Гражданские войны

42. Сказав это, Цезарь распустил собрание. Войско думало, что оно, наоборот, прибыло для примирения Антония с Цезарем или хотя бы для охраны Цезаря и для отмщения убийцам, и возмущалось речью, направленной против Антония, который был их полководцем и консулом. Одни из них поэтому отпросились домой, чтобы вооружиться; они сказали, что не могут пользоваться чужим оружием, а только своим. Другие давали понять свое действительное настроение. Цезарь находился в недоумении; он очутился в положении, противоположном тому, которого ожидал. Но он надеялся справиться с ними скорее убеждением, чем силой, и согласился на их мнимые причины ухода: одних он послал за оружием, других попросту домой. Все же, скрывая свое огорчение, он похвалил их за то, что они собрались, и одарил их еще дарами. Он обещал отблагодарить их еще более щедро, всегда в необходимых случаях пользуясь их услугами скорее в качестве друзей отца, чем солдат. Только одну или три тысячи он убедил остаться у него из десяти (о точной цифре источники расходятся). Остальные не ушли от него, но вспомнили сразу о тяготах сельских работ и о прибыли от похода, и о речи Цезаря, и о готовности его к тому, чего они хотели, о знаках милости, которые они получили и которые они еще рассчитывали получать. Как это свойственно непостоянной толпе, они изменили свою точку зрения и, пользуясь для приличия указанным предлогом, вооружились и вернулись к нему. Цезарь же с новыми денежными суммами объезжал Равенну и всю прилегающую к ней область, вербовал в войска все новые и новые массы и всех посылал в Арреций.

43. К Антонию в Брундизии прибыло четыре из находившихся в Македонии пяти легионов. Упрекая его в том, что он не мстит за убийство Цезаря, они его без обычного приветствия повели к трибуне с тем, чтобы он в первую очередь отчитался перед ними. Он не сдержался, а стал бранить их за неблагодарность: ведь он их вывел из Парфии в Италию! Упрекал он их в том, что они в то время, когда дерзкий мальчишка — так он называл Цезаря подослал к ним людей, чтобы их подкупить, не выдали этих людей. Но он их сам найдет, а войско поведет в присужденную ему счастливую Галлию и каждому из присутствующих подарит 100 драхм. [326] Они засмеялись над этим скромным обещанием, а когда он рассердился, они еще больше стали шуметь и разбежались. Антоний встал и сказал только следующее: "Вы научитесь повиноваться". Он узнал у военных трибунов [327] имена мятежных солдат — в римских войсках всегда записывали нрав каждого отдельного солдата — и по военному закону бросил жребий; [328] однако он не казнил целиком всю десятую часть войска, а только часть ее, полагая, что он их таким путем быстро устрашит. Но это вызвало в них не страх, а скорее гнев и ненависть.

44. Это заметили те, кого Цезарь послал, чтобы подкупить солдат Антония. Тогда они разбрасывали особенно много прокламаций по лагерю, указывая, чтобы солдаты, вместо скаредных обещаний Антония и его жестокости, вспомнили о первом Цезаре, о помощи теперешнего и о богатых его раздачах. Антоний разыскивал этих людей, обещая большие деньги за их выдачу, и угрожал тем, кто их укрывал. Когда же он никого не изловил, он рассердился, что все войско их покрывает. Сообщения о том, что делалось Цезарем в колониях и в Риме, взволновали его; он снова выступил перед войском и сказал ему, что он удручен всем случившимся, а именно, что пришлось под давлением военной необходимости применить казнь, но что казнены немногие вместо многих, которым полагалась казнь по закону. Они ведь знают, что Антоний ни жесток, ни скареден. "Но прочь, — продолжал он, — всякое взаимное недовольство; пусть оно успокоится на этих преступлениях и наказаниях. 100 драхм я велел вам выдать не как награду — это ведь не соответствует удаче Антония, — а скорее как дар в честь первой нашей встречи. Необходимо подчиняться ему согласно закону отцов и военному закону, как в данном случае, так и во всех остальных". Таковы были его слова; но он ничего не прибавил к награде, чтобы не казалось, что он, полководец, уступает солдатам. Они же взяли деньги или потому, что передумали, или из страха. Антоний сменил их трибунов или потому, что все еще гневался на мятеж, или не доверял им по другим причинам. Остальных солдат он принимал по мере необходимости и отправлял одного за другим по побережью в Аримин.

