Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

В результате кашубы, лужицкие сербы, поляки, словаки и чехи составили западнославянскую языковую общность; болгары, македонцы, сербы, словенцы (хорутане) и хорваты — южную. В X веке славянская Европа представляла собой калейдоскопическую картину, но бодричи и лютичи, лужицкие сербы и белые хорваты, чехи и словаки, моравы и висляне, поморяне и поляне, слензяне и серадзяне, ленчане и мазовшане, куявяне и пруссы, ятвяги и волыняне — все они разговаривали на едином праславянском языке, возникшем где-то на рубеже 3 и 2-го тысячелетий до н. э.

К востоку от Карпат обосновалась третья славянская общность — восточная: вятичи (верховья Дона и Оки) и древляне (по Припяти), дреговичи (между верховьями Припяти и Днепра) и дулебы (по реке Прут), кривичи (от Чудского озера до верховьев Волги) и поляне (в районе Киева), радимичи (в междуречье Днепра и Десны) и северяне, или северцы (по Десне, Сейму и Суле), словене (у озера Ильмень) и тиверцы (по низовьям Днепра), уличи (в низовьях Южного Буга) и белые хорваты (в верховьях Днестра, по соседству с западными славянами). Правители первых славянских государств — Само и Болгарского в VII веке, Киевского и Новгородского в VIII, Великоморавского и Польского в IX — поначалу общались между собой на том же старославянском языке. В IX веке на него переводятся многие греческие рукописи, прежде всего — церковные. Но он уже стал непонятным для западных соседей: готы, принявшие в IV веке христианство, дополнили свое слово «славан» еще одним значением — молчать. Славяне сделались для них «немыми», «немцами». Как, по-видимому, и они сами для славян. И тогда же у восточных племен родился новый язык — древнерусский.

На стыке этих трех групп образовался как бы финно —  угорский буфер: с 560-х годов до конца VIII века там был Аварский каганат, а с 896 года эту территорию заняли мадьяры (венгры, угры), порвавшие связи с Хазарским халифатом и переселившиеся на запад. Анализ гидронимов показывает, что граница славян с германцами дольше всего держалась по Одре, а с балтами — по Припяти. На нижнем Дунае славяне граничили с фракийцами, на среднем — с венграми, на верхнем — с кельтами.

Древнерусский язык… Он доводил до Киева. И до Новгорода. Пожалуй, наиболее ожесточенные споры вот уже не одно столетие ведутся вокруг происхождения слов «Русь, русские», «Россия, россы». Суть этих споров, точнее —  их методологию, метко подметил Пушкин. Поставив эпиграфом к одной из глав «Евгения Онегина» слова Горация «О rus!» («О поле!»), он в шутку перевел их вполне славянофильски: «О Русь!». Тут даже и базу некую можно подвести: rus по-латыни означает еще и деревню, поместье, а разве Русь не была в пушкинское время страной полей, деревень и барских усадеб!

Изыскания, едко высмеянные еще Добролюбовым, нет —  нет да и появляются на страницах популярной прессы. Из них можно, к примеру, узнать, что Ахилл был русским князем (вывод: «Илиада» — славянский эпос), а «настоящее» имя Патрокла — Петрок. Есть и обратные утверждения: что, скажем, Боброк — на самом деле русифицированный англичанин Боб Роук.

Поле для фантазий куда как широко. Что взять за основу? Древнеиндийское rasa (влажность) или rudra (красный)? С первым понятием явно связаны греческое drosos, латинское ros (роса) и, по созвучию, rosa (роза), а также общеславянская русалка — жительница вод. Со вторым — общеславянская руда (кровь). Соответственны и выводы: «руссы — обитатели влажных местностей, насыщенных реками и озерами»; или: «руссы — самое кровожадное племя Европы». Но стоит обратиться к другим языкам — голова идет кругом. У испанцев rusco — падуб, остролист; у гаэлов ros, а у кельтов ross — мыс (ros и rus у них — озеро); у немцев Ross — конь (вспоминается Рахш, конь Рустама, и по аналогии с его именем — «блестящий, сверкающий» — арии и Луг); у валлийцев rhos — пустошь. А греческое drus (дуб), «народ Рос» в Вертинских анналах, у Иордана (росомоны — «люди рос») и у восточных авторов VI–VII веков, «народ Рош», упомянутый в VII веке до н. э. пророком Иезекиилем, «народ роха» (красный), известный Льву Африканскому…

