Космические тайны курганов

Но довольно о ритуальной практике и ее назначении. Попытаемся проникнуть в святая святых, в апогей пер­вобытных представлений о бессмертии: увидеть, так ска­зать, практический результат.

"Путь богов", ведущий к бессмертию, имел коллек­тивный и личный аспекты.

Общественное, общекультурное и общеисторическое значение идеи бессмертия в советской науке основатель­нее всех разработал Я. Э. Голосовкер. Его конечный

Вывод таков: "Для человека высшая идея постоян­ства — бессмертие. Только под углом зрения бессмертия возможно культурное, то есть духовное творчество. Утрата идеи бессмертия — признак падения и смерти культуры".

В классовых обществах распорядителем бессмертия выступает религия. Она осеняет им государство, "божь­их наместников и посланцев" (священнослужителей и верховную власть), а также сулит его подданным: по­кладистым — райское бессмертие, строптивым — ад­ское. В бесклассовых обществах идея бессмертия мо­жет какое-то время замещаться надеждой на торжество справедливости и утверждение всеобщей гармонии. Та­кие идеи, сопряженные с личным приобщением к вели­кому делу, способны подвигать людей на героическое самопожертвование: "инстинкт самосохранения в плане биологическом уступает побуду самосохранения в плане духовном, воображаемом. Возникает готовность уме­реть для того, чтобы жить в грядущем, в памяти лю­дей..."

Но увы! Рано или поздно наступает период подав­ления или угасания воображаемого бессмертия, и для его поддержания, для оптимального его обновления в следующий благоприятный период необходима гаран­тия: личное, реальное бессмертие. Возможно ли оно? Опыт мудрецов первобытности вселяет надежду на от­вет положительный. Но опять же, отнюдь не в совре­менном понимании "вечной жизни".

Существенный шаг в выявлении первобытного пути к личному бессмертию сделан современным голланд­ским исследователем Ф. Б. Я. Кейпером. И сделан как раз на основе "Ригведы" и практики ведийских ритуа­лов, с привлечением новейших данных медицины и пси­хологии.

Пробиться к личному бессмертию мудрецам удалось "путем богов", то есть через подсознание. (А чтобы ни у кого не возникла мысль: "А-а, все-таки бог!.." — на­помним еще и еще раз, что это были именно языческие боги. Которые, как мы уяснили выше, означали вселен­ские силы, по существу своему приближаясь к философ­ским определениям и имея к последующему господу богу классовых обществ примерно такое же отношение, как драгоценный камень к дешевой оправе.)

Исследовательскую мысль Ф. Б. Я. Кейпера подтолк­нуло наблюдение, что бог-творец во всех религиях и предшествующем мифотворчестве фактически отстра­няется от дел после сотворения мира. Почему? И отчего такое глобальное единообразие представлений, более того — специфических деталей "мифа творения"?

После рассмотрения существующих точек зрения и фактических данных ученый пришел к следующему вы­воду:

"Сущность этого мифа вряд ли совместима с пред­положением о том, что в его основе лежит некая пер­вобытная наука, то есть объективное знание. Единствен­ная же альтернатива заключается в том, что он бази­руется на личных "откровениях" провидцев, каковые с психологической точки зрения надо рассматривать как состоящие из образов их подсознания, воспроизво­дящего результаты регистрации пренатального (пред­шествующего рождению. — Ю. Ш.) состояния".

Действительно, календарные или медицинские по­знания можно отнести к "первобытной науке", они вы­текали из общественной практики. Но сведения о проис­хождении мира откуда?! Из практики собирателей? земледельцев? И почему именно праокеан и праостров, ассоциации с волнами и змеевидными существами, от­куда навязчивый образ двойников, повествующих о на­чале начал? Параллели их можно найти только в эта­пах развития плода.

