Эстетика однополой любви в древней Греции

(№ 752). «[ Армения] На восьмой день Ксенофонт передал проводника Хейрисофу, а домашних его оставил, кроме сына, почти уже юноши, которого отдал под стражу амфиполитанцу Эписфену, - с тем, чтобы отец, если окажется хорошим проводником, вернулся вместе с сыном. … Хейрисоф избил его, но не связал. Из-за этого староста тою же ночью бежал, оставив сына. …а Эписфен полюбил мальчика, привез его домой, и тот оставался ему всегда верен» (Ксенофонт. Анабасис IV 6, 3, пер. С.А.Ошерова [Историки Греции 1976, с.309])

Также см. о состязаниях: Анабасис IV 8, 27 [Историки Греции 1976, с.317]

(№ 753). «…Севт [ фракийский царь] приказал Ксенофонту взять самых молодых из латников и напасть на эти деревни. Поднявшись среди ночи, воины утром подступили к ним. Большая часть людей убежала, потому что горы были рядом, а захваченных Севт без пощады заколол копьями. Некий Эписфен из Олинфа, любитель мальчиков, увидев красивого подростка с маленьким щитом, которого должны были вот-вот убить, подбежал к Ксенофонту и умолял его вызволить красавца. Ксенофонт подошел к Севту и стал просить не убивать мальчика, и рассказал о нравах Эписфена, как он собирал свой отряд, глядя только на одно: красив ли воин, - и сказал, что при всем при том он человек доблестный. Тогда Севт спросил: «А согласишься ты, Эписфен, умереть вместо него?» Тот подставил горло: «Бей, если мальчик прикажет и будет мне благодарен». Севт спросил мальчика, убивать ли этого человека вместо него. Мальчик не допустил такого и стал умолять, чтоб не убивали обоих. Тогда Эписфен обнял мальчика и сказал: «Теперь, Севт, сразись-ка со мною ради него: так я мальчика не отдам!» Севт засмеялся и пропустил эти слова мимо ушей» (Ксенофонт. Анабасис VII 4, 6-11, пер. С.А.Ошерова [Историки Греции 1976, с.374])

«Киропедия»

(№ 754). «Вслед за этим Кир вновь завел шутливые разговоры. Заметив, как один из лохагов ужинал рядом с косматым и весьма безобразным воином, он обратился к этому лохагу по имени и сказал:

- Самбавл, ты, вероятно, следуешь эллинскому обычаю, если всюду бываешь рядом с этим юношей, возлежащим рядом с тобой. Ты делаешь это, по-видимому, ради его красоты?

- Клянусь Зевсом, - отвечал Самбавл, - мне доставляет удовольствие видеть его и быть рядом с ним.

При этих словах все присутствующие обратили свои взоры в его сторону и, увидев лицо этого воина, разразились хохотом. Один из них заметил при этом:

- Во имя богов, Самбавл, скажи нам, чем привлек тебя к себе этот человек?

Тот ответил:

- Друзья, клянусь Зевсом, я охотно открою причину. Сколько раз мне ни приходилось звать его, днем или ночью, он никогда, отговариваясь недосугом, не отказывался прийти на помощь, и не просто приходил, а прибегал. Что бы я ни приказал ему сделать, он всегда трудился до седьмого пота, выполняя мое приказание. И свою десятку он обучил так же добросовестно выполнять свой воинский долг, не на словах, а на деле показывая, каким должен быть воин.

Тут кто-то заметил:

- И все же, несмотря на его выдающиеся качества, ты не целуешь его, как своих родных.

Безобразный воин ответил за него:

- Это так, клянусь Зевсом. Ведь он не переносит тяжелой работы. Если бы он захотел поцеловать меня, для него это равнялось бы самому тяжкому труду!» (Киропедия II 2, 28-31, пер. В.Г.Боруховича [Ксенофонт 1976, с.47-48])

О фаланге (Киропедия VII 1, 30 [Ксенофонт 1976, с.160]).

См. также Феравл и сак (Киропедия VIII 3, 35-50 [Ксенофонт 1976, с.196-198]).

2.3. Зрелая классика. II.

