«ПЕТР ВЕЛИКИЙ, Историческое исследование

Привычки и обхождение, усвоенные Петром в Немецкой слободе, несколько высшего порядка, сравнительно с социальным уровнем старой Московии, мало подходили к тону дворов утонченного общества Запада. А Петр никогда не прерывал своих старых знакомств. В январе 1723 года, проживая в Москве, он делил свои вечера между старой приятельницей, женой почтмейстера Фаденбрехта, к которой приказывал приносить себе кушанье и питье, доктором Бидлау, аптекарем Грегори, купцами Томсспом, Конау и Мейером, не забывая также девицы Аммон, которой пошел шестнадцатый год, и у которой танцевали до пяти часов утра. И это еще избранное общество! 29 марта 1706 года, в первый день Пасхи, Петр писал Меншикову и заставлял приложить к письму руку друзей, собравшихся вокруг него в такой большой праздник. И мы находим среди членов этого тесного кружка простого солдата, двух денщиков, наконец крестьянина, который по безграмотности заменяет свою подпись крестом, прося сделать добавление «что получил разрешение напиваться три дня».

Это не мешает ему быть, в сущности, очень снисходитель. ным к своей личной прислуге. Нартов рассказывает историю о шкафах, изобретенных государем, чтобы запирать там вместе с постелями денщиков, которые, несмотря на повторные приказания и угрозы, упорно продолжали проводить ночь вне дома, странствуя по притонам. Ключи Петр прятал у себя под подушкой и вставал ночью, чтобы в сопровождении Нартова осмотреть спальные кельи своего изобретения. В одну прекрасную ночь все кельи оказались пустыми. Изумление и страшный гнев: «Так у негодяев крылья выросли. Завтра обломаю их дубинкой». Настало утро, виновные явились к государю, однако он удовольствовался обещанием, в случае повторения, засадить их в тюрьму, лучше охраняемую и менее удобную.

Личный штат царя состоял из шести денщиков, в числе которых были: Татищев, Орлов, Бутурлин, Суворов; двух курьеров для дальних посылок, камердинера Полубояринова, секретаря Макарова и двух помощников секретаря: Черкасова и Памятина. Нартов тоже входил в этот штат в качестве помощника царя в резьбе из слоновой кости и выпиливанию из дерева, чему Петр нередко посвящал по несколько часов в день. Все эти люди составляли исключение из общего правила, по которому все, кому приходилось иметь дело с госуда-. рем, его ненавидели столько же, как боялись; но близкие слуги Петра Великого обожали его, как и впоследствии слуги Великой Екатерины.

Иначе обстояло дело с его сподвижниками, в то же время обыкновенно его любимцами: за исключением Меншлкова, недолго сохранявшими за собой такое звание. Для них временная снисходительность, даже слабость, доходившая до крайних пределов, неизменно заканчивалась резкой переменой настроения и ужасными превратностями судьбы. Пока все шло хорошо, - это были его балованные дети; Петр заботился об их здоровье и благосостоянии с неусыпным вниманием; брал даже на себя хлопоты об их женитьбе. Когда катастрофа с несчастным Алексеем сделала любимцем одного из сыщиков, участвовавших в захвате царевича, Александра Румянцева, один боярин предложил ему в жены свою дочь, пообещав за ней значительное приданое. Сын мелкопоместного дворянина Костромской губернии, Румянцев был беден.

– Ты видел невесту? - спросил Петр.

– Нет, говорят, она неглупа.

– Это кое-что значит, все-таки я хочу ее сам посмотреть. - Он отправился в тот же день на вечер, куда должна была приехать молодая девушка, велел ее себе сейчас же указать, пожал плечами и сказал про себя, но очень громко: «Ничему не бывать!» Повернулся и ушел. На другой день, увидав Румянцева, он опять повторил:. «Ничему не бывать!» Потом добавил: «Найду тебе другую, и не позднее сегодняшнего вечера, приходи к пяти часам». Явившись аккуратно на свидание и усевшись по приказанию царя рядом с ним в одноколке, Румянцев был немало изумлен, увидав, что экипаж остановился перед домом графа Матвеева, одного из самых знатных и богатых лиц государства. Петр дружески поздоровался с графом, целуя его, и сразу заявил:

– У тебя есть невеста; а вот жених.

Без дальних разговоров Матвеева вышла замуж за Румянцева. По уверениям некоторых современников, она уже была - в девятнадцать лет - любовницей государя, и любовницей ветреной! Уличив ее незадолго до того в неверности, Петр избрал такое средство, чтобы приставить сторожа к ее слишком хрупкой добродетели, не пощадив предварительно красавицу от изрядного наказания «manu propria».

Но последующие главы лучше объяснят читателю, сколько достоверности или допустимости, с исторической точки зрения» заключается в этой темной области интимной жизни Петра.