Гражданские войны

48. Солдаты привели к Цезарю ликторов с фасциями [332] и просили его, чтобы он объявил себя пропретором и военачальником над теми, кто всегда подчинен был командирам. Цезарь хоть и выразил свое удовлетворение этими почестями, но все же передал это дело в сенат. Когда солдаты из-за этого хотели все вместе отправиться в Рим, он этого не допустил и удерживал делегатов, считая, что сенат сам вынесет свое постановление, тем более если он узнает о их готовности и о его в данном случае нерешительности. С трудом достигнуто было соглашение; а центурионы обвиняли Цезаря в надменности, он же защищался перед ними и утверждал, что сенат склоняется на его сторону не столько из-за сочувствия к нему, сколько из-за страха перед Антонием и из-за отсутствия у сената войска, "пока мы не уничтожим Антония, а все убийцы, родственники и друзья сената, соберут для него военную силу". "Чувствуя это, — говорил Цезарь, — я притворился послушным слугой сената. Не откроем ему наших карт преждевременно: если мы заручимся властью слишком рано, он нас обвинит в беззаконии и насилии. Если мы поведем себя скромнее по отношению к сенату, он ее, пожалуй, и сам нам даст, боясь, как бы я эту власть не получил от вас". После этих слов Цезарь устроил военные упражнения для двух перешедших к нему от Антония легионов, которые, выстроившись один перед другим, выполняли все, что полагается на войне, не допуская только убийства. Удовлетворенный этим смотром и охотно воспользовавшись этим предлогом, Цезарь дополнительно выдал каждому по 500 драхм [333] и обещал, если война окажется необходимой, в случае победы выдать им 5.000. Так Цезарь обеспечил за собою своих наемников при помощи щедрых подарков.

49. Вот что происходило в Италии. В Галлии Антоний приказал Дециму переправиться в Македонию согласно решению народа и в своих личных интересах. Децим переправил Антонию в ответ письмо, полученное им от сената, гласившее, что не столько ему надлежит уступить, повинуясь воле народа, сколько Антонию сделать это, повинуясь воле сената. Антоний назначил срок, после которого он обещал открыть военные действия; Децим рекомендовал ему назначить более отдаленный срок, чтобы не слишком скоро сделаться врагом сената. Антоний, который легко справился бы с Децимом, когда тот еще находился в открытом поле, решил двинуться на города, которые и приняли его. Децим в страхе, что ему не удастся вообще ни в один из них войти, выдумал будто бы полученное им письмо от сената, звавшее его вместе с войсками в Рим. Он снялся со стоянки и пошел по дороге, ведущей в Италию. Его принимали все, думая, что он уходит совсем, пока он не подошел к богатому городу Мутине. Он закрыл ворота, употребил все продовольствие Мутины на содержание войска, зарезал весь имевшийся у них вьючный скот и засолил его, опасаясь долговременной осады, в ожидании Антония. Войско у Децима состояло из множества гладиаторов и трех легионов тяжеловооруженных. Один легион состоял из недавно завербованных, еще неопытных людей, два же легиона, служившие и раньше под его командой, были весьма надежны. Антоний двинулся на него, полный гнева, и отгородил Мутину рвами и стенами. Децим оказался осажденным в городе.

50. В Риме 1-го числа нового года (43 до н. э.) стали консулами Гирций и Панса. Они собрали сразу после жертвоприношения в Капитолийском храме сенат против Антония. Цицерон и его друзья считали уже, что его следует объявить врагом, так как он, против желания сената, ворвался с оружием в руках в Галлию, как угрожающее отечеству пограничное укрепление, а войско, которое он получил для действия против Фракии, перевел в Италию. Они упрекали его и в другом плане, как на это указывал и Цезарь, а именно, что он в городе открыто окружил себя телохранителями из большого количества центурионов, а дом свой обратил в крепость, применяя оружие и пользуясь военными паролями. [334] Сверх того, и многие другие поступки Антония казались сенату более заносчивыми, чем можно было ожидать при всего одногодичной магистратуре. Луций Пизон, управлявший делами Антония во время его отсутствия, принадлежавший к наиболее видным римским гражданам, и другие, примыкавшие к Пизону либо ради него самого, либо ради Антония или по собственным убеждениям, решили, что Антония следовало бы вызвать в суд, так как, по их мнению, не соответствовало отеческим законам произносить приговор над не подвергавшимся суду и что это непристойно в отношении консула, только что окончившего свой срок и которого восхваляли много и беспрерывно и Цицерон и другие. Сенат колебался до ночи в своих решениях. Рано утром сенаторы собрались по тому же делу. Тогда перевес был на стороне сторонников Цицерона, и Антоний был бы объявлен врагом, если бы Сальвий, один из трибунов, не велел отложить решение на другой день, — голос того среди магистратов, кто возражает, всегда имеет больше веса.

