Валтасар (Падение Вавилона)

- Говоришь, родом из Вавилона? - спросил Нур-Син.

- Нет, господин, я из Сиппара, - он поднял голову. - Когда-то меня звали Шума. Я был торговцем.

- Была семья?

Перебежчик сглотнул. Голос у него сел, поэтому он кивнул.

- С ними случилось несчастье? - спросил Нур-Син. - Тебе принесли весточку?

У Шумы опять же сил хватило только кивнуть.

- Послушай, Шума, - доброжелательно пояснил Нур-Син. - Ты сам должен понимать, что Намтар стоит у тебя за спиной. Он уже занес меч, так что ты лучше говори. И говори правду. По правде будет и награда. Соврешь - Намтар опустит меч. Скажешь правду - сохранишь жизнь и, может, даже получишь награду. В том порукой принц-наследник, присутствующий при нашем разговоре. Поэтому не надо перед ним вилять, каяться, изображать горе, пытаться разжалобить господина. Ты лучше говори.

- Горцы... Горцы напали на наш караван, когда мы шли в Сарды. Ограбили, связали руки, отвели в Кирши, там посадили в земляную яму, потребовали написать домой, чтобы прислали выкуп. Я написал, господин. Что я мог поделать? Жить хотелось. Думал, вывернусь как-нибудь.

- Вывернулся? - спросил Нур-Син.

- Нет, господин. Выкуп привез мой старший сын. Они ограбили его и посадили в ту же яму, где сидел я. Он рассказал, жена все продала, а толку... Теперь, наверное, нищенствует в Сиппаре.

Лицо Лабаши исказилось, стало гневным, с примесью брезгливости.

- Скажи ему, писец, - заявил он, - в Сиппаре нет нищих! Есть бездельники и тунеядцы, а также бродяги, отбившиеся от соотечественников и пренебрегающие долгом перед приютившей их землей! - с резкостью в голосе добавил юнец. - Всем хватает милостей, распределяемых в храме Блистательного Шамаша Эбаббаре. Также спроси этого негодяя, где он жил в Сиппаре?

- Где ты жил в Сиппаре, негодяй, - спросил Нур-Син.

- На улице победоносного Нинурты. Возле восточных ворот, ведущих к Тигру.

Лабаши, по-видимому, самому наскучила утомительная игра в величие, которая требовала непременного посредничества между подлым черноголовым и облаченным царственным светом наследником. А может, он решил, что в достаточной степени осадил навязанного ему писца - теперь тот будет знать свое место. Он даже несколько расслабился, подался вперед и попросту спросил

- Послушай, несчастный, как твое полное имя?

- Мардук-шума-узур.

- Ты говоришь правду?

- Да, господин.

- Я слыхал о таком. Выходит, ты не из инородцев?

Шума вскинул голову.

- Да, господин... О, господин! Может, вы что-нибудь знаете о моей семье. О Ринде и дочках?

Лабаши откинулся к спинке кресла, некоторое время не без интереса рассматривал перебежчика. Нур-Син в свою очередь с тем же любопытством поглядывал на наследника. Тот совсем опростился - заговорил с сиппарским акцентом, над которым смеялись во всей Вавилонии.

- Она сдает их в наем. Да и сама не прочь подцепить какого-нибудь прохвоста с тугим кошельком.

Шума опустил голову. Нур-Сину было видно, как у него несколько раз дернулось адамово яблоко.

- Когда я уезжал, тройняшкам было по одиннадцать. Храмовый жрец уверял, что тройняшки - это к счастью. Вот оно, счастье...

Он замолчал, как-то разом ожесточился.

- На все воля Мардука, - утешил его Нур-Син.

Пленный поднял голову, криво усмехнулся.

- Что-то не верится, чтобы Мардука-Бела занимали беды такой мелкой козявки, как я. Как говорится, только жить начал, прошло мое время. Куда ни гляну - злое да злое! К богу воззвал, он свой лик отвернул.

- Я гляжу, ты не чужд поэзии, - удивился Лабаши. - Расскажи правду, и облегчишь свою участь.

- Чем, господин? - спросил Шума. - Разве что пытки будут легче? Не станете жечь пятки огнем? Ломать кости?

- Нет, Шума, - вступил в разговор Нур-Син и одновременно положил руку на запястье Лабаши - помолчи, мол. Тот вздрогнул, однако сумел сдержаться. - Расскажи правду, чтобы мы могли помочь тебе. Теперь ты во власти закона, царствующего в Вавилоне. Ты можешь обратиться за милостью.

