От Кяхты на истоки Желтой реки Четвертое путешествие в Центральной Азии (1883-1885 гг.)

Но как прежде, так и теперь прилетные стаи появлялись на Лоб-нор исключительно с запада-юго-запада, а не с юга, как, по-видимому, следовало бы ожидать. Причина этому, конечно, та, что птицы, зимующие в Индии, не решаются ранней весной лететь из-за Гималаев прямо на север к Лоб-нору через высокое и холодное нагорье всего Тибета, но пересекают эту трудную местность, вероятно, там, где она наиболее сужена, именно к Хотану и Кэрии, минуя притом громадные ледники Кара-корума.

Спустившись в теплую котловину Тарима и встретив здесь с одной стороны убегающую за горизонт пустыню, а с другой — громадный хребет, высокой стеной ее окаймляющий, — словом, местность совершенно для себя непригодную, пролетные стаи, руководимые, быть может, бывалыми товарищами летят вдоль окрайних гор к Лоб-нору и являются сюда с запада-юго-запада. Осенью же, как говорили нам туземцы, гуси нередко направляются с Лоб-нора прямо на юг за Алтын-таг, следовательно, через Тибет, где в это время достаточно тепло и вода еще не замерзшая.

Валовой прилет водяных птиц на Лоб-норе продолжается весной недели две или около того. В этот период утки и гуси появляются здесь в таком громадном количестве, какое мне приходилось видеть при весеннем же пролете только на озере Ханка в Уссурийском крае. Но там страна совсем иная, потому и иная картина весенней жизни пернатых. В общем на Ханке им несравненно привольнее, чем на пустынном Лоб-норе.

Здесь только по нужде, за неимением чего лучшего, табунятся пернатые странники, выжидая, пока начнут хотя немного таять льды и снега нашей Сибири. Тогда чуть не мигом отхлынет вся масса водяных птиц с Лоб-нора на север. Но во всяком случае как Лоб-нор, так и Тарим служат великой станцией для перелетных птиц, которые, если бы не существовало таримской системы, конечно, не могли бы за один мах переноситься в этом направлении от Гималаев за Тянь-шань и обратно.

С началом валового прилета уток начались и наши каждодневные охоты за ними. Они были так же баснословно удачны, как и весной 1877 года, нынче, пожалуй, даже удачнее, ибо теперь, при меньшей воде в Лоб-норе, уменьшились площади чистого льда, так что к птицам легче было подкрадываться из тростника; затем, по случаю более поздней весны, лед на озерах дольше не трогался, ради чего гуси и утки держались скученнее по оттаявшим закрайкам тех же озер.

На охоту мы отправлялись обыкновенно часов с десяти утра, когда в окрестностях нашего бивуака начинали собираться утиные стаи на покормку. Притом в эту пору дня уже достаточно тепло, что особенно важно для охотника, если случится, как и бывало нередко, провалиться сквозь лед иногда до пояса. Облекались мы в самое худое одеяние, так как приходилось часто ползать по тростнику, по льду и грязи.

Серое же запачканное платье всего пригоднее в этом случае еще и потому, что мало приметно издали; притом как обувь, так и одежда пачкались и рвались на подобных охотах без конца.

Заметив, где сидит утиное стадо, к которому обыкновенно прилетают всё новые и новые кучи тех же уток, идешь, бывало, туда и, приблизившись на несколько сот шагов, начинаешь подкрадываться, сначала согнувшись, а потом ползком из-за тростника. Если приходится ползти по чистому льду, поверхность которого от действия пыли и солнца здесь обыкновенно ноздреватая, то рукам и в особенности коленам достается немало. В ветреную погоду подход всего лучше, ибо шелест тростника мешает уткам услышать шорох охотника. Впрочем, занятые едой, утиные стаи вообще мало осторожны. В течение нескольких дней мы изучили излюбленные места этих стай, как равно и подходы к ним, так что действовали наверняка. Кроме того, у нас устроены были засадки, но в них убивалось сравнительно немного, да и сидеть там скука одолевала, в особенности когда над головой беспрестанно пролетают утки. Последние обыкновенно снуют во всех направлениях над тростниками Лоб-нора и отчасти напоминают издали летние рои комаров на наших болотах.

Присутствие большого утиного стада слышится за несколько сот шагов по глухому бормотанью, а поближе — по щекотанью клювов и шлепанью самих птиц в грязи.

