Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

По боевому распоряжению командующего войсками Сталинградского фронта 254-я танковая бригада выводится из состава 51-й армии. Ей предстоит совершить марш в район колхоза им. 8 Марта и войти в состав 57-й армии в качестве резерва командарма.

Всю ночь загружали наши машины. Приезжали бортовые машины из других подразделений бригады, грузили имущество складов. За один раз погрузить все не удалось. Ждали дополнительных машин из бригады. Прибыли машины с автоматчиками из мотострелкового батальона. Рассадили более тесно автоматчиков и на освободившиеся машины погрузили оставшиеся боеприпасы. Штаб бригады и рота управления уже прошли мимо нас. Заезжали танковые батальоны и забирали оставшееся горючее в складах. Прошел и медсанвзвод. Руководил погрузкой транспорта подполковник Иванов.

Командир роты спросил меня, почему не доложил, что вернулся. Ответил, что старший группы Гуленко должен был о всех доложить. «Как воевалось?» — спросил он. «Как на войне, — ответил и добавил: — Разбил танковый полк санитарной сумкой». — «Все шутишь, доктор? Давай шути, продолжай так». Такой разговор состоялся с командиром роты. По-настоящему понял, как мне неприятен этот человек, от которого ничего хорошего не ожидал.

Последней вышла из Зеты наша рота. Стоял солнечный морозный день. Я сел в одну из ремонтных летучек. Было даже жарко. Топилась печка, курили. Задувался дым от печки в машину. Кашляли, но было тепло.

Уже под вечер прибыли в населенный пункт «Колхоз им. 8 Марта». Совершили марш свыше 60 километров. Поселок составляла длинная главная улица и отходившие от нее переулки. Большинство домов деревянные, были и из кирпича.

Рота расположилась на окраине поселка в длинных высоких деревянных постройках типа кошар. В ворота свободно въезжали машины, и их там расставляли вдоль стен.

Обедали или ужинали на улице, возле кошар. Уже стемнело. На ночлег разместились вначале в машинах, затем больше плясали вокруг них, чтобы не замерзнуть. Не всем удавалось втиснуться в обогревавшиеся летучки, но и там от запаха дыма и потных портянок пребывать всю ночь было очень трудно.

Я решил воспользоваться ватным конвертом для ночевки. На грузовой машине поверх имущества поставил носилки, положил сверху конверт и в валенках, гимнастерке и брюках, и в шапке-ушанке на голове влез в него, накрывшись сверху еще шинелью и плащ-накидкой. Рассчитывал, что спать буду в духовке, но не получилось. Стала стыть спина. Холод пробирался сначала снизу из-под носилок, затем стали зябнуть ноги в валенках. В валенках! Носилки и конверт были для меня немного коротковаты, и ноги из-под конверта в валенках торчали наружу. Всего стало сковывать холодом, тело пронизывала ноющая, нарастающая боль в пояснице, коленях. Поворачиваться нельзя было, «духовка» раскрылась бы, и казалось, что тогда весь холод улицы залезет ко мне. Хотелось размяться. Дальше терпеть холод и боль стало невыносимо, и я вылез из своей берлоги, размялся и остаток ночи провел со многими моими однополчанами у растапливавшихся кухонь под луной и звездным небом, с нетерпением ждали завтрака, чтобы хоть как-то согреться.

Обошел поселок. Интересовали колодцы. Пытался найти медсанвзвод. Весь поселок был буквально забит войсками. Улицы и переулки запружены разного рода военными машинами, вооружением и техникой. Нафаршированы ими были все дворы. Дома оказались неразрушенными. Над крышами из труб вились заманчивые столбы дыма, напоминавшие о домашнем уюте, разваренном картофеле с жареным луком и салом или об оладьях со сметаной. Когда придет этот час и придет ли? Все еще не согрелся. Ночью здорово промерз, как и большинство моих товарищей. Завтрак немного согрел, разогрела и быстрая ходьба. Шел и думал, как же устроиться в тепле на эту ночь и последующие. Для себя и всех других. Печку ставить в кошарах не имело смысла — не согреть улицу. Поменьше размерами был амбар. Там разместился хозвзвод со своим имуществом, выгрузили туда кухонный инвентарь и часть продсклада.

