Гражданин, политик, воин

В это время в Кабул приезжала правительственная делегация из Таджикистана. Один из ее членов, Давлат Худоназаров, рассказывает: «В конце июня 1992-го я по своей инициативе вел миротворческие действия в начавшейся гражданской войне на Юге Таджикистана, по просьбе двух противоборствующих сторон был избран председателем Комитета мира. В это же самое время профессор Бурхануддин Раббани был избран главой Исламского государства Афганистан, Ахмад Шах Масуд сохранил пост министра обороны. По моей инициативе в середине июля Кабул посетила правительственная делегация из Таджикистана во главе с Акбаршо Искандаровым, председателем парламента. Мы сочли своим долгом первыми из иностранцев установить добрососедские отношения с правительством Раббани. Это был, краткий двухдневный визит.

Мы прилетели в Кабул 14 июля во второй половине дня, путь из аэропорта в город был оживленным, главным образом за счет проезжающих грузовиков и бронетранспортеров с вооруженными людьми. Столица страны была разделена на сектора, контролируемые различными группами моджахедов. Город напоминал военную хронику Берлина сорок пятого года. Трудно было узнать улицы, по которым в последний раз я проезжал летом 1969 года.

В день приезда делегация встретилась с главой государства Бурхануддином Раббани, а вечером на ужине я впервые увидел Масуда. Он появился, и среди нашей делегации прошелестело: “Ахмадшо идет...” Его можно было узнать издалека, к тому времени я не раз уже видел его фотографии, а так же во Франции смотрел передачу о нем по телевидению. Он шел неторопливой, мягкой походкой, одетый в привычную “масудовскую” униформу цвета хаки. Мы познакомились, и после обычных приветствий и формальностей восточного этикета Масуд сказал, что очень рад приезду таджикской делегации. По завершению ужина мы договорились, что встретимся на следующий день.

Утром следующего дня делегация выехала в министерство обороны. Там было большое скопление машин и броневиков, места явно не хватало, одни, получив указания, уезжали, другие приезжали, стоял разноголосый шум революционного времени. Мое внимание привлек один из моджахедов, который оживленно общался с другими вооруженными людьми в кузове военного грузовика. Мой спутник, один из сопровождавших нас людей, поймав мой взгляд, сказал:

— Это русский, его имя Исламуддин, он из окружения Масуда.

Масуд, после протокольной встречи проводив делегацию, знаком попросил меня задержаться. Мы вернулись в его кабинет. Я сказал, что заочно давно знаю его. Он после небольшой паузы улыбнулся и ответил, что он тоже знает меня заочно и что во время президентских выборов 1991 года был моим болельщиком.

— Я даже записался на видеокассету с призывом голосовать за вас, сказал Масуд, и отправил кассету с человеком, который должен был навестить родственников в Таджикистане. Я попросил его передать вам кассету и мои добрые пожелания, если он с вами встретится. Однако на второй день я подумал, что мое послание может вам нанести больше вреда, чем пользы, и кассету вернули с полдороги. Но мои добрые пожелания, как я понял из его слов, он вам смог передать.

Я с трудом, но вспомнил пожилого таджика из Афганистана, который упорно добивался встречи со мной. Его родственники звонили мне из Кумсангира несколько раз и просили встретиться с ним, при этом говорили, что не знают о цели его встречи. Я не мог понять тогда, зачем я понадобился афганцу, но когда в очередной раз поехал в Курган-Тюбе, решил встретится с ним. Меня тогда удивило, что степенный седобородый человек был как-то слишком эмоционален и радовался, что мы наконец-то увиделись, потому что из-за этого он не мог вернуться домой. Он передал мне добрые пожелания от Ахмад Шаха Масуда, а я тогда ему не поверил. Для нас Масуд был легендарной личностью, звездой, не достигаемой для простых смертных. Наконец, я преодолел свое смятение и подтвердил, что встречался с его посланцем, поблагодарил за поддержку и внимание.