Подобравшись к такому стаду шагов на сотню или около того, украдкой посмотришь сквозь тростники и сообразишь, отсюда ли стрелять или можно подкрасться поближе; в последнем случае ползешь дальше еще осторожнее. Сердце замирает от опасения, как бы птицы не улетели; но они по-прежнему спокойно шлепают в грязи, пощипывая солянки… Вот наконец до стаи не больше 60–70 шагов, нужно стрелять отсюда.

Опять осторожно посмотришь, где птицы сидят кучнее и наконец посылаешь один выстрел в сидячих, а другой в поднявшееся с шумом бури стадо. С убитыми и ранеными, часть которых удастся изловить, добыча обыкновенно бывает от 8 до 14 уток; однажды, впрочем, двойным выстрелом я убил 18 шилохвостей. Притом многие, даже тяжело раненные, сгоряча разлетаются в стороны и достаются орлам или воронам; последние нередко следят издали за стрелком.

К концу охоты, обыкновенно часов около трех пополудни или немного позднее, приходит с бивуака казак с мешком и забирает добычу. Иногда же и сам на обратном пути до того обвешаешься утками, что насилу домой добредешь. Впрочем, такая бойня скоро надоедает, так что после нескольких подобных охот мы сделались довольно равнодушны к тем массам птиц, которые ежедневно можно было видеть возле нашего бивуака. С другой стороны, в последней трети февраля утиные стаи более рассыпались по талой воде, а лед днем мало держал человека, так что охота стала труднее и менее добычлива; да, наконец, набивать через край мы по возможности остерегались. Однако в период валового пролета, то есть с 12 февраля по 1 марта, нами было принесено на бивуак 655 уток и 34 гуся. Весь наш отряд продовольствовался этими птицами; излишнее отдавалось лобнорцам.

Эти последние добывают уток в нитяные петли, которые ставят по залитым водой солянкам, где птицы исключительно кормятся с прилета. Устройство подобной ловушки до крайности просто. Именно, на данной местности к земле прикрепляют на высоте груди сидячей утки две тростничины в одну поперечную линию, оставляя в середине между их концами проход, куда ставится петля. Эта петля привязывается к небольшому тамарисковому прутику; одним концом его крепко втыкают в почву, а другим настораживают вместе с петлей. На покормке утка, идя по земле, встречает положенные тростничинки, не может перелезть через них и направляется в проход, где залезает в петлю, которая тотчас же задергивается настороженным прутиком.

Попадается птица обыкновенно своей шеей, реже? лапкой или даже за большие маховые перья. В первом случае утка бывает задавлена; при двух же других нередко отрывается и летает с ниткой на ноге. Подобных ловушек на Лоб-норе весной ставится множество. Ежедневно туземцы их осматривают и выбирают попавших уток.

Последних ловят в течение весны обыкновенно по сотне, а прежде лавливали и по две сотни на человека. Попадаются в те же петли иногда кулики, турпаны, гуси и даже бакланы, только сильные птицы переедают нитку или прямо отрываются и улетают.

На гусей ставят петли из более крепких ниток и с сильным тамарисковым прутом, так чтобы пойманная птица сразу была задавлена или приведена в невозможность перекусить петлю. Много мешают подобной ловле вороны, орлы, даже кабаны, которые съедают попавшихся птиц. Кроме весны, туземцы Лоб-нора ловят в петли на осеннем пролете, а также летом молодых уток и гусей. Тех и других иногда откармливают к зиме; особенно хорошо привыкают серые гуси. Случается также добывать в петли экземпляры с зажившими дробовыми ранами. «Через это мы давно знали, что птицы улетают в ваши страны и там их стреляют дробью», — говорили нам лобнорцы.

С конца февраля, когда Тарим вскрылся и озера уже значительно оттаяли, прежняя наша охота-бойня прекратилась. Взамен ее мы пользовались хотя не особенно добычливой, но весьма заманчивой охотой за утками на вечерних стойках. Лучшее место для таких стоек? промежуток среди двух или нескольких озерков, на которых утки привыкли кормиться; притом необходимо выбрать место посуше и с тростником, где бы можно было спрятаться; наконец, стойка не должна быть возле самой воды, ибо упавших туда птиц без собаки трудно будет достать. Такие удобные места находились невдалеке от нашего бивуака.