«ПЕТР ВЕЛИКИЙ, Историческое исследование

все, изо дня в день, в общем страхе и неуверенности, они широко пользовались выпавшими на их долю короткими часами произвола, и тем самым еще усиливали гнет, и без того тяжелый, сжимали еще сильнее тиски, и без того невыносимые, ужасной машины, которая рано или поздно и их сметала с дороги. Фаворитизм, стоивший России столько денег, слез и крови, конечно, не создание Петра, но наследие прошлого, им не отвергнутое, а, наоборот, признанное и получившее при нем более широкое развитие.

Преемник и продолжатель завещанных отцами традиций, Петр не отступал от них, в определенных отношениях, даже в области экономической, где, по-видимому, им не оставлено было камня на камне. Правда, он отказался от системы монополий и царских привилегий, превращавших его предшественников в. первых купцов государства. Но в сентябре 1713 г., имея надобность в доставке для себя денег из Петербурга в Любек, он советовал нагрузить галиот, отправляемый за деньгами, разными товарами, которые можно с прибылью продать в Петербурге. Это совершенно в духе древних кремлевских владык, великих стяжателей всяческих барышен, не брезгавших и мелкой выгодой. На маскараде, происходившем во время празднования мира в 1722 г. в Москве, мы видим бородатого Нептуна в совершенно необыкновенной роли: верноподданные царя приглашаются привешивать червонцы к волосам этой символической бороды, ожидающей ножниц цирюльника, -. самого Петра. Капитан гвардии в сопровождении писца следует за морским богом при шествии по улицам, ведет счет подаренным червонцам и отмечает имена жертвователей.

Даже необыкновенное искусство Петра выставлять всякий пустяк напоказ отчасти отзывается духом прошлого, «После каждой, малейшей удачи», замечает в 1700 г. голландский резидент Ван дер Хульст, «здесь поднимается такой шум, что кажется, будто удалось перевернуть весь мир». Пальба из пушек, фейерверки, неурочные производства офицеров, раздача наград идут беспрерывной чередой в самый бедственный период шведской войны. Без сомнения таким образом Петр пытался, с похвальной целью, отвлечь общественное мнение, удержать его от отчаяния, а может быть поднять и общественный дух; но во всяком случае это совершенно манера Софьи, полное подражание обычаям востока. Приглашенному в 1705 г. к царскому столу английскому посланнику Витворту показывали русского солдата, изувеченного, по его словам, шведами, вместе с сорока четырьмя товарищами, пленниками,

подобно ему. Петр пользовался случаем и пускался в пространные рассуждения о варварстве своих противников, оставляющем далеко за собой жестокость, приписываемую ими подвластному ему народу. Ни один шведский пленник не потерпел подобной участи в России! Царь высказал намерение разместить сорок пять калек по разным полкам, чтобы они служили предостережением товарищам, доказывая, что можно ожидать от вероломного врага. Заряд пропал даром, так как Витворт остался в убеждении, что над ним посмеялись, тем более что он, конечно, ничего не понял из рассказа солдата, ', говорившего по-русски; но самое событие совершенно в духе византийской школы.

И все это вместе взятое, близкая и сильная связь с духом и плотью своего народа, его прошлым и настоящим, позволила Петру так глубоко и прочно внедриться в его жизнь. Его деспотизм, будь он более логичен, но менее проникнут народным духом, не отличался бы такой долговечностью. Противоречивость в характере преобразователя отчасти содействовала успеху его преобразований.