Джон Кеннеди

Он чувствовал себя уверенным в мире происходящих событий. В своей книге он отказывается как от благодушного самообмана консерватизма, так и от высокоморальных иллюзий прогрессизма [19]. На интерпретацию событий повлиял и его характер: как и всем в 1930 году, ему пришлось испытать положительные и отрицательные стороны как диктатуры, так и демократии — и сравнить их между собой; и его симпатии отнюдь не были полностью на стороне демократии. Он видел ее справедливость и устойчивость на протяжении долгого времени; но временами он наблюдал ее несостоятельность, которая привела Запад к краю гибели. Он всегда считал, что общественное мнение при демократии (по крайней мере, в Британии и Америке) часто пробуждается тогда, когда уже слишком поздно: на это может повлиять только очень сильный шок (несомненно, он имел в виду Перл-Харбор и его последствия в доказательство своей правоты). Несколько наивным кажется то, что Кеннеди, тем не менее, считал важным для государственного деятеля, предвидящего ход событий, выступать, убеждать и публиковаться: именно поэтому он был так восхищен Уинстоном Черчиллем. Ему особенно нравилось цитировать мысль Черчилля о том, что демократия — худшая форма правления, за исключением всех остальных. Будучи президентом, он с радостью присвоил Черчиллю звание почетного гражданина США, сказав при этом: «Во время черных дней и еще более черных ночей, когда Англия осталась одна… он обратился к великому английскому языку и начал сражаться с его помощью» [20]. Это не может не наводить на мысль о том, что и в своем предостережении о приближающемся кризисе и недостатках реактивного вооружения, и в состоянии беспокойства во время своего первого года пребывания на посту президента — не говоря уже о его неизменном стремлении к красноречию — он сознательно хотел быть Черчиллем своего поколения. Влияние этого человека просматривалось даже в самом названии книги «Почему Англия спала», что было прямым намеком на работу Черчилля «Пока Англия спала». По иронии, позиция Кеннеди как президента во время его борьбы с приоритетами гораздо более была близка к позиции Чемберлена, чем бросающего вызов целеустремленного лидера.

И, вопреки черчиллевскому пессимизму по поводу общественного мнения, Кеннеди оставался твердо убежден в том, что в своей основе люди рациональны и делают разумный выбор, и дело лидера — просвещать их, чтобы их выбор был возможно более информирован. Таким образом, в книге «Почему Англия спала», далее выражая неодобрение паники в Британии по поводу бомбардировки («бомбардировщик всегда достигнет своей цели», сказал Стэнли Болдуин), которая так сильно повлияла на политику 1937–1938 гг., Кеннеди мог допустить замечание: «Даже если предположить, что человек в своей основе разумен и остается таковым долгое время, то в течение года после Мюнхена паника не оставила и намека на это» [21]. Эта вера в рациональность не была ни странной, ни наивной, как это могло показаться; и она служила Кеннеди ориентиром до самой смерти.

Кроме того, книга «Почему Англия спала», несомненно испытавшая на себе влияние отдела политической науки Гарварда, является примером изучения проблемы лидерства в демократии. Кеннеди увлекали не столько вопросы внешней политики, сколько положение демократических политиков: даже если они знали, что им требуется (Кеннеди не обязательно имел в виду Болдуина и Чемберлена), они не всегда могли действовать, если их избиратели были с ними не согласны, а если все же что-то предпринимали, то это могло разрушить их политическую карьеру (как это почти произошло с Черчиллем). К этой теме он возвратился годы спустя в книге «Портреты сильных духом», и она занимала его всю жизнь. Он еще не выдвигал свою кандидатуру на какой-либо пост, но ни один читатель (особенно те, кто был осведомлен об этой ранней работе выпускника Гарварда, а ныне конгрессмена) не сомневался, что перед ним будущий политик. И тем более не возникает сомнений сейчас, когда мы читаем утверждение 23-летнего молодого человека, затрагивающего вопрос, который стал для своей страны одним из основных в области обороны и внешней политики до конца столетия: «Наше вооружение всегда должно соответствовать тому, что мы делаем. Мюнхен учит нас этому; мы должны осознать, что любой самообман опасен» [22]. Возможно, обращение Кеннеди к берлинскому кризису и, несомненно, подчеркивание необходимости будить чувства народа и просвещать его («Англии был нужен человек, который мог выйти за рамки непосредственной ситуации, оценить изменившиеся условия и определить благоприятные возможности на будущее») [23]предвосхитили исход президентской кампании 1960 года. Даже тема его инаугурационного обращения была предопределена в его высказывании о Британии 30-х годов: «… она испытывала большой недостаток в молодых, прогрессивных и способных лидерах. Те, кто должен был вести дела, принадлежали к военному поколению, большая часть которых осталась на полях Фландрии» [24]. Будущее Кеннеди угадывается в каждой строке, прочитанной с позиции сегодняшних дней.

Но в самих военных действиях Кеннеди не участвовал. Даже записавшись добровольцем в морской флот США до событий в Перл-Харборе, он затем оказался в информационном отделе военной контрразведки в Вашингтоне (в основном «благодаря» тому, что был вовлечен в историю из-за любовной связи с датской журналисткой Инге Арвад, которая одно время была близка к руководству нацистской Германии), пока, наконец, попал на патрульную торпедную лодку (ПТ), несущую службу на юге Тихого океана. Его корабль, казалось, был сконструирован, чтобы демонстрировать свои лучшие качества, и в то же время мало на что был пригоден реально [25]. Эти лодки были не очень быстроходны, сделаны из гладкой клееной фанеры, а их торпеды устарели. Тем не менее, они внушали страх, были обласканы вниманием прессы и имели полуавтоматическое управление; в целом то, что они привлекли такого отчаянного, своенравного парня, как Джек Кеннеди, было понятно. Но вклад ПТ-лодок в победу (модели 109 и затем, после того как затонула первая из них, — ПТ-59) был незначителен; вероятно, самым полезным делом, в котором принимал участие Кеннеди, была кампания по выводу флота из окружения близ острова Шуазель, входящего в группу Соломоновых островов [26]. Кеннеди вскоре понял, что если у лодок ПТ и было будущее, то только в качестве орудийных кораблей, но именно их уязвимость и устаревшее вооружение сделали его героем. 1 августа 1943 года, во время безнадежно плохо подготовленной операции (флотилия лодок ПТ была послана в непроглядную тьму ночи на перехват четырех японских эсминцев, шедших за подкреплением на свою базу, находившуюся на островах Нью-Джорджии; лишь на немногих лодках были радарные установки — (ПТ-109 не входили в их число), корабль, на котором находился Кеннеди, был протаранен и наполовину срезан вражеским эсминцем «Амагири», вследствие чего погибли два человека. Кеннеди мобилизовал команду и руководил людьми, латая пробоину; на следующий день лодка, преодолев десять миль и имея сильное повреждение, достигла пустынного острова, и Кеннеди удалось вытащить ее на берег с помощью кожаных ремней, буквально зажатых зубами. Руководитель операции, пославший лодку на это задание, не позаботился о надлежащей организации поисков тех, кто выжил, и это было счастливой случайностью, что через несколько дней Кеннеди и его людей нашли дружественно настроенные местные жители на челноках-каноэ, после чего спасательная команда не заставила себя долго ждать. Как и следовало, Кеннеди и его помощнику вручили честно заработанные медали за спасение жизни солдат, поддержание их боевого духа и оказание помощи при спасении. Без усилий Кеннеди команда ПТ-109 могла бы бесследно исчезнуть, пополнив собой бесконечный список людей, напрасно погибших на войне по вине высшего командования.