Веселие Руси. XX век

После полосы первоначального отчуждения и холода, потери коммунистических ориентиров члены партии стали постепенно притираться к условиям нэпа и даже входить во вкус. В конце концов, нельзя же все время вариться в собственном соку – один день партийному работнику пить с советским, другой день – советскому с партийным. Каждый образованный человек знает, что это прямая дорога к биологической деградации и социальному застою, и в этом смысле нэп сыграл благотворную роль, повсеместно привнес свежую струю в общественные отношения. В конце января 23 года из Башреспублики сообщали, что во время рождественских праздников советские и партийные работники пьянствовали вместе с нэпманами, по поводу чего появился строгий циркуляр о борьбе с пьянством [468].

Но на каком-то этапе всероссийского праздника, особенно после появления в отчетности ГПУ специальной «пьяньс-водки», малопьющее руководство в Москве встревожилось не на шутку и топнуло ногой, потребовав активной борьбы с самогоноварением. С января 1923 года в губерниях чередой пошли широковещательные двухнедельники и месячники борьбы с пьянством и самогоноварением; сводки насытились бодрой информацией о количестве проведенных рейдов, о поимке самогонщиков, конфискации аппаратов и уничтоженных объемах готовой продукции и полуфабриката. Такого рода информация быстро стала отдавать невыразимой казенной скукой и окрашивать самобытный облик губерний единой серой краской скучнейших и бесполезнейших цифр.

В Вятской губернии (10–12.3.23) с 1 по 20 января было обнаружено самогонных очагов – 793, самогонщиков – 705, отобрано аппаратов – 405, ведер самогона – 292, возбуждено уголовных дел – 1017 [469]. Давно известно, что математика способна только вносить беспорядок и сгущать мрак в неподдающихся количественному анализу гуманитарных сферах. Что есть, например, самогонный очаг без самогонщика или самогонщик без аппарата? Как видно отсюда – тайна за семью сотнями печатей.

В Вологодской губернии (27.2.23) в ходе двухнедельника по борьбе с самогоноварением было произведено 1505 обысков. Отобрано 468 самогонных аппаратов, 1700 ведер самогона, заведено 1840 уголовных дел [470].

В Екатеринбургской губернии (12.3.23) за месяц борьбы с самогоном было обнаружено 320 самогонных очагов, задержано 1111 самогонщиков, конфисковано 502 самогонных аппарата, 18 бочек и 23 ведра самогона [471].

За Уралом кампания также проходила трафаретно и невыразительно. Алтайская губерния (2.4.23): вылито 3499 ведер самогонной бурды и 700 ведер самогона [472]. По Новониколаевской, Красноярской, Иркутской губерниям – все тот же безликий ряд цифр и более ничего социально значимого. Только Томская губерния подавала некоторые признаки жизни: за месяц у населения было отобрано 923 самогонных аппарата и более 11000 ведер самогонной бурды(23.3.23) [473], но борьба с самогонщиками, по всей видимости, велась с нарушением негласных этических норм, поскольку вызывала чрезмерное раздражение крестьян, которые принялись разоружать милиционеров (12.3.23) [474].

Кампания против самогонщиков имела и положительные черты. Паче чаяния она стала в некотором роде ценным научным исследованием, в ходе которого социологическая мысль обнаруживала, что кое – где пьянство, вопреки расхожему мнению, не только не препятствовало общественному развитию, но часто, являлось стимулятором социального и научно-технического прогресса, как в Европе, так и в Азии. Например, в Вологодской губернии (13.2.23) выяснилось, что местами самогон выделывался коллективно целыми деревнями, а в некоторых волостях были обнаружены «настоящие самогонные заводы, оборудованные по последнему слову техники» [475]. В Томской губернии в Марьинском уезде в одной из волостей был обнаружен паровой самогонный завод! [476] Сейчас удивляются устойчивости советских коллективных форм сельского хозяйства – так это потому, что не видят их настоящих глубинных корней. Вот с чего начиналась и на чем стояла настоящая коллективизация деревни и совершенствование ее материально-технической базы, а вовсе не с товарищеской обработки земли, МТС и прочей зеленой скуки, которой переполнены труды советских идеологов.

Парадные рапорты с мест об успехах борьбы с самогоном просто неловко читать, поскольку, во-первых, трудно сочувствовать тому, как наступали на горло песне, кроме того, были бы эти отчеты еще и объективными. Так ведь, как принято говорить, они показывают лишь надводную часть айсберга, над которой, сверх того, сами нагоняют много тумана. Например, на родине вождя в Симбирской губернии в начале февраля (9.2.23) было отмечено, что «пьянство среди населения заметно пошло на убыль», зато «есть районы, где милиция поголовно пьянствует» [477]. Информация настолько неудовлетворительная, что совсем неясно, почему крестьяне сократили выделку и потребление напитка – то ли по причине репрессий, то ли по причине естественной убыли сырья. Также непонятно и подозрительно то, куда конфискованные напитки девались, отчего такая дисгармония – трезвые крестьяне в нужде, а милиция поголовно пьянствует? Симбирская губерния у нас на заметке еще со сводки от 29 января, где мимоходом отмечалось, что в Саранском уезде возбуждены дела о смещении старших милиционеров, не представивших районному начальству ни одной бутылки самогона [478]. Ясно, что было нелегко расставаться с вещественными доказательствами.

Так или иначе, в результате репрессий или других известных причин, но зафиксированный в информационных сводках ГПУ между осенью 1922 и весной 1923 года колоссальный взрыв пьянства к началу весенних полевых работ резко пошел на спад. Понемногу сообщения о выветривании алкогольного приступа у населения отовсюду стекались в Москву, как бы возвещая о готовности граждан советской страны к штурму других вершин социалистического строительства. В конце марта пала даже смоленская твердыня (27.3.23) – в губернии с облегчением констатировали: «С истощением у населения хлебных запасов выделка самогона уменьшается» [479].

Общество, прошедшее через войны и голод, вынесшее на себе разруху и тяготы революционных перемен, безобразно и радостно отметило их окончание и возвращалось в упорядоченную жизнь. Из ГПУвской документации исчезла «пьяньсводка», главное внимание чекистов вновь обратилось в сторону традиционных забот по слежке за эмиграцией, выявлению остатков антисоветского и антибольшевистского подполья, подрыву единства и дискредитации русской православной церкви и прочих подобных дел, оставивших глубокий след в истории советского общества.

III. Веселие невеселых лет

Глава 7

Новая политика – новое веселие

И.Б. Орлов

В русской традиции многие стороны повседневности тесно связаны с употреблением спиртного. Однако в России водка всегда была чем-то большим, нежели просто выпивкой. Алкоголь являлся частью народной обрядности, поэтому отрицание властями значимости спиртных напитков неизбежно вело к изменениям в ментальности населения. Неудивительно, что идеологические структуры правящей партии стремились манипулировать отношением населения к выпивке. Более того, сфера контроля большевистского режима над массовым потреблением алкоголя стала ареной не менее упорных «сражений», чем поля Гражданской войны.