Живые и мертвые (Живые и мертвые, Книга 1)

Через час дорога привела их к лесной поляне с несколькими домиками и длинным бараком лесопилки. На поляне не было ни машин, ни людей. Лесопилка не работала. Но штабеля кругляка и досок говорили, что еще недавно работа шла здесь полным ходом.

Золотарев пошел на разведку, а Синцов остался с докторшей.

- Иван Петрович, - сказала она тихо, - если люди плохие, не оставляйте меня. Лучше отдайте мне мой наган, я застрелюсь.

- Почему плохие? - сердито ответил Синцов. - Все плохие, одни мы с вами хорошие, что ли?

- Вы с Золотаревым хорошие, - вон сколько меня тащите! Даже стыдно.

- Да бросьте вы! - все так же сердито сказал Синцов. - Кому бы говорили, а не мне! Мы вас три месяца видели, какая вы есть. Вы нам очки не втирайте. Если б не вы, а я ногу вывихнул, так небось потащили бы?

- Вас трудно, вы вон какой длинный! - сказала она и улыбнулась не тому, что Синцов длинный, а тому, что этот длинный и чаще всего хмурый политрук говорит сейчас с ней так сердито только от доброты и больше ни от чего. А вы женаты? - помолчав, спросила она. - Давно у вас хотела спросить. Но вы все такой сердитый...

- А сейчас что, добрый стал?

- Нет, просто решила спросить.

- Женат. И дочь имею. Зовут, как вас, Таней, - хмуро сказал он.

- А что вы так сердито? Я ведь к вам не сватаюсь.

Услышав это, он посмотрел на ее измученное лицо, подумал о том, как часто люди вот так не понимают мыслей друг друга, и сказал, как малому ребенку, спокойно и ласково:

- Глупая вы, глупая!.. Просто я не знаю, где моя дочь и где моя жена; жена, скорей всего, на фронте, как вы. И я все это разом вспомнил. А про вас я думаю, что вы самая хорошая женщина на свете и самая легонькая, добавил он, улыбнувшись. - Думаете, вас тащить тяжело? Да в вас и весу-то вообще никакого нету!

Она не ответила, только вздохнула, и в уголке глаза у нее появилась маленькая слезинка.

- Ну вот, - сказал Синцов. - Я думал, развеселю вас, а вы... А вон и Золотарев идет.

Золотарев подтвердил сложившееся издали впечатление: немцев не видно, но люди на лесопилке есть. За четверть часа, что он, наблюдая, пролежал на опушке, из крайнего домика два раза выходил инвалид на костылях и поглядывал в небо, прислушивался к самолетам. Потом выбежала девочка и снова забежала в дом.

- А больше никого не видно!

- Что ж, пойдем, - сказал Синцов.

Он поднял докторшу на руки вместе с плащ-палаткой и, не став пристраивать за спиной, понес, как ребенка.

- Может, я еще в дом зайду, разведаю? - остерег Золотарев.

Но Синцов уперся:

- Раз немцев нет, пойдем прямо. Мы люди или не люди?!

Ему вдруг показалось унизительным идти в какую-то еще разведку у себя, на собственной земле, в дом, куда раньше, до войны, он и любой другой человек, не колеблясь, в любую минуту внес бы на руках больную женщину.

- Не верю, чтоб там сволочи были, - сказал он. - А коли сволочи, на сволочей у нас винтовка есть.

Так, с докторшей на руках, он дошел до крайнего дома и постучал ногой в дверь.

Испуганно отодвинувшая щеколду пятнадцатилетняя девочка увидела высокого, широкоплечего человека с худым ожесточенным лицом, державшего на руках завернутую в плащ-палатку женщину. Его большие руки дрожали от усталости, а на обоих рукавах - это сразу бросилось ей в глаза - были красные комиссарские звезды.

Позади высокого человека стоял второй, низенький, в рваной кожанке и с винтовкой.

- Проводи, девочка, - сказал высокий повелительным голосом, - покажи, куда положить! - И, увидев ее испуганные глаза, добавил помягче: - Видишь, у нас беда какая!

Девочка распахнула дверь, и Синцов с докторшей на руках вошел в избу, окинул ее быстрым взглядом; комната была полудеревенская-полугородская: русская печь, широкая лавка по стене, буфет, стол, накрытый клеенкой, стенные полки с бумажными кружевами...

- Кроме тебя, здесь есть кто? - спросил он девочку, все еще держа докторшу на руках.

- Есть, как не быть, - раздался за его спиной сиплый голос.

Синцов полуобернулся и увидел в дверях, ведших из второй комнаты, того самого одноногого, на костылях, о котором говорил Золотарев. Он был уже немолод, грузен, с неопрятно свалявшимися волосами и густой русой щетиной на обрюзгшем лице.

Увидев, что Синцов собирается положить докторшу на лавку, остановил его жестом:

- Погоди класть. Ленка, пойди возьми в горнице тюфяк с кровати, да только одеяло с простынью оставь, один тюфяк возьми! Да живо! А то не дождутся.

Синцов посмотрел в упор на хозяина, и, должно быть, выражение лица его отразило то, что творилось у него на душе, - решимость, несмотря на войну и окружение, потребовать здесь сполна все, что причитается получить от советского человека другому попавшему в беду советскому человеку.

- Что смотришь? Не радуюсь вам? - спросил хозяин. - А чему радоваться? Наедут немцы - дорога тут прямая, - и будет нам с вами конец. Что тогда делать?.. Сюда, сюда, к этому краю, а в изголовье подверни, длины-то хватит, - повернулся он к девочке, торопливо укладывавшей на лавку тюфяк.

Синцов опустил докторшу и с трудом разогнулся. Ему казалось, что он вытянул себе все жилы.

- А вы смелый! - уже на "вы", полунасмешливо-полууважительно сказал хозяин, заметив звезды на рукавах Синцова. - Кругом второй день немцы, а вы еще комиссарите... Ленка, принеси воды напиться! Видишь, люди устали, пить хотят!.. Что ж, садитесь, гостями будете. - Он приставил к стене костыли и, схватясь рукой за стол, первым сел, тяжело заскрипев табуреткой. - В подвал бы вас спрятать, да я так: или уж боюсь, или уж не боюсь! Заночуете?

Синцов кивнул.

- А после?

Синцов сказал, что на рассвете они пойдут пробиваться к своим, а больную - доктора - хотели бы оставить здесь: у нее жар и покалечена нога; ей надо отлежаться; если даже придут немцы, то женщина не может вызвать особого подозрения, тем более не раненая, а больная.

- Доктор, значит, - сказал хозяин. - А я было подумал, жена ваша.

- Почему? - спросил Синцов.

- Так не всякий не всякую так вот, на руках, попрет. Доктор, значит, повторил хозяин и, взяв костыли, подошел к изголовью лежавшей. - Ишь как вас прихватило? - сказал он и положил ей на лоб свою руку. - Горите вся. Не тиф?

Нет, простуда, наверное, воспаление легких, - проглотив комок, ответила докторша.