«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов<br />Издание второе, переработ

«Именно поэтому, — сокрушается генеральный прокурор, — поисково-спасательная операция была существенно затруднена… „АС-34“… три раза предпринимал попытку присоса к аварийно-спасательному люку крейсера, однако присос не происходил…».

Ах, какой негодник, этот «присос» — ну, не происходил и все тут! Даже железный прокурор расчувствовался! А стоило ли? Если бы внимательно читал материалы, собранные подчиненными, или хотя бы постановление о прекращении следствия по делу, которое было направлено в его адрес, то увидел бы жесткое, но честное заключение эксперта: реальная возможность пристыковаться к комингс-площадке 9-го отсека была лишь 17 августа, когда аппаратом АС-34 управлял капитан III ранга Шолохов, и 19 августа, когда аппаратом АС-36 управлял капитан II ранга Перцев. Все прочие попытки — и до, и после — лишь обозначали видимость работы, а реального результата дать не могли в силу объективных обстоятельств — неисправности самих аппаратов, их оборудования, а также неадекватной квалификации специалистов, допущенных к управлению.

Уж что-что, а об этом черным по белому сказано в материалах расследования. Но у автора, видимо, какая-то своя задача — на протяжении многих страниц он описывает «героические» попытки пристыковаться — то своими словами, то цитатами из протоколов допроса, то выдержками «Из прессы» — как правило, анонимными, без указания источника.

Спроси у генпрокурора, где находятся и для чего нужны буйреп, буй-вьюшка, мусинги, про которые он пишет с видом знатока, ничего ведь не сможет сказать — даже после книжек Александра Покровского про подводников и ликбеза, устроенного на этот счет герою Сергея Маковецкого в фильме «72 метра» режиссером Владимиром Хотиненко. А туда же — в малозначащие технические тонкости, но ни полслова о других подробностях, вопиющих в материалах уголовного расследования.

А в тех редких случаях, когда о чем-то вспоминает, говоря о разгильдяйстве на берегу и в море, тут же находит «отмазки» — как, например, в случае с аварийно-сигнальным буем, который не сработал. Но даже если бы он всплыл и передал, как положено, сигнал об аварии и координаты лодки, по версии Устинова, «спасти моряков все равно не удалось бы». Спасателям все равно не хватило бы времени — реабилитировал их генпрокурор своей книгой, благословив и дальше нести службу для галочки. Случись, паче чаяния, новая беда — опять начнем надувать щеки, твердить, что у нас все есть, сил и средств хватает. А потом, упустив драгоценное время, запрячем в известное место державный апломб и снова станем бить поклоны не великим и не ядерным, а попросту адекватным норвежцам да голландцам: подсобите Христа ради…

Обещанное издателями «динамичное повествование, в котором впервые предаются гласности многие факты, до сего дня неизвестные», похоже, где-то затерялось. Никаких таких фактов в книге «Правда о „Курске“ попросту нет. Зато есть много упреков прессе — и своей, и западной. Ее обильно цитируют и тут же критикуют. В одном месте автор поднимается до тотального обобщения:

„К сожалению, должен констатировать, что пресса нам не очень помогала. А ведь бывает иначе. Грамотно проведенная аналитическая работа журналиста порой дает существенный материал для работы следователей. И с этим я сталкивался не раз. Многие громкие расследования начинались с обоснованной газетной статьи. Но на этот раз было не совсем так“.

Правда, в другом месте, позабыв об этой оценке, генпрокурор вдруг вспоминает каких-то безымянных, но „героических журналистов“, которым „давали аккредитацию“. Кто давал и куда — не уточняется.

„Разные ветви власти занимают разное положение в системе взаимоотношений с гласностью“, — глубокомысленно заключает автор и пускается в комплименты президенту Путину, приседает в неуклюжих реверансах: ((Сегодня западным странам выгоднее дружить с Россией, чем порочить ее. Этот неожиданный парадокс я извлек из одного разговора с В. В. Путиным».