Поколение Платона (404-362)

Платон

«Можно сказать, что Платон оказался какой-то

вечной проблемой истории человеческой культуры,

и пока нельзя себе представить,

когда, как, при каких обстоятельствах и кем

эта проблема будет окончательно разрешена»

(А.Ф.Лосев [Платон 1990-94, т.1, с.4])

Один из величайших философов в истории человечества (вероятно, второй после Гегеля). Согласно каталогу Библиотеки Конгресса (), ему посвящено больше научных исследований, чем кому бы то ни было из людей, живших с древнейших времен до XV века нашей эры (более, чем любому из основателей мировых религий). В данном исследовании я коснусь лишь незначительной части его богатейшего творческого наследия.

Биографии Платона: Диоген Лаэртский III 1-47 [Диоген 1979, с.150-163]; Олимпиодор. Жизнь Платона [Диоген 1979, с.445-448].

О Платоне (выборочно): Элиан. Пёстрые рассказы II 10 [Элиан 1963, с.18], II 18 [с.21] (Платон и Тимофей), II 27 [с.23-24] (Анникерид), II 30 [с.24] (юность Платона); II 42 [с.28] (Платон-законодатель); III 27 [с.38] (знакомство с Сократом); III 35 [с.39] (запрет смеяться в Академии); IV 9 [с.45] (Платон в Олимпии); IV 18 [с.48] (Платон и Дионисий); X 21 [с.80] (рождение). Геллий XVIII 2, 8 (о Платоне) [Геллий 1993, с.149]

О Платоне: [Афиней 2003-, т.1, с.275]

Об Академии: [Ксенофонт, ГИ 1993, с.224].

Платон и Аристотель: Элиан. Пёстрые рассказы III 19 [Элиан 1963, с.35].

Эпиграммы Платона см. [Эпиграмма 1993, с.39-46; Платон 1990-94, т.4, с.694-698]

(№ 755). «Передают также о Сократовом сновидении-предзнаменовании: ему виделось, что с жертвенника, посвященного в Академии Купидону [ Эроту], взлетел птенец лебедя и уселся ему на колени, а потом этот лебедь на крыльях устремился к небу, прекрасным пением лаская слух людей и богов. Когда Сократ рассказывал это в кругу друзей, как раз приходит Аристон, чтобы отдать Платона, еще мальчика, в учение к Сократу» (Апулей. Платон и его учение I 1, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.39])

(№ 756). «Рассказывают, что Сократу однажды приснился сон, будто он держал на коленях лебеденка, а тот вдруг покрылся перьями и взлетел с дивным криком: а на следующий день он встретил Платона и сказал, что это и есть его лебедь» (Диоген Лаэртский III 5 [Диоген 1979, с.151])

(№ 757). «Говорят, что, когда Сократ собирался принять к себе Платона, ему приснилось, будто на коленях у него сидит лебедь без крыльев, а потом вдруг у лебедя прорезаются крылья и он взлетает ввысь со звонким криком, чаруя слух каждому: так была предвозвещена будущая слава Платона». (Олимпиодор. Жизнь Платона [Диоген 1979, с.447])

(№ 758). «Не только над Алкивиадом потешается Платон, но и над Хармидом, Эвтидемом и многими другими юношами. … Впрочем то, что Платон возводит на юношей напраслину, видно из его же сочинений. Об Алкивиаде в одноименном диалоге говорится, что он начал беседовать с Сократом, когда цвет его юности уже увял и он лишился всех своих поклонников: так сказано в самом начале диалога. В «Хармиде» же противоречия видны всякому из самого диалога: Сократ у него то опьянен и ошеломлен любовью к юноше, словно олененок, наткнувшийся на свирепого льва, то вдруг утверждает, что ему нет дела до красоты Хармида» (Афиней V 187d-f [Афиней 2003-, т.1, с.245])

(№ 759). «Первым платоновым диалогом, говорят, был «Федр»: в самом деле, в его постановке вопроса есть что-то мальчишеское» (Диоген Лаэртский III 38 [Диоген 1979, с.161])

О браке Федра из Мирринунта см. (Лисий XIX 15 [Лисий 1994, с.201])

(№ 760). «Аристипп в IV книге «О роскоши древних» уверяет, что он [ Платон] был влюблен в некоего мальчика Астера, который обучался астрономии, а также в вышеназванного Диона, а также, по утверждению некоторых, и в Федра. Любовь эта явствует из нижеследующих эпиграмм, которые он будто бы написал о них:

Смотришь на звёзды. Звезда ты моя! О, если бы стал я

Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть!

И ещё:

Прежде звездою рассветной светил ты, Астер мой, живущим;

Мертвым ты, мертвый, теперь светишь закатной звездой».

(Диоген Лаэртский III 29 [Диоген 1979, с.158-159])