Я рассказал Масуду, что еще утром вчерашнего дня я находился в Вахшской долине, там, где в конце июня шли ожесточенные бои между двумя таджикскими вооруженными группами. Слава Богу, конфликтующие стороны при моем посредничестве обменялись заложниками, ведут диалог, вот уже две недели, как наступило затишье. Масуд слушал с интересом, задавал вопросы, хотел узнать мотивацию участников конфликта.

Беседа затягивалась, вошел помощник и предупредил Масуда о его встрече с иностранной делегацией. Я встал, чтобы попрощаться, а он вдруг спросил:

— Вы вылетаете завтра, а какие у вас планы на сегодня?

Я, смеясь, ответил:

— Ничего конкретного, я увидел вас и тем самым планы свои выполнил.

Когда я, попрощавшись, пошел к выходу, он сказал:

— Мне надо принять иностранную делегацию, я буду занят недолго, а после продолжим нашу беседу, — он открыл другую дверь, это оказалась его комната отдыха. — Простите, что я вас покидаю. Пожалуйста, не считайте себя гостем, будьте здесь за хозяина.

Так получилось, что этот день мы провели вместе. Мне посчастливилось стать свидетелем его встреч с разными посетителями. Когда приходили люди, он просил меня остаться, говорил:

— Оставайтесь, ближе узнаете нас и наши трудности.

А после его встреч мы снова говорили о проблемах наших стран, переживали, строили предположения, мечтали. Одна из самых болезненных тем, которая волновала нас, касалась распространения наркотиков. Я говорил о том, что территория Афганистана стала основным поставщиком опиума и героина, что все больше молодых людей в Таджикистане вовлекаются в преступную деятельность по продаже наркотиков, происходит эрозия законности и порядка, нередко те, кто должен защищать границу или законность в стране, сами становятся частью смертоносного бизнеса. У нас появились местные наркодельцы с шикующим стилем жизни, которые становятся примером для молодых, происходит деморализация общества. Я сказал ему, что два года назад имел долгую беседу на эту тему с председателем КГБ СССР Крючковым, но совершено очевидно, что на фоне распада СССР, острого экономического кризиса и нестабильной ситуации в Таджикистане, негативные тенденции с распространением наркотиков будут разрастатьс, и что у наших стран не может быть счастливого будущего, если одна сеет на своих полях смерть, а другая распространяет ее в виде наркотического зелья. Пока мы обсуждали эту тему, улыбка сошла с его лица, он словно постарел.

— Борьба с этим злом будет трудной и продолжительной, — говорил он.

— Уж больно много людей, как внутри страны, так и за ее пределами, заинтересованы в ней. Пока не восстановим цельность своего государство, пока не будет порядка, законности и единства страны, пока не восстановим экономику, не создадим рабочие места, не поднимем уровень образования, война на этом фронте будет проигрышной.

Я согласился, что многое будет зависеть от социально-экономического развития послевоенного Афганистана, и в связи с этим начал с ним обсуждение другого вопроса, непосредственно связанного с первым. Развитие экономики, как Таджикистана, так и Афганистана, связанно с развитием инфраструктуры дорог. Я несколько лет “носился” с идеей реанимации “шелковых путей” в новых условиях. Таджикистан словно в ловушке, не имеет внешних торгово-экономических путей. Я рассказал Масуду, что два года назад вел переговоры в Пекине с участием одного из руководителей Синдзяна о возможности строительства дороги до китайской границы на Восточном Памире. Китайская сторона благожелательно отнеслась к этой идее и со своей стороны готова была взять на себя строительство своего отрезка дороги. Наверное, продолжил я, следует рассмотреть возможности строительства дороги от Ишкашима в сторону пакистанского Читрала, если, конечно, в принципе это возможно.

Ахмад Шах Масуд подтвердил, что, конечно, это трудно, и требуются усилия многих стран, но вполне возможно. Он продолжил, что неоднократно проходил по этому маршруту пешком, и, рассмеявшись, добавил, что иногда переходил границу и ночевал на нашей стороне, потому что так было безопаснее. В Советском Союзе, да еще ночью нас не искали.