51. Приверженцы Цицерона сильно поносили и оскорбляли Сальвия. Выбежав, они возбуждали народ против него и вызвали его в народное собрание. Сальвий собирался было туда без страха, как вдруг сенат его задержал. Сенат боялся, что Сальвий переубедит народ, напоминая об Антонии. Ведь они хорошо знали, что они выносят до суда приговор над видным человеком и что народ поручил ему Галлию. Но опасаясь за участь убийц, они досадовали на того, кто первый у них опять все взбудоражил после амнистии. Поэтому они и выдвинули заранее против Антония Цезаря. А Цезарь, хорошо понимая это, предпочел и без того устранить Антония. По всем этим соображениям сенат и гневался на Антония, решение же свое отсрочил согласно требованию трибуна. Вместе с тем сенат постановил похвалить Децима за то, что он не сдал Галлию Антонию; Цезарю поручено было отправиться в поход вместе с Гирцием и Пансой и с тем войском, какое у него тогда было, решили поставить позолоченную его статую и предоставить ему голосовать вместе с бывшими консулами, а также быть ему консулом десятью годами раньше законного срока; легионам, перешедшим к нему от Антония, было выдано из государственного казначейства столько, сколько Цезарь обещал им выдать за предстоящую победу. После этого постановления сенаторы разошлись, а Антоний из всего этого узнал, что он действительно объявлен врагом и что трибун против этого возражений не представил. Мать Антония, жена и сьш его, еще подросток, и остальные домочадцы и друзья всю ночь бегали по домам влиятельных граждан, упрашивая их, а днем они приставали к тем, кто шел в сенат, кидаясь им в ноги с воплем и плачем, были в черной одежде, кричали у дверей. Их голоса и столь неожиданно происшедшая перемена переломили настроение. Испугавшись этого, Цицерон в сенате выступил с такой речью: [335]

52. "То, что надо было постановить относительно Антония, было постановлено вчера. Теми почетными постановлениями, которыми мы почтили его врагов, мы объявили его врагом. Сальвий, который один мешает, должен быть или умнее всех, или поступает так из дружбы, или по незнанию того, что произошло. Самое позорное для нас будет, если мы все окажемся глупее одного, а для самого Сальвия, если он предпочтет дружбу государству. Если он не знает настоящего положения дел, он должен был бы доверять консулам, вместо того чтобы доверять себе, доверять преторам и трибунам, одновременно с ним выполняющим должность, и другим сенаторам, нам, кто и по положению и по количеству составляет такую силу, а по возрасту и по опыту превосходит Сальвия: мы обвиняем Антония. Всегда право на стороне большинства, как при выборах, так и в судебных процессах. Если теперь ему нужно узнать побудившие нас причины, то я расскажу вкратце, чтобы об этом напомнить, про крупнейшие проступки Антония. Наши деньги после смерти Цезаря он присвоил себе. Получив от нас управление Македонией, он без нашего решения отправился в Галлию. Получив войско против Фракии, он повел его вместо Фракии против Италии. Испросив наше согласие на оба эти мероприятия с целью обмана и не получив согласия, он действовал самочинно. В Брундизии он издал приказ, чтобы его окружала царская когорта. И его охраняли открыто в городе вооруженные, да и ночью они его сторожили. Из Брундизия он повел и все остальное войско на Рим, быстрее добиваясь сделать то, что задумал делать Цезарь старший. Когда же молодой Цезарь с другим войском опередил его, он испугался и повернул в Галлию как удобную операционную базу против нас, ведь и Цезарь, исходя оттуда, царил над нами.