И одно ли и то же слова «рус» и «рос»? Судя по тому, что латинское russus (красный) легко перешло в итальянское rosso с тем же значением, — да. Чередование о/у характерно и для нашего языка: ноль — нуль, тоннель — туннель. Однако аналогичная пара в греческом —  drus (дуб) и drosos (роса) — наводит на противоположные размышления: не образовались ли от первого «руссы», а от второго «россы»? Но корень здесь явно не ру/ро, а др/тр, он присутствует в названиях фессалийского племени дриопов, фракийского — дроев и малоазийского — дрилов, в именах кельтского бога Бальдра, фракийского царя Дрианта и греческой нимфы Дримо, фракийских городов Дрий и Друзипара, греческого города Дримы и острова Дримуса близ Клазомен. На современной карте этот корень легко отыскать в гидронимах Вардар, Вистрица, Драва, Дрилон, Дрина, Друенция, Нитра, Одра, Струма, Стрый, Трнава…

Вопрос действительно не из простых. Тут, как советовал Козьма Прутков, надо «смотреть в корень», дабы не терять времени на поиски родства, допустим, между «поросенком» и «папиросой». А выявить общий корень в разноязычных словах непросто. Вот четыре слова: латинское palam, славянское «поло», шведское fala, древнегреческое polos. Казалось бы, сходство, а значит, н этимологическое родство несомненны. А между тем одно в этом ряду лишнее. Если первые три понятия означают соответственно «открыто», «равнина, пустошь», «открытый, пустой» и родственны русским «поле» и «полный», то последнее означает ось и стоит рядом с древнеиндийским karati (двигаться), древнепрусским kelan (колесо), латинским colus (прядка) и родственно русским словам «полоз», «колесо» и «кола» — повозка с одной парой колес на оси, от которой, возможно, произошла колымага.

по-разному, совершенно несходно может звучать и имя одного и того же народа. Об этом следует помнить тем, кто выискивает родственные связи россов —  руссов с роксоламами, росомонами, этрусками, херусками или пруссами. Особенно это видно на примере цыган. Еще в середине XVIII века студент Лейденского университета венгр Иштван Вайя заметил вскользь о возможности их индийского происхождения. Немцы запомнили эту мысль, и к концу того же столетия двое ученых — И. Рюдигер и Г. Грельман — превратили ее в научную гипотезу, сотню лет спустя доказанную их соотечественником филологом Августом Поттом.

Миграция цыган — это последняя волна переселения народов, происшедшая в конце прошлого тысячелетия, можно сказать, на наших глазах. Чем она была вызвана, в точности неизвестно. Возможно, какими-нибудь междоусобицами или кровной местью: по этим причинам происходила миграция некоторых племен Гиндукуша. Известно лишь, что представители самой низшей касты — домба (или муштика) зарабатывали на пропитание пением, плясками и музыкой, хотя и приписывали себе потом в чужих краях княжеское происхождение. Быть может, таким странным образом отложились в их памяти концерты, даваемые ими в княжеских хоромах. И вот однажды эти бродячие артисты покинули привычные места и со всем своим скарбом двинулись на закат. Как это выглядело, мы тоже не знаем, потому что слово urdo (телега) они явно позаимствовали уже по пути — в Иране, a grast (лошадь) — где-то в Армении. В лексиконе другого племени, возможно родственного, — ламбани, или ламбади, и сегодня кочующего по Мадрасу и говорящего на полудравийском —  полухинди, таких слов нет. Под натиском мусульман предки цыган осваивали всё новые территории, но нигде не могли осесть надолго: территории уже были заняты, а местные жители настроены весьма решительно. Не найдя счастья в Иране (если не считать заимствования там самого слова «счастье» — baht) и Армении, эти пестрые армии примерно в XII веке пришли в Византию, оттуда переправились на Крит, в Египет и Италию, в 1427 году их впервые упомянули французские хронисты, затем они проникли в Великобританию, Данию, Швецию, а в XV веке через Балканы явились в южную Россию и через Германию и Польшу — в центральную.