История Франции т.2

Ко всем перечисленным ужасам добавилось удушение дымом всех туземцев, пытавшихся укрыться в пещерах, гротах. По приказу генерала Бюжо Пелисье последовал примеру Кавеньяка: только в одном месте он удушил дымом 600 туземцев. Полковник Монтаньяк, имевший, по собственному признанию, «удивительную склонность дубить человеческую кожу», сообщал во Францию в своих письмах: «Убиваем, режем; крики терроризируемых смешиваются с ревом погибающих животных».

Капитулировал Абд-Эль-Кадер только в конце 1847 г. Он сдался генералу Ламорисьеру, обещавшему отпустить эмира на Восток. Но Ламорисьер не сдержал слова: Абд-Эль-Кадер был заключен в тюрьму. Не освободили эмира даже и тогда, когда Ламорисьер стал военным министром. Он вышел из тюрьмы только в 1852 г.

Покорение Алжира — вечный позор для французских захватчиков. В конце XVIII в. Алжир горячо выразил свое сочувствие французской буржуазной революции. Безвозмездно, в знак дружбы с революционной Францией, алжирцы прислали в Париж свой хлеб. Предательство, грабежи, массовые убийства и угрозы поголовного истребления туземцев — таков был ответный «дар» французских колонизаторов!

Нарастание революционной ситуации в 1847–1848 годах

Экономические события 1846–1847 гг. в громадной мере способствовали возникновению революционной ситуации и ускорили взрыв революции. Это были: болезнь картофеля, неурожаи хлебных культур и глубокий торгово-промышленный кризис.

Осенью 1845 г. во Франции картофельной болезнью поражены были только Нормандия и Бретань и лишь в конце года южные районы страны. Внезапно сохла ботва, и картофель становился негодным для питания. В 1846 г. картофельная болезнь охватила широкую территорию. Один гектолитр картофеля в Париже осенью 1846 г. стоил 13–14 фр. В ряде районов картофельная болезнь повторилась и в 1847 г. (например, в Лотарингии неурожай принял катастрофические размеры).

Хлебные запасы стали исчезать во Франции по крайней мере за два года до революции. Урожай 1845 г. был приблизительно на 30 % меньше, чем в 1844 г. С осени 1846 г., когда обнаружился еще более значительный неурожай, хлебные цены, не превышавшие 22 фр. за один гектолитр пшеницы, стали резко возрастать: в конце мая 1847 г. гектолитр пшеницы стоил во Франции в среднем 38 фр., а в отдельных районах — более 50 фр. В дождливый 1845 и засушливый 1846 г. Франция претерпевала и другие невзгоды: болезнь виноградников осенью 1845 г., недород шелковых коконов в метрополии и в колониях, недород чечевицы, бобов, гороха в 1846 г.

В 1847 г. во всей Европе урожай был выше среднего. Но в это время разразился торгово-промышленный кризис. Известный французский историк Жорж Лефевр различал в бедствиях 1847 г. четыре кризиса: продовольственный, денежный, биржевой, промышленный. Эти различительные черты действительно существовали, и указание на них имеет немаловажное значение. Однако Ж. Лефевр допускал ошибку, освещая два последних кризиса (биржевой и промышленный) лишь как следствие двух первых [381].

Историческое развитие общественного строя во Франции в период, предшествовавший революции 1848 г., представляло в основном не что иное, как развитие противоречий капиталистического способа производства. В торгово-промышленной жизни Франции в 1845–1848 гг было много общего с экономикой Англии. Но были и чрезвычайно важные особенности, сыгравшие свою роль в условиях складывания революционной ситуации. Кульминационный момент кризиса был пройден в Англии в конце 1847 г.; и в следующем же году возникло новое оживление в делах. А во Франции в 1847 г. производство стало сокращаться во всех прядильных и ткацких предприятиях.

Тем временем назревал кризис железнодорожного строительства. В 1846 г. было введено в эксплуатацию 1322, а в 1847 г. — 1832 км железных дорог. Действительная величина капитала, представленная железными дорогами, не превышала, однако, 1232 тыс. фр.; акций же было выпущено к концу 1847 г. на 2491 тыс. фр. Крах спекулятивного железнодорожного строительства был неизбежен. Развязка была не порождена, но ускорена продовольственными и денежными кризисами.

