Фашистские шпионы<br />(Сборник)

— Ну, спасибо, что узнал, — насмешливо проговорил человек. — Видели тебя, иуда, на мосту с немцами. Много получил?

Утром кулак был доставлен в красноармейскую часть. Партизаны несли его котомку, в которой лежала взрывчатка.

Л. Савельев

Шпион

Огромный детина. Маленькие, бегающие по сторонам глазки. Показания дает стоя навытяжку. Руки по швам. И только оттопыренные мизинцы все время конвульсивно подергиваются.

— Ваше происхождение?

— Э-э… Из крестьян…

— Крестьяне разные бывают.

— Отец был землевладелец…

— Сколько у него было земли?

— Э-э… триста десятин…

Кроме того на отца работали десятки батраков, он имел хутор на Мелитопольщине. Октябрьская революция „выбила из седла“ этого панского выродка. Ему было поэтому все равно, в чьих рядах воевать, — лишь бы против советской власти.

Когда Красная Армия опрокинула белогвардейскую свору в Черное море, среди бежавших в Константинополь был и он — Крохмаль.

Двадцать лет провел он в эмиграции. Последние годы в Бухаресте. Там при помощи своего земляка — бывшего полицейского пристава — Крохмаль спелся с германской разведкой.

— Поедете на работу в Германию, — заявил ему вербовщик.

Это было в июне, незадолго до разбойного нападения Германии на Советский Союз.

Второй подсудимый — Тарасенко, которого Крохмаль называет не иначе, как „коллега“, попал сюда примерно теми же путями. Кулацкий выродок, заклятый враг советской власти, Тарасенко, находясь в эмиграции, также дожидался все эти годы подходящего момента, чтоб выместить свою злобу против советского народа.

Встретились Крохмаль и Тарасенко в Штеттине, когда оба уже находились в услужении у немецкой разведки. С тех пор они действовали совместно.

Перед тем, как их должны были перебросить в СССР, шпионы некоторое время провели в Германии. Затем их направили на фронт, где причислили к обозу одной немецкой воинской части. По мере того, как часть передвигалась, передвигались и шпионы. Время от времени их засылали в качестве провокаторов в лагери военнопленных. Выдавая себя за советских граждан, якобы тоже задержанных немцами, Крохмаль и Тарасенко должны были стремиться войти в доверие обитателей лагеря и выведать от них все, что можно о Красной Армии.

— Но ничего нам узнать так и не удалось, — сокрушенно говорит Крохмаль. — Пленные нас сторонились и ничего нам не рассказывали.

Однажды на рассвете шпионов вызвали в штаб. Это было уже в занятом немцами Минске.

— Вот что, — заявил им германский офицер, — хватит шататься без дела. Завтра мы перебросим вас через фронт.

Шпионам выдали советские паспорта и велели хорошенько запомнить свои новые имена, отчества и фамилии. Их переодели в крестьянское платье, посадили на подводу, груженную разным домашним скарбом.

— Поедете под видом беженцев. Конечная ваша цель — добраться до Москвы. Хорошенько разузнайте дислокацию воинских частей, а также их наименование и номера. Вы должны разведать расположение складов продовольствия, амуниции и боеприпасов. Особое внимание обратите на движение воинских эшелонов с московских вокзалов.

Кроме того шпионы должны были ходить по Москве, прислушиваться к разговорам на улице, в трамваях, в общественных местах. Их обязали также вступать в разговоры с прохожими, используя это для распространения всяких панических слухов.

Перед самым отъездом в советский тыл Крохмаля и Тарасенко свели с двумя другими шпионами.

— Эти проберутся в Москву иными путями. Запомните хорошенько друг друга, — приказал офицер. — В Москве вам надо обязательно встретиться.

Тут же было обусловлено место встречи — у определенного дома на одной из московских улиц.

— Если в пути вас будут спрашивать, попадались ли вам немецкие войска, — напутствовал в заключение офицер, — обязательно отвечайте утвердительно.

Кроме того, находясь в прифронтовой полосе, шпионы должны были распространять слухи о том, что немцы не причиняют советскому населению никакого зла.