- К кому, господин? - усмехнулся Шума.

- К принцу-наследнику. Вот он, перед тобой. Он вправе ходатайствовать перед царем. (При этих словах юнец не удержался и скорчил недовольную гримасу.) Теперь ты его клиент, но, прежде всего, и это перво-наперво, ты свободный человек. Вот и веди себя как свободный человек.

Шума зарыдал. Взахлеб, со слезами, попытками освободить связанные за спиной руки. Лабаши сделал знак стражам, те сняли путы. Пленный вытер тыльной стороной ладони лицо.

- Я - свободный человек?! Я могу идти куда захочу? А мой сын, что остался у варваров? Он по-прежнему раб и ему некуда идти. Ему остается одно - сидеть в колодках и ждать, когда отрежут голову. Как, впрочем, и мне. Зачем мне свобода? Зачем мне это, если мне идти некуда? А Ринда моя свободна? Стоит мне появиться в Сиппаре, и она наложит на себя руки. Я знаю её, я её такую и брал в жены. Она сгорит от стыда. А дочки? Они тоже свободны продавать свои тела? Зачем им такая свобода?

- Вот и давай разложим все по полочкам, - поддержал его Нур-Син. - В чем мы можем помочь тебе, в чем ты сам должен помочь себе. Как иначе, Шума? Ты грамотен, знаешь стихи о несчастном страдальце. Стихи, конечно, полезное занятие, но и руки к своей судьбе следует приложить. Нельзя же как отвязанная лодка поддаваться течению. Итак, они оставили сына в заложниках? Как ты попал в полевую ставку царя Аппуашу?

- Я работал на кухне во дворце. Когда объявили сбор войска, меня приставили к поварне, где готовили пищу для царя. Он любит вкусно поесть. Когда царь перенес ставку к северу от Киликийских ворот, меня ни с того, ни с сего заставили прислуживать в его шатре. Там я слышал разговоры вождей: где встал лагерем вавилонский царь, как велико его войско. Один из разведчиков сообщил - не сосчитать! Предводители отрядов смеялись, а один из военачальников похвалялся, что, несмотря на то, что их горстка, они в кровь расшибут Нериглиссару голову, не допустят его до теснины. Вечером меня отправили за хворостом для костра, причем предупредили, чтобы я отошел подальше к югу и не гадил, не рубил возле лагеря. Один из охранников ударил меня и приказал уйти за пикеты - воинов, мол, предупредили, что раба отправят собирать дрова, поэтому они не станут чинить тебе препятствий. На прощание пригрозил: "Не вздумай дать деру. Догоним, посадим на кол!" - и засмеялся.

Я ушел в лес, долго плакал, потом решился - была не была! Господин, я все сказал, как оно случилось. Я не предатель, просто понадеялся на удачу. Здесь меня подвергли бичеванию.

- Послушай, Шума, ты не глуп, - сказал Нур-Син. - Ты сам должен понимать, что твой побег выглядит нелепо. Зачем было посылать тебя за линию пикетов? Может, для того, чтобы ты к нам сбежал?

- Я так и решил, господин?

- Интересно, - вступил в разговор Лабаши. - Если ты так решил, то зачем обижаешься, что тебя подвергли бичеванию. Ты же знаешь, как поступают со шпионами. Ведь тебя могли счесть за шпиона?

- Могли, господин. У меня не было выбора, господин. Если бы я вернулся в лагерь пиринду, пусть даже набрав хворост, меня забили бы палками до смерти.

- С какой стати?

- Почему я оказался глуп и не попытался воспользоваться возможностью сбежать, - ответил перебежчик. - Стражник неспроста указал мне направление, в котором расположен наш... ваш лагерь, господин. Добравшись до вас, я мог рассчитывать на освобождение. Если, конечно, меня не казнят до того момента, как начнется сражение.

- Ты сообразительный человек, Шума, - заявил Нур-Син. - Допустим, что все рассказанное тобой, правда. В таком случае, с какой целью тебя выпустили из лагеря?

- Чтобы государь Вавилона усомнился в моих словах и решил, что его ждут у Киликийских ворот.

- Ты полагаешь, что это не так?

- Нет, господин. Сосновая долина или долина Рибани - вот самое удобное место для засады. Если бы Аппуашу сделал ставку на Киликийские ворота, он не стал бы созывать войска в Сосновую долину, а об этом я знаю точно. Господин!.. - голос Шумы вдруг взвился до истеричной нотки. - Вы спрашиваете меня о том, чего я не могу знать! До чего дошел своим умом!.. Если я окажусь лгуном, меня казнят.