Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Такая реформа, конечно, не могла быть проведена мир­ным путем. Привилегированные сословия отказываются от своих преимуществ не иначе как по принуждению; действи­тельно, вслед за падением монархии в Греции наступило время революций. Внешний толчок к перевороту давали обыкновенно раздоры в среде самого господствующего класса, которые были тем более неизбежны, чем теснее была связь между членами каждого аристократического рода в отдельности. Более слабая партия искала помощи у народа, честолюбивые аристократы становились во главе недоволь­ных масс и вели их против своих собственных товарищей по сословию; и хотя эта борьба с существующим строем часто бывала безуспешна, но ее снова возобновляли до тех пор, пока, наконец, достигали цели. Тогда начинались казни, из­гнания, конфискация имуществ, отмена долгов, новое разде­ление земельной собственности; но и знать — там, где она одерживала верх, — не оставалась в долгу перед своими противниками, и нередко даже святость храма не спасала приверженцев побежденной партии от мести победителей. Однако, при политической незрелости масс, падение аристо­кратии вело вначале не к созданию свободных конституций, а к восстановлению строя царской эпохи; победоносный де­мос предоставлял своим вождям высшую власть, которая, казалось, одна только могла помешать возвращению ненави­стного господства аристократии.

Но отжившие учреждения не воскресают снова, и это новое царство было совершенно не похоже на прежнюю мо­нархию героического времени. Это очень хорошо чувство­вали и сами новые правители, не решавшиеся принимать имя царя; современники называют их „монархами" или „ти­ранами"; последнее слово тогда еще не имело того ненави­стного смысла, какой оно получило у нас. Вообще тираны вели себя совершенно как представители народа, и, напри­мер, никто из них не чеканил монет с собственным именем. Формы республиканского устройства по возможности со­хранялись, и правители заботились только о том, чтобы наи­более влиятельные должности всегда замещались их родст­венниками или приверженцами. Разумеется, и положению самого „тирана" в государстве придавалась какая-нибудь законная форма: обыкновенно ему вручали высшую воен­ную власть — либо на всю жизнь, либо на известное число лет, по истечении которых полномочие возобновлялось. На основании этой компетенции большинство тиранов содер­жало отряды наемников для охраны кремля и других укреп­ленных мест. Одним этим, конечно, нельзя было надолго удержать власть в своих руках; поэтому тираны усердно ста­раются сохранить расположение возвысившего их народа образцовым управлением, сооружением великолепных об­щественных построек, устройством блестящих празднеств и, по возможности, славными внешними предприятиями. Такая деятельность требовала значительных денежных средств, вследствие чего теперь — впервые в греческой истории — введено было правильное прямое обложение.

Не может быть сомнения в том, что тирания дала могу­щественный толчок как экономическому, так и духовному развитию Греции. Она освободила народные массы от веко­вого гнета, сломила старые сословные предрассудки, впер­вые фактически установила равенство перед законом между знатными и незнатными. Государство в первый раз сознало свою обязанность заботиться не только о защите граждан, но и об их материальном благосостоянии, путем покровитель­ства торговле, сельскому хозяйству и промышленности, уст­ройства дорог, каналов и водопроводов. Коринф и Самос достигли блестящего положения при Периандре и Поликра­те; Писистрат и Гелон положили основание позднейшему величию Афин и Сиракуз. Художники и поэты были желан­ными гостями при дворах тиранов и находили для себя вы­годные занятия, первые — при постройках, вторые — на му­зыкальных представлениях во время больших празднеств. Сами правители с живым участием следили за всеми духов­ными стремлениями своего времени, а Периандр и Питтак даже попали в число „семи мудрецов"

Но несмотря на этот блеск и на все великие заслуги ти­ранов, их господство в Греции не могло быть продолжи­тельно. Подчинение воле одного человека, хотя бы и при­крытое подобием республиканских форм, сделалось, нако­нец, одинаково невыносимым для всех слоев населения. Та глубокая ненависть к монархическому правлению, которою отличаются греки классического периода, представляет большею частью последствие тирании. Нужно было обла­дать очень выдающимися политическими дарованиями, что­бы при этих условиях отстоять свое единовластие; а что та­кие дарования только редко передаются по наследству сы­новьям, это было известно уже древнему Гомеру. Таким об­разом, тирания обыкновенно лишь на короткое время пере­живала своего основателя. Только в немногих случаях она удержалась в течение нескольких поколений, — дольше все­го в Сикионе, где в продолжение целого столетия (прибли­зительно 660—560 гг.) власть оставалась в руках фамилии Ортагора.