Выполнить эту обширную шпионскую „программу“ Крохмалю и Тарасенко не пришлось. Вскоре после того, как они пробрались через линию фронта, шпионы были задержаны и разоблачены.

Военный трибунал приговорил немецко-фашистских шпионов к расстрелу.

П. Корзинкин

Предатель

Степан Червяков колебался недолго — они знал, что отец его был арестован органами советской власти за работу на немцев. И Червяков решил перейти фронт. Это было в июле. Теперь он пойман, изобличен и, опустив голову, рассказывает мерзкую историю своего предательства.

— Немцы задержали меня в конце июля, — рассказывает шпион, — и под конвоем отправили в Клеховские мхи, где стоял их штаб. Там я пробыл 25 дней. Здесь было нас несколько человек, завербованных для работы в немецкой разведке. Верховодил нами один старик, бывший кулак, шесть лет просидевший в тюрьме. Среди нас были дети раскулаченных и репрессированных. Были и такие, которые согласились стать немецкими разведчиками под прямой угрозой расстрела. Разведывательной школой, в которой мы обучались, руководил немецкий лейтенант.

Шныряя по сторонам воровскими глазами, Червяков нехотя рассказывает о занятиях в шпионской школе: они изучали винтовку, автомат, пулеметы, гранаты, подрывное дело, сигнализацию, обучались пуску ракет, передвижению ночью. Учились они и меткой стрельбе. Об этой отрасли обучения Червяков рассказывает о особой неохотой. Но, припертый к стене неопровержимыми уликами, он вынужден процедить сквозь зубы:

— Меткой стрельбе нас обучали на связанных пленных красноармейцах. Делалось это для того, чтобы мы не боялись стрелять по живому человеку. Красноармейцев раздевали догола, привязывали к колу, чтобы лучше видно было, куда стрелять. Сам я застрелил нескольких бойцов.

— Если кто-нибудь боялся или отказывался стрелять по живым мишеням, — говорит Червяков, — то немцы им самим угрожали расстрелом. Однажды трое наших отказались стрелять в пленных красноармейцев. Отказавшиеся тут же были расстреляны.

Когда „курс наук“ был окончен, диверсантов сфотографировали, сняли оттиски пальцев и ладоней и направили на передовые позиции. Отсюда часть их под видом- беженцев была переброшена на нашу территорию. Червякову вместе с другим шпионом был указан маршрут, даны задания по разведке и сигнализации, разброске антисоветских листовок и распространению панических и ложных слухов. Сигнализировать самолетам шпионы должны были электрическим фонарем-динамиком и ракетами. Были установлены также сигналы для указания стоянок и скоплений войск и т. д.

— В мои задания, — рассказывает Червяков, — входили также убийства, метание гранат в дома мирных жителей и скопления людей, распространение паники.

Получив по 20 гранат, по ракетному пистолету с патронами и по автомату, Червяков с приятелем остались после отхода немцев на отбитой у них территории. Здесь Червяков сделал все, чтобы оправдать возлагавшиеся на него немецким командованием расчеты. Он трижды подавал сигналы немецким самолетам. Проходя ночью через поселок, бросил гранату в окно какого-то дома.

— Для чего вы это сделали?

— Для распространения паники. Кроме того, во второй половине сентября с тою же целью мною было убито из-за угла трое или четверо мирных жителей.

Шпион становится словоохотливым и добавляет:

— 20 сентября утром в березняке за деревней Слепцы мой товарищ бросил гранату в ребят, собиравших грибы.

— А это для чего вы сделали?

— Чтобы сеять панику и страх.

Этот вражеский агент, предатель родины, потерявший человеческое обличье, сидит перед нами и, сознавая всю неизбежность ожидающего его возмездия, бормочет:

— Фронт я переходил дважды. У нас был специальный опознавательный знак, который мы предъявляли немцам. Все свое оружие хранили у старика в деревне Горбачах. Когда с наступлением темноты мы выходили на „дело“, он нам выдавал все необходимое. Днем жили, как беженцы, в колхозе, который нас кормил…