Колесница Джагарнаута

Выкрики Морица Бемма напомнили комбригу лай пса, который слышишь, въезжая в темный, тонущий в ночи кишлак без единого огонька, без звука человеческого голоса. Во тьме отвратительно, отрывисто лает собака, назойливо, угрожающе, отчаянно. Кажется, что мордой своей она роется в пыли, давится пылью, кряхтит, но тщится кого-то пугнуть.

- Хотите или не хотите, герр комиссар, - выговорил в изнеможении Мориц Бемм, - у великого рейха только два пути к могуществу и процветанию в Индии. Первый - через Турцию, Месопотамию, Египет, Иран, Персидский залив. Второй - через Россию, Туркестан, Афганистан. И горе тому, кто окажется на этих путях.

- Скажу вам по-персидски, - не сдержался Алексей Иванович, - ин харф бэ акл намиганджад - это слово не втиснуть в разум! Немцы, если допустить, что они думают, как вы, шьют своими руками себе и своей родине саван...

После немцев Мансурова навестил начальник уезда. Он принес хокэ вафур - сосуд с опиумом. Он от души рекомендовал приложиться к изящной трубочке и покурить:

- Успокаивает! Хокэ вафур - короткогорлая бутылочка, в которой пуштун держит свою храбрость. И мы тоже, - вдруг смущенно добавил он. - Очень беспокойно в Меймене. А вас басмачи боятся. "Осторожно! - говорят. - У великого воина челюсти льва. Командир-большевик даже затылком видит и понимает, что думают его враги". А знаете, кто первый сказал это? Абдул-ар-Раззак. Джемшидский мюршид всех предостерегал. Говорил, что здесь под землей есть нефть. И устроил благодарственную молитву аллаху за то, что он дает мусульманам богатство. И устроил "побус" - целование ног. Своих ног. А немцев - аллемани - остерегайтесь. Не смотрите, что я, начальник уезда, почти губернатор, их ласкаю, угощаю, балую. Не подумайте, что мне аллемани нужны с их фашизмом. Ради пшеницы и колючий сорняк воду получает. Но их разговор - плохой разговор. Помните: о чем говорят при мертвом льве, при живом не говорят.

- Поедем к Утан Беку.

- Что вы! Разве можно в логовище барса!

- Занозу безболезненную, шатающийся зуб, скверных советчиков надо вырвать. И не откладывая. Сегодня. Сейчас!

Мудрый, хитрый лис засуетился:

- Лучше завтра!

Он вдруг вспомнил, что хотел кое-что подарить великому сардару. Он бил наверняка. Отказаться от подарка - несмываемое оскорбление. А подарил он шедевр резьбы и изящества - кальян, весь в рубинах, и кинжал в драгоценных ножнах.

Разве можно сердиться на хозяина, подносящего столь изумительные дары?

И тем не менее Мансуров настоял на своем.

- Завтра, говорите вы, господин начальник! Когда наступит завтра, тогда мы подумаем о завтрашнем дне. А сейчас - пошли! Пошли к тигру, пусть у него сто когтей и тысяча зубов!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Попробуй поразить солнце кинжалом.

Разве сделаешь ему больно? Разве

сможешь ты убить его?

С и д д ы к

Когда они приехали в аул, отец племени Утан Бек Нур Верды фланировал с бамбуковой тростью в руке, в бронзовой - цены ей нет - каракулевой шапке меж чадыров. Снисходительно принимал он знаки уважения и почтения от выбегавших при его приближении туркменок-эрсаринок в длинных облегающих синих платьях. Снисходительно Утан Бек ласкал детей и шагал дальше. Отец племени святой Утан Бек походил на эрсаринца разве только подбритой по-туркменски, отливающей сталью бородой. Своим моднейшим, дорогой шерсти костюмом, благоуханием заграничных духов, соблазнительным блеском перстней Утан Бек ошеломлял воображение грязных, чумазых, но очаровательных подростков-девчонок.

Повадки отца племени хорошо знали их мамаши, бабушки. И не успевала девица повести взором, крутануть бедрами и выставить из-под ожерелий крепенький маленький свой бюст, ослепительно розовая кожа которого сияла в разрезе платья-рубахи, как костлявая рука утаскивала юную кокетку в сумрак чадыра. Девчонки не очень огорчались. Они знали: если только кто-нибудь из них приглянулся Утан Беку и возбудил желание, незамедлительно ее призовут в дом на горе, хотят ли того или не хотят родители, и там начнется сказочная жизнь.