Французский банк, покупая миллионы гектолитров заграничного хлеба, расплачивался за него, как и Английский банк, своим золотом. Золотой запас Французского банка в 1845 г. равнялся 320 млн. фр., а в январе 1847 г. — всего 47 млн. фр. Спасением от полной катастрофы Французский банк был обязан царю Николаю I, купившему на 50 млн. фр. французской ренты. Но, разумеется, никакие цари не могли создать во Франции тот «кредит наций», который по другую сторону Ла-Манша облегчил рассасывание кризиса. Кредит во Франции и ранее не был развит в такой мере, как в Англии. В 1847 г. под влиянием потрясений английской экономики и вследствие внутренних причин банкротства следовали одно за другим: 635 банкротств насчитывалось в одном лишь первом полугодии 1847 г. и в одном только департаменте Сены. В отличие от Англии, наивысшее напряжение кризиса не было пройдено во Франции в конце 1847 г. Напротив, среди французской мелкой буржуазии банкротства были наиболее многочисленны именно в последнем квартале 1847 г.

В январе и феврале 1848 г. увеличился экспорт французских вин, а также и вывоз хлопчатобумажных машин, механизированных инструментов, полотняных товаров, сахара, стеклянных изделий и некоторых других товаров.

Явление особого порядка представлял финансовый кризис 1847 г. Государственный дефицит в 1847 г. достиг 25 % всего бюджета, иначе говоря 247 млн. фр. Социально-политическое значение государственного дефицита уже отмечалось выше: дефицит обогащал банкиров. Но в условиях экономического кризиса 1847 г. сберегательные кассы подвергались массовому опустошению: вкладчики повсюду изымали свои вклады. Вся налоговая система оказалась под угрозой в условиях многочисленных банкротств, пауперизации и безработицы. Неконсолидированный государственный долг к началу 1848 г. достиг 630 млн. фр., а у Гизо не было средств для покрытия даже и самой малой части этого долга. Тогда Гизо предпринял внутренний заем, самая экстраординарность которого дискредитировала правительство: 100-франковые облигации реализовались по цене в 75 фр. Государственная власть публично продавалась ростовщикам!

Экономический кризис влиял на всю политическую жизнь Франции, по он неодинаково поражал различные общественные классы. Положение мелкой буржуазии под влиянием кризиса ухудшилось в связи с тем, что часть крупного капитала, ранее занятого во внешней торговле, перешла на внутренний рынок, где и усилилась разорительная для мелких торговцев конкуренция.

Во время кризиса усилился и рост концентрации производства; в металлургической и угольной промышленности появились новые крупные объединения предпринимателей. 175 промышленников района Рив-де-Жье обращались в 1847 г. к правительству с жалобой на «нахальство и преувеличенные притязания» местных угольных компаний. Намерение Ротшильда скупить металлургические предприятия в департаменте Нор с целью создания там крупного промышленного центра, подобного Крезо, получило широкую огласку и резко критиковалось в прессе мелкобуржуазных демократов.

Особенно резко ухудшились под влиянием кризиса и неурожаев условия жизни трудящихся масс. В начале 1847 г. даже сравнительно зажиточные семьи, принадлежащие к трудовому люду, впали в крайнюю нужду. Безработица, падение заработной платы, эпидемические болезни, резкое увеличение смертности и понижение на 75 % прироста населения в 1847 г., по сравнению с двумя предшествующими годами, — таковы не отрицаемые даже буржуазной литературой показатели народных бедствий.

Эти бедствия, естественно, усиливали сопротивление народных масс. Демонстрации, сходки, нападения на дома спекулянтов, на булочные и хлебные склады совершались в северо-западных районах, а также в департаментах Эндр, Шарант, в городах Туре, Труа, в больших и маленьких городах департамента Верхнего Рейна. В этих движениях особое место принадлежит «делу в Бюзансе», небольшом городке департамента Эндр, где по инициативе рабочих — жителей окрестных деревень было совершено нападение на хлебные амбары, принадлежащие спекулянтам. Два спекулянта поплатились жизнью. Жестокие репрессии последовали немедленно: четверо рабочих были гильотированы там же, в Бюзансе. Конечно, эта расправа только усилила народную ненависть к Июльской монархии.