«Теория заговора». Историко-философский очерк

Активное распространение получает идея о союзе двух врагов православия и российской государственности: масонства и евреев. Присутствие последних в определённой степени объясняется социокультурным откликом на события первой русской революции, активное участие в которой принимали представители еврейского этноса, не утратившие своих национальных, легко идентифицируемых черт и поэтому выделявшиеся в революционной массе. В итоге возникает такое широко распространившееся понятие, как «жидомасонство». Но следует отметить, что данное понятие возникает не стихийно, а является продуктом авторского конструирования, с прослеживаемой исследовательской рефлексией. Так, предпринимались попытки исторического обоснования подобного сближения: «Создатели современного масонства — как видно из изложенного — Англия и Евреи — две нации, которые будто бы даже находятся в кровном родстве между собой (англичане, будто бы, потомки израильтян, уведённых в плен Сарданапалом)» ^{417}. Эвристичность понятия «жидомасонство» заключается в заложенных в нём методологических возможностях и вариациях, как следующих из объективного развития «теории заговора», так и относящихся к конкретным условиям российской действительности. Для большинства крайне правых авторов и изданий обозначенные два элемента образуют некоторое «диалектическое единство»: если роль масонства заключается в основном в идеологической борьбе с существующим порядком, то евреи олицетворяют активное начало в подрывной борьбе против устоев общества.

Показательно, что понятие «жидомасонство» осмыслялось не только в рамках концепций правых конспирологов. Своё представление о соотношении масонства с еврейским этносом пытались сформулировать и авторы, находящиеся на противоположных политических позициях. Большой интерес в этом отношении представляет работа Ю. И. Гессена «Евреи в масонстве (опыт исторического исследования)», опубликованная в 1903 году. Гессен начинает с апологетического определения масонства: «Масонское искусство в своём совершенном виде имеет целью нравственно облагородить человечество и объединить людей на началах правды, братской любви и равенства» ^{418}. Подобные гуманистические устремления должны были найти эмпирическое подтверждение в деятельности «вольных каменщиков». Автор проницательно замечает, что в Европе существовал этнос, которому явно недоставало «братской любви» со стороны других народов. Естественно, что этим народом могут быть только евреи. Интерес масонства к еврейской проблеме обосновывается тем фактом, что этическая доктрина масонства, по сути, есть воспроизведение ветхозаветных нравственных норм: «Нравственные обязанности масона были определены содержанием известных Ноевых законов, представлявших собой основу еврейской этики; это были предписания, основанные на естественном праве, которые в первые 2000 лет от сотворения мира были единственными законами» ^{419}.

В своём анализе автор «корректирует» аутентичные масонские источники, выдвигая предположение о том, что обращение к «Ноевой этике» следует трактовать не как отражение универсализма масонского учения, а как желание масонов открыть доступ в ложи лицам еврейского происхождения. Далее Гессен предлагает конспирологическую трактовку развития масонских объединений. Уже в первой половине XVIII века возникает антисемитское движение внутри масонства. Это было связано со взглядами тех братьев, которые не в полной мере оценили превосходство «Ноевой этики» и желали развивать масонство на основе христианских принципов. Не обошлось здесь и без тлетворного влияния иезуитов: «Антисемитизм зародился в момент появления евреев в союзе, благодаря деятельности основанного в 1724 г. иезуитами “Ордена Гормогонов”, который пытался внести в союз христианское, вернее, “церковное” направление» ^{420}. Влияние антисемитизма в среде английского масонства достигает такого уровня, что в середине XVIII столетия возникают первые еврейские масонские ложи — как реакция на нетерпимость со стороны ортодоксальных братьев. Ситуация усугубляется после раскола движения и возникновения континентального масонства, вследствие чего Великая английская ложа утратила своё исключительное право на образование новых лож. Особо «тревожная ситуация» складывалась в германских областях, где обнаружилась неприкрытая неприязнь местных масонов к евреям. Гессен приводит драматический пример, когда: «Ложа “Единение” во Франкфурте отказалась в 1766 г. дать конституцию вновь возникшей в Касселе ложе, так как среди её учредителей был еврей» ^{421}. Таким образом, немецкие братья полностью игнорировали «Ноевы законы», касающиеся братской любви и равенства. Положение в некоторой степени исправляется благодаря усилиям Лессинга — масона и страстного юдофила. Впрочем, по признанию автора, немалую роль в принятии евреев в немецкие масонские ложи играл материальный фактор. Богатые евреи попросту покупали себе места под видом «добровольных пожертвований». Но, несмотря даже на денежные вливания, некоторые из масонов усматривали в евреях присутствие нравственных принципов, весьма далёких от масонских. Приводится любопытное высказывание Ф. X. Ведекинда по этому поводу: «Наши евреи не только в общем, но, к сожалению, почти все являются антикосмополитическим народом, и это не в силу их отношения к другим народам, а в силу требования их церкви, и таковыми они были во все времена. Иегова любит только их самих и ненавидит другие народы. Евреям предписана нравственность лишь в отношении одних евреев» ^{422}. Но все эти трудности и оговорки не помешали конечному триумфальному единению масонов и евреев. «Законные права», по словам Гессена, евреев на участие в масонстве находили всё больше поддержки. К концу XIX века практически все масонские ложи открыли свои двери евреям. И последние не замедлили воспользоваться предоставленными им возможностями: «Просвещённые евреи тех стран, куда проникало масонство, не оставались глухи к брожению общественной мысли, выражавшемуся в различных задачах масонских союзов» ^{423}.

Анализ приведённой работы показывает, что рефлексия на тему связи масонства с евреями не была исключительной прерогативой правых русских конспирологов. Более того, есть основание утверждать, что они использовали уже сформировавшееся проблемное поле. Реакция на «брожение общественной мысли» и подтолкнула их к созданию понятия «жидомасонства», основные сущностные черты которого они заимствуют, пусть с естественной негативацией, из других источников. Реактивность русской конспирологии начала прошлого века, таким образом, подтверждается инструменталистским фактором. Необходимость «мгновенного отклика» на события русско-японской войны, первой русской революции заставляла использовать и приспосабливать к своим задачам различные источники и концептуальные положения. В этом и состоит внутреннее противоречие реактивного варианта «теории заговора». Актуальность и востребованность её ограничены узкими временными рамками, за пределами которой конспирологическая угроза размывается, становясь гипотетической.

Подтверждается наше предположение о реактивном характере «теории заговора» в русском общественном сознании того времени и при обращении к такому интереснейшему конспирологическому тексту, как роман Е. А. Шабельской-Борк «Сатанисты XX века». Роман первоначально был опубликован как приложение к газете «Колокол» в 1911 г., а затем в следующем, 1912 г., выходит отдельным изданием, что свидетельствует о его определённой популярности. Сама Е. А. Шабельская-Борк занимала достаточно своеобразное положение среди отечественных конспирологических авторов. Несостоявшаяся актриса, она продолжительное время жила за границей, в основном в Германии, где сумела завязать отношения в высоких политических сферах. Известно о её контактах с М. Гарденом, редактором популярной газеты «Die Zukunft», на страницах которой конспирологическая тематика занимала значительное место. Ценя её связи, А. С. Суворин делает Шабельскую-Борк собственным корреспондентом «Нового времени» в Германии. После возвращения в Россию в 1896 г. писательница принимает активное участие в монархическом движении, вступив в «Союз Русского Народа».