Как бы устроить всех в тепле, пока в населенном пункте? Надо что-то подсказать командиру. У него другие заботы. Так вот, амбар размерами меньше кошар, и там с одной стороны деревянные полы или настил деревянный для зерна должны быть. Они могли бы послужить нарами для личного состава. А напротив поставить бочку-печку для обогрева. Такая стояла в мастерских в Аксае и Зетах. Вот это и надо предложить. Осмотрел некоторые колодцы. Ими всеми пользовались, и вода была хорошая, по словам пользовавшихся ею, но во вторую половину дня они становились пустыми — воду вычерпывали почти полностью. Колодцы не охранялись.

Поговорил с Манько об оборудовании ночлега для водителей. Он сказал, что его люди в большинстве в рейсах, а та часть, что на месте, отдыхает в кабинах. Гуленко, командир ремвзвода, подхватил мою идею, и мы вместе пошли к командиру. Тот ему же и поручил оборудовать в амбаре место для отдыха и пребывания его взвода и остального личного состава роты. Хозвзвод отгородился от всех перегородкой. У стенки напротив нар установили бочку-печку, вывели наружу трубу и затопили ее. Этим в основном занимался красноармеец Ожешко, мастер на все руки. На деревянный настил расстелили несколько брезентов для личного состава. Соломы пока не было. Таким образом создали место, где можно было обогреться. Здесь я и делал перевязки, оказывал различную медицинскую помощь личному составу. Имущество свое — комплект медикаментов, перевязочный материал, носилки, ватный конверт положил у перегородки с хозвзводом. Тут и обозначил свое место.

За мной прибежал посыльный, бледный, встревоженный, и просил срочно бежать к командиру с санитарной сумкой. Очень торопил меня.

— Что случилось?

— Там увидите.

Командир со своим окружением — Калмыковым и Китайчиком располагались в домике, откуда кого-то выжили. Пропустили меня вперед в отапливаемую комнату. Все расступились. На кровати лежал на спине бледный начфин, старший лейтенант лет сорока пяти. Он прибыл к нам вместо погибшего начфина в балке Елхи.

— Он ранен, — дрожа, сказал Калмыков.

— Как, куда?

— Доктор, посмотри живот, — промолвил молчавший до сих пор Михайловский.

Я сбросил шинель, подошел к кровати, расстегнул у пострадавшего брюки, приподнял рубашку. Начфин показал рукой ниже. Сдвинул брюки и увидел под окровавленным полотенцем над лобком небольшое отверстие, немного измазанное кровью.

— Это чем?

Он показал подбородком на Михайловского.

— Ранен пулей. Что можно сделать? — последовал вопрос.

— Кто и как стрелял? Откуда был выстрел? В каком положении он находился?

— Это потом и не для тебя, доктор. Что можешь сделать? Пожалуй, перевяжи, — распорядился командир.

— Откуда летела пуля? Мне важно оценить, какие повреждены органы. Есть ли другое отверстие, стоял или сидел пострадавший.

— Спереди летела пуля.

Я руками прошелся по спине раненого. Они были сухие. Повернул его осторожно на бок, осмотрел ягодицы, крестец, но других отверстий на теле не нашел. Это было пулевое и проникающее ранение в малый таз. Мог быть поврежден мочевой пузырь, кишечник. Должно быть, внутреннее кровотечение — бледный, частый пульс малого наполнения.

— Нужно вести в медсанвзвод. Нужна срочная операция.

— В медсанвзвод — лишняя трата времени. Повезешь в госпиталь, — приказал Михайловский.

— Куда? — спросил я.

— Где ближайший госпиталь?

— Был на станции Тундутово. Знаю, что в Бекетовке есть хирургические госпитали.

— Повезешь на станцию Тундутово, туда ближе. Калмыков, иди, готовь бортовую машину с тентом. Взять брезент, одеяла. Что еще надо на дорогу, доктор?

— Сейчас наложу повязку. Носилки возьму. Матрац можно.

Я помазал рану йодной настойкой, наложил поверх стерильную повязку, сделал инъекцию морфина — обезболивающего и коразола — сердечного средства. Перенесли раненого на машину и выехали.