Подъем «Курска» в трактовке Владимира Устинова стал «символом победы политической воли над разными мелкими соображениями. Именно политическая воля, как я считаю, стала главным фактором в поднятии…».

Кто именно мешал торжеству этой воли и какими «мелкими соображениями», остается загадкой. Но автор, чтобы не заподозрили чего в свой адрес его тогдашние и нынешние визави, всем без исключения слагает панегирики — Илье Клебанову, Сергею Иванову, Николаю Патрушеву, Владимиру Куроедову, Игорю Спасскому, Юрию Евдокимову, которые «сделали все возможное и невозможное».

По меньшей мере странно, если не сказать неуместно, выглядит в устах прокурора неуемная восторженность по поводу подъема «Курска» — как будто всех погибших воскресили, с того света вернули родственникам. И это при том, что вскрыли люк, извлекли тела первых погибших, а год спустя подняли наконец субмарину, отделив от нее торпедный отсек — лишь с помощью специалистов Норвегии и Голландии.

А отрезанная часть лодки, вопреки всем обещаниям и хвастливым заявлениям Главкома ВМФ — поднимем сами! — так и осталась на дне. Несмотря на демарши и настойчивые напоминания непосредственных руководителей следственной группы — Егиева и Чернышова, подчиненных генерального прокурора.

И — несмотря на собственное признание в книге:

«Прокуратура исходно настаивала на том, чтобы были подняты все части АПЛ…».

Правда, через несколько десятков страниц это признание прокурор дезавуирует:

«Носовой отсек… было решено уничтожить на месте…, но только после того, как будут собраны все необходимые для следствия предметы. А именно все вещественные доказательства и были к тому моменту собраны…».

Даже если и были собраны «все доказательства», зачем уничтожать следы на месте происшествия, а может статься — преступления?! Вдруг откроются новые, не известные сегодня обстоятельства по делу — что тогда делать следствию? Останется лишь развести руками…

Пафос и выспренние прокурорские тирады соседствуют с неприкрытым равнодушием, переходящим в пренебрежение. Говоря о том, что обнаружили следователи в 9-м отсеке, он скороговоркой упоминает «записку Борисова». И — ни слова, о чем она, ни полслова о самом авторе. Даже инициалы погибшего, дважды упоминая в тексте его фамилию, юрист Устинов не счел нужным привести! Впрочем, откуда руководителю и координатору знать, что на борту «Курска» было трое Борисовых — два члена экипажа и прикомандированный военный представитель завода «Дагдизель».

Генеральному прокурору мировой державы, видно, не к лицу снизойти до таких малозначительных подробностей — с высоты его положения это так мелко. Ну, подумаешь, напряглись в нескольких семьях, потерявших близкого человека: значит, была весточка, а нам почему о ней не сказали?

При этом автор не скупится на пространные цитаты из материалов, добытых следственной группой, — это протоколы допросов, заключения экспертов. Несколько раз приводит выдержки из дневниковых записей генерал-лейтенанта Ю. П. Яковлева, заместителя главного военного прокурора, который лично участвовал в первых осмотрах «Курска» в доке завода в Росляково. Пожалуй, именно в этих местах книги наиболее приличный русский язык. А идущие следом авторские рассуждения и комментарии — или косноязычный трюизм, или чушь несусветная.

Неожиданно приходит догадка: может, книгу писали для западного читателя и сразу на английском языке? А нам подсунули корявый, неотредактированный перевод-подстрочник? Тогда есть хоть какое-то объяснение бесконечным повторам, пережевыванию одних и тех же событий, неумеренной патетике и реверансам в адрес силовиков-тяжеловесов в высших эшелонах российской власти.

С державной риторикой в этой книге могут конкурировать, пожалуй, лишь потуги на глубокомыслие, что соответствует уровню переростка-девятиклассника, мечтающего продолжить и превзойти прокурорскую карьеру отца. Иногда понять воспаленную мысль автора кажется делом недостижимым для простого смертного. Я, как ни силился, так и не смог одолеть глубинный смысл многих прокурорских изречений. Например, такого: