился 15-й Международный фестиваль эстрадной песни, собравший представителей из 21 страны. Советский Союз был представлен тремя исполнителями в лице Людмилы Сенчиной, Раисы Мкртчян (от фирмы «Мелодия») и Яака Йолы. К сожалению, больших призов никто из них на родину не привез: Мкртчян «обломилась» только 3-я премия, а Йоле вручили утешительную премию «за подборку песен, отличающихся особыми художественно-идейными качествами».

25 августа Никита Михалков закончил натурные съемки в Одессе фильма «Раба любви». О том, что случилось после того, как была дана команда «Стоп», вспоминает супруга режиссера Татьяна Михалкова:

«Я тогда была беременная, на седьмом месяце, спать ложилась рано — часов в десять. В последний съемочный день вся группа гуляла, и, разумеется, у нас в номере. Апартаменты большие, кровать широкая. Кто лишнего переберет, того укладывали рядом со мной. Часов в 11 открываю глаза — рядом лежит Адабашьян. Через час просыпаюсь — уже кто-то другой. И так до утра. Потом оказалось, что за ночь чуть ли не вся съемочная группа на моей кровати перебывала…».

А в Москве продолжаются съемки телефильма «Два капитана». Поскольку серий у фильма много — целых пять, — кадры снимают не в строгой последовательности. Например, 22 августа снимали эпизоды из 2-й серии, а четыре дня спустя — уже из третьей, причем из ее конца. А именно: 25–26 августа в 1-м павильоне «Мосфильма» был отснят эпизод «педсовет». Помните, Саня Григорьев возвращается из Н-ска в школу, а там ему сообщают, что он из нее исключен за а) самовольную отлучку на 9 дней б) избиение Ромашова (эту драку снимут чуть позже, о чем я еще расскажу). Саня приходит на педсовет и объясняет учителям всю подноготную происшедшего. В школе его оставляют.

В эти же дни актер Владимир Меньшов готовится к своему режиссерскому дебюту — съемкам фильма «Розыгрыш». Еще в начале июня началась разработка режиссерского сценария (сценарист Семен Лунгин), и по ходу дела авторам приходится преодолевать большие трудности. Дело в том, что бдительные цензоры из сценарной коллегии постоянно предъявляют претензии авторам: то их раздражает язык героев будущего фильма (мол, много жаргонных слов), то слишком обаятельным выглядит отрицательный герой, то слишком пассивен главный положительный герой и т. д. и т. п. Однако, не соглашаясь с большинством предъявленных им претензий, авторы и не собираются что-либо менять в сценарии. Тогда 14 августа цензоры выносят решение: пусть нас рассудит «барин» — то бишь зампред Госкино Борис Павленок. Как и следовало ожидать, тот поддержал цензорскую братию: 26 августа он отдал распоряжение авторам сценария внести в свое произведение необходимые поправки и продлил срок режиссерской разработки до конца сентября.

Александр Митта продолжает работу над фильмом «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Начав съемки в конце июля со сложного в техническом отношении эпизода «затопление фрегата», группа через две с половиной недели отправилась на натурные съемки в Юрмалу. Там на берегу моря были выстроены декорации судоверфи, где по сюжету царь Петр принимал от корабелов фрегаты. Декорации впечатляли своими масштабами и денежными затратами. Ходили слухи, что кое-кто даже сумел погреть на этом руки: умудрился распродать часть стройматериалов «налево», положив себе в карман кругленькую сумму. Митта об этом, конечно же, догадывался, но предпочел не ввязываться в разборки с расхитителями социалистической собственности. На первом месте у него всегда стояло творчество.

Исполнитель роли арапа Владимир Высоцкий приехал на съемки вместе с женой. Мариной Влади. В один из дней с ней произошел забавный эпизод. Вспоминает один из его участников Семен Морозов (он играл Мишку Говорова):

«Погода в те дни была потрясающая. Помню, со мной в лифт вошла очень красивая девушка в темных очках. Я сказал ей: «Какие у вас прекрасные очки, но то, что «подпирает» их, не поддается никакому с ними сравнению». Она так звонко расхохоталась. Двери лифта раскрылись — и стоит Высоцкий. «Сеня, — сказал он, — мало того, что ты у меня в фильме невесту отбиваешь, ты и в жизни ту же линию гнешь». Это оказалась Марина Влади…».

Леонид Гайдай, получив в середине июля разрешительное удостоверение на выход своего фильма «Не может быть!» во всесоюзный прокат, решает предварительно обкатать свое очередное творение в глубинке. Вместе с группой писателей-юмористов в лице Виктора Веселовского (завотделом юмора и фельетонов «Литературной газеты»), Владлена Бахнова, Бориса Ласкина и Варлена Стронгина он отправляется на гастроли в Томск. Под эти гастроли тамошние власти отдают целый Дворец спорта, который, естественно, в первый же день забивается публикой под завязку. В первых рядах сидят местные партийные бонзы во главе с первым секретарем Томского обкома партии Егором Лигачевым. Все находятся в предвкушении бурного веселья от встречи с очередным шедевром Гайдая и выступления его друзей-юмористов, а вместо этого грянул скандал. Причем на первом же представлении.

Виновником скандала стал Варлен Стронгин, который прочитал собравшимся юмористический тост, придуманный им накануне ночью в местной гостинице. Тост начинался патетически: «Я поднимаю бокал за то, чтобы в Москве было построено такое высотное здание, из которого был бы виден город Томск! И было бы видно, что в этом городе живут сотни тысяч честных тружеников, десятки тысяч замечательных студентов и футбольная команда «Томич»!

Еще на два этажа надстроить это здание, да так, чтобы было видно, что в этом городе живут умные интеллигентные люди, к которым нужно присылать не только артистов Большого театра, Аркадия Райкина и Аллу Пугачеву, но и французский оркестр Поля Мориа!…».

Однако, начав за здравие, тостующий кончил за упокой, выдав следующий текст: «Еще на два-три этажа надстроить это здание, да так, чтобы было видно — есть ли в магазинах Томска селедка и другие неизвестно куда исчезнувшие «дефициты»!..».

Об отсутствии на прилавках города селедки и других продуктов Стронгин узнал накануне концерта от водителя такси, который подвозил артистов из аэропорта в гостиницу. И, чтобы придать своему тосту «злободневность», решился вставить этот спич в текст. Огромный Дворец спорта после этих слов буквально зашелся от экстаза, за исключением первого ряда, где сидело областное начальство. Те от услышанного разом позеленели. Спустя минуту за кулисы примчался администратор дворца, который буквально вцепился в Стронгина бульдожьей хваткой: «Лигачев рвет и мечет, говорит, кого я вызвал из Москвы… Зачем вы говорите про селедку? Немедленно выкиньте ее из текста. Тем более что она есть только в обкомовском буфете…».

Стронгин, которого реакция зала вдохновила на подвиги, не собирался так легко сдаваться. Вместо того чтобы тут же, при администраторе, вычеркнуть крамольный пассаж из текста, он пообещал подумать. И тут на него накинулись уже его коллеги. Они стали угрожать ему, что если он не выкинет «селедку», то они откажутся от совместных с ним выступлений. Молчал только Гайдай, который не имел к писательскому цеху никакого отношения. В итоге строчки про селедку Стронгин из текста вынужден был изъять.