Гнет тиранического правления сильнее всего давал себя чувствовать аристократии, и она-то больше всего и способ­ствовала его свержению. Однако восстановление прежнего господства знати было при современных условиях немысли­мо. Можно было, конечно, изгнать тиранов, но нельзя было уничтожить тех глубоких следов, которые оставило их прав­ление. Так, сверженное некогда Кипселом господство Бакхиадов в Коринфе не было восстановлено, а заменено уме­ренной олигархией; в Афинах после падения Писистратидов законы Солона были изменены в демократиче­ском духе. Только в тех государствах, которые не прошли через стадию тирании, как Фессалия, Беотия, Элида, древнее аристократическое устройство удержалось до Персидских войн, а отчасти еще дольше.

Движение, изображенное здесь в своих общих чертах, началось приблизительно около середины VII века. Оно ог­раничилось только теми частями греческого мира, которые в экономическом и духовном отношении достигли наиболь­шего развития, следовательно, колониями на западе Малой Азии, Сицилией, а в метрополии Аттикой, Эвбеей и города­ми при Истме. За исключением этих мест, тирания до IV столетия не привилась нигде на греческом полуострове; точно так же мы до Персидских войн не встречаем тиранов в колониях по северному побережью Эгейского моря и на Чер­ном море, что, впрочем, объясняется, может быть, только скудостью дошедших до нас известий. На Крите возникно­вению тирании мешала военная организация граждан и обо­собленное положение острова; а там, где удержалась древ­няя монархия, тирания вообще не могла возникнуть.

Древнейшими тиранами Милета были, по преданию, Фоант и Дамасенор, которые, впрочем, скоро были свергну­ты знатью; за ними последовал, около начала VI века, Фрасибул, который защитил город против Алиатта Лидийского и после продолжительной борьбы добился почетного мира (см. выше, с.255). Несколько больше мы знаем о внутренней борьбе в Митилене около середины VI столетия, благодаря песням Алкея, который сам принимал деятельное участие в этом движении. Попытки Меланхра и Мирсила добиться единовластия увенчались только временным успехом; нако­нец, утомленный внутренними смутами демос вручил дикта­туру, или, как выражались враги, тиранию, человеку замеча­тельного ума, Питтаку, который восстановил порядок и за­тем сложил с себя свое звание. Что касается тиранов боль­шинства остальных городов малоазиатского побережья, то мы знаем только их имена, а большею частью не знаем и этого. В несколько более ясных очертаниях вырисовывается из тумана только личность Поликрата. Около 540 г. он сверг господство земельной аристократии на Самосе и скоро сде­лался, благодаря своему флоту, страшилищем Эгейского мо­ря, на котором он занимался морским разбоем в самых ши­роких размерах. Тщетно пытались милетцы и союзные с ни­ми лесбосцы положить конец его грабежам; так же безус­пешно окончился поход против Самоса, предпринятый спар­танцами и коринфянами. Поликрат вышел победителем из всех войн, и многие из соседних островов и приморских го­родов должны были подчиниться его господству. С египет­ским царем Амасисом он поддерживал дружеские отноше­ния, что, впрочем, не помешало ему послать свое войско на помощь персидскому царю для покорения Нильской долины. Награбленные сокровища он употреблял на великолепные постройки, которые еще долго потом составляли украшение Самоса; при его дворе жили поэты Ивбик и Анакреонт. На­конец, возрастающее могущество Поликрата начало беспо­коить и персов, хотя он признал верховную власть великого царя и, без сомнения, платил также дань. Орет, сатрап Сард, хитростью заманил его в Магнесию на Меандре, где велел умертвить его и труп распять на кресте. После этого личный секретарь Поликрата, Меандрий, провозгласил себя тираном в Самосе и удержал в своих руках власть до тех пор, пока Силосонт, брат Поликрата, изгнанный последним из отече­ства, не вернулся с персидскою помощью на остров. Вообще персы старались доставлять власть в греческих городах Ма­лой Азии тиранам, потому что последние, будучи связаны с государством собственными интересами, служили лучшею порукою верности городов. Благодаря этому под конец