В начале книги мы, правда, показали зарождение курганного обряда в поймах рек. Но там же и подчерк­нули, что выразительные яйцеобразные и змеевидные конструкции появились в курганах много спустя, когда их строили уже на водоразделах или в степи. В "Риг­веде" мифы о змеевидных асурах тоже не самые древ­ние, а о змиеборце Индре — и вообще из наиболее поздних. То есть те представления, которые согласно историческому подходу должны были появиться еще у обитателей приречных долин, появились лишь у ушед­ших в степи кочевников! Ибо лишь к этому времени об­щественные противоречия достигли в их среде такого накала, что привели мудрецов к практике вскрытия под­сознания. (Здесь, как видим, тоже приемлем историче­ский метод исследования, но только не в таком упро­щенном ракурсе, как показано выше.)

Известно немало археологических памятников пере­ходного (от доклассовых к раннеклассовым обществам) периода, в которых прямо-таки проиллюстрирован вы­ход мудрецов на уровень пренатальной памяти и чер-пание оттуда мифологических образов. Это произведе­ния так называемого шаманского (экстазного) типа, ко­торый, кстати, хорошо прослеживается и в "Ригведе".

Советскому ученому Л. Р. Кызласову первому уда­лось приблизиться к их пониманию. Фактическим ма­териалом ему послужили странные композиции тазмин­ской культуры, распространившейся в Южной Сибири в начале III тысячелетия до нашей эры (рис.27).

Рис.27. Зародыше- и змеевидные символы в различных культурах III тысячелетия до нашей эры.

Они нанесены преимущественно на каменные из­ваяния, большинство из которых представляет... бере­менную луну! Над вздутым животом изображался бес­контурный лик (характерный признак Одного или Не­что, представленный и в "Ригведе") не то женщины, не то коровы. А над ним нередко наносились личинки-зародыши, сползающие вниз по каким-то особым "прото­кам". На тыльной стороне изваяния из Ташебинского могильника изображен источник "зародышей" — под­земное Солнце. В "Ригведе" оно именовалось, как помним, Савитаром — "живителем" и "побудителем" — и считалось едва ли не главным дарителем бессмертия.

Если признать его связь с южносибирскими изобра­жениями, не обязательно овеществленную, она могла быть и психической, подсознательной, то возникает та­кая картина: зародыши (души предков) поднимаются на небо из подземного мира подобно водам Варуны и ниспадают оттуда вместе с осадками и солнечным све­том в виде особого излучения — Вирадж. Подобный пу­тепровод в "Ригведе" действительно представлен: в образе "небесной бадьи", черпающей ночью из потусто­роннего мира, а днем изливающей эти блага на зем­лю. Изображения такой бадьи (лодки, повозки) совме­стно с солнцем распространено практически во всех первобытных и древних культурах: от Египта до Скан­динавии, от Шумера до Южной Сибири, есть они и в "пирамидах степей".

У сибирских шаманов "зародыши" именовались ку­тами и трактовались примерно так же, как Савитар и "небесная бадья" в "Ригведе".

Другая самостоятельная группа археологических памятников с изображениями подобий яйцеклеток и сперматозоидов распространилась на Среднем Днепре в трипольской культуре IV—III тысячелетий до нашей эры. Здесь они представлены на расписной керамике и имеют скобкообразные контуры, ограничивающие гир­лянду "зародышей", и нередко сопутствуют реалисти­ческим изображениям животно- или человекоподобных существ. По определениям Б. А. Рыбакова, подобные композиции сочетаются обычно со знаками дождя и света. Как и сибирские, трипольские "зародыши" ни­чему известному из обыденной жизни не соответствуют, но зато как нельзя лучше передают подсознательную память о зачатии и внутриутробном развитии.

Третья группа подобных по начертанию и смыслу изображений обнаружена на скалах у святилищ и об­серваторий армянского поселения Мецамор III—II ты­сячелетий до нашей эры, относящегося к позднейшим проявлениям куро-араксской и возникших на ее основе культур.

Четвертая группа прослеживается на плитах приазовской Каменкой Могилы. Символы "зародышей" от­ходят здесь от уподобления личинкам-змейкам и более похожи на молниеобразные зигзаги. Подобные изобра­жения весьма характерны для подкурганной керами­ки — особенно катакомбной культуры, изобилующей следами анатомирования и сложнейших операций на мозге. Значительная часть таких операций, как уже от­мечалось, оканчивалась благополучно... Что искали и что находили в мозгу своих соплеменников первобытные лекари?