Сластолюбив был Утан Бек и особенно пристрастен к едва созревшим подросткам. Но щедр он был даже в своих мимолетных прихотях. И словно для приманки любопытных и бесстыдных в своей жадности юных эрсаринок сейчас старик вел за собой весьма еще юное создание, слишком юное. Платье ее от самой шеи до пупка было прикрыто морем серебряных и золотых просверленных монет чеканки самых разнообразных стран и государств. В розовой точеной ноздре висела гигантская, вся в рубинах серьга - цена двенадцати юрт. На запястьях пухленьких рук позванивали литые, по полфунта, браслеты с изумительной исфаганской резьбой. Утан Бек не заблуждался насчет того, что морщинистая дряхлость может вызвать нежность и ласку в налитом соками юном теле. Но сказочная щедрость его вызывала ответную щедрость. Оказаться на ложе Утан Бека было мечтой эрсаринских девственниц.

Прогуливался Утан Бек, постукивая своей пресловутой тростью, в самом приятном настроении. Он за утро уже успел приглядеть себе не одну прелестницу. И когда на пути ему попались Мансуров и начальник уезда, он встретил их весьма радушно и пригласил сейчас же в свой дом на горе. Прервав обход чадыров, распорядился подать коней.

Уже сидя в седле и ведя на поводу другого коня, на которого посадили немыслимо украшенную драгоценностями наложницу, он показал на толпившихся около юрт ободранных, грязных эрсаринцев и сказал с презрением в голосе:

- Все они людоеды. Отца своего за глаза назовут простофилей, мать дурой и шлюхой. Сами ни во что не верят, а вот ежели соблаговолишь приласкать их девчонку, начинают хмурить брови.

Еще когда Алексей Иванович шел из глиняного дворца сюда к чадырам, уездный начальник успел насплетничать: старик Утан Бек совсем закон попрал. Все девчонки племени гуляют у него бедрами на подушках. А законным женам не доверяет: "Еще накормят какой-нибудь дрянью. Ворожат, колдуют". Портит девок, а все языки прикусили. Богатство его больше, чем у шаха персидского.

Глупым считал уездный начальник Утан Бека. Подумать только полновластный господин, хозяин, повелитель в своем кочевье! А золото разбрасывает пригоршнями, чтобы удовлетворить свою прихоть. Очень надо платить за такое!

Начальник - обыкновенный рядовой дуррани - только и заносился в своей спеси потому, что правящая династия Афганистана была из дуррани. Сам он простой воин с перебитым носом - след удара прикладом, бронзоволикий, длинноволосый, длинноусый, и в своем начальничестве ходил обычно босой. Обувь стесняла его, и он натягивал сапоги лишь в торжественных обстоятельствах. Он был с глупинкой и простодушно объяснял: "Раньше я имел одну обязанность в шатре отца - накаливать в костре камни и складывать в очаг, чтобы почетным гостям и тепло было, и в нос дым не бил от сырого хвороста. Отец в строгости держал нас - одиннадцать сыновей. А потом приказал: "Иди воюй!" И выпроводил. Вот! Потом, после всякой драки, да стрельбы, да походов, шах сказал: "Будешь в Меймене хакимом - начальником уезда". Дали мне коней, зонтик и бачу - держать его над головой, чтобы от солнца глаза не болели. "А жен себе в Меймене возьмешь сколько надо".

Он шлепал по пыли потемневшими от загара и грязи преогромными ступнями ног, сжимая магазинную винтовку в руках.

- Приехал. Все смотрели в Меймене - почему зонтик? Значит, важный человек. Дали две жены бесплатно. Теперь я губернатор. А деньги давать за озорство? Зачем? Господин Утан Бек хоть и богат, хоть и змея хитрости, но дурак. Своя душа дороже овечек. А так без денег и без души останешься... с этими потаскушками.

В своем доме, удобном, прохладном, погруженном в тень вековых чинар, Утан Бек принял гостей гостеприимно.

- Аллемани, в соответствии с достигнутым в Европе могуществом, обязаны вмешаться в восточные дела и завоевать Восток, - говорил он добродушно. - Они иначе не могут. Они посылают к нам своих посланцев уговорить нас принять их новую немецкую веру - фашизм. Они понимают, что нам, мусульманам, фашизм ни к чему. Но они покупают за золото, за оружие, на одну чашу весов они кладут свой фашизм, на другую - деньги и оружие. Салоры, эрсаринцы, алиэли любят оружие и золото. Да кто их не любит! Вот Курбан Сардар Джунаидхан и другие некоторые наши вожди из салоров поддаются и говорят: фашизм хорошо! Большевики говорят: колхозы хорошо! Государственная торговля хорошо, банки государственные хорошо! Фашисты говорят: контрабанда хорошо, баи хорошо, собственность хорошо. Вот и слушают Бемма, слушают Мамед Ахунда. Но Утан Беку и так хорошо. Утан Беку фашизм не нужен.