45. Сам он набрал преторианскую когорту из лучших в физическом и нравственном отношении людей и направился в Рим, чтобы оттуда идти в Аримин. Свой въезд в Рим Антоний обставил пышно; когорту расположил лагерем перед городом, лиц, окружавших его, вооружил мечами, и они ночью охраняли его дом в полном вооружении. Им давались пароли, и вообще стража сменялась как в лагере. Антоний созвал сенат, чтобы высказать по адресу Цезаря упрек по поводу его поступков, но при входе в сенат он уже узнал, что из четырех легионов, так называемый легион Марса, в пути перешел на сторону Цезаря. А когда Антоний медлил с входом в сенат и растерялся, ему было сообщено, что и так называемый четвертый легион перешел к Цезарю совершенно так же, как и легион Марса. Потрясенный этим, Антоний вошел в сенат. Но там он говорил немного и повел свою речь так, как будто бы он их созвал для другой цели, и сразу же отправился к воротам, а от ворот направился в Альбу, чтобы уговорить отложившихся. Его встретили обстрелом со стены, и он должен был отправиться обратно, остальным же легионам послал по пятьсот драхм [329] каждому солдату. Антоний пошел в Тибур с имевшимися у него легионами, снаряженный таким образом, как снаряжались обычно отправлявшиеся на войну. А война была уже явная, так как Децим не оставлял Галлии.

46. Когда Антоний был там, почти весь сенат и большинство из всадников [330] прибыли, чтобы оказать ему почести; пришли и от народа виднейшие представители. Они застали его, когда он приводил к присяге присутствовавших солдат и собравшихся у него ветеранов — их было много. Последние охотно присоединились к присяге и поклялись в постоянной приверженности и верности ему, так что можно удивляться, кто же были те, кто еще так недавно на созванном Цезарем собрании поносил Антония.

С такой пышностью проводили его в Аримин, где начинается Галлия. Войско Антония насчитывало, кроме вновь набранных, три легиона, вызванных из Македонии, к нему прибыла и остальная часть солдат — один легион ветеранов, которые, несмотря на возраст, казались вдвое лучше новобранцев. Таким образом, у Антония оказалось четыре обученных легиона, да кроме того все те, кто в качестве вспомогательного войска обычно следует за легионами, личная его охрана и новобранцы. Лепид со своими четырьмя легионами был в Испании. Азиний Поллион с двумя легионами и Планк с тремя легионами в Трансальпийской Галлии; все эти силы, казалось, были готовы примкнуть к Антонию.

47. У Цезаря было два перешедших к нему от Антония легиона, равным образом заслуживавших наибольшего внимания: один — из новобранцев и два из выслуживших свой срок. Последние два легиона не были ни количественно, ни по снаряжению вполне укомплектованы, но были пополнены новобранными; стянув их всех к Альбе, Цезарь послал донесение сенату. Сенат выражал ему свою радость, так что и здесь можно было недоумевать, кто же были те, кто сопровождал Антония. Легионами сенаторы были недовольны за то, что они перешли к Цезарю, а не к сенату. Все же они одобряли как их, так и Цезаря и обещали вынести решение о том, что им надлежит делать, несколько позже, когда вновь избранный магистрат приступит к исполнению своих обязанностей. Было, однако, совершенно очевидно, что сенат их поведет против Антония. Но так как у сената не было еще ни одного своего легиона, а набор был невозможен без консулов, все было отсрочено до вступления в должность нового магистрата. [331]