Заговор генералов

Михаил выслушал молча. Предложение принять корону было для него совершенно неожиданным:

- Прошу дать мне некоторое время на размышление. Он вышел. Тут же в салон заглянул его секретарь:

- Их высочество приглашают вас, Михаил Владимирович.

В кабинете они остались с глазу на глаз.

- Ответьте мне откровенно: сможете вы гарантировать мне жизнь, если я... - голос Михаила предательски дрог-нУл, - если я приму престол?

Родзяпко, не скрывая презрения, смерил его взглядом:

- Не могу: твердой вооруженной силы я за собой не имею.

Великий князь потоптался. Подошел к двери, в нерешительности открыл ее. Переступил порог салона:

- Господа, я не могу принять престола. Потому что... потому... - он не договорил. Наклонил голову. Все увидели: по его щекам текут слезы.

- Ваше императорское высочество! - с пафосом воскликнул Керенский. - Я принадлежу к партии, которая запрещает мне соприкосновение с лицами императорской крови. Но я буду утверждать перед всеми - да, перед всеми! что я глубоко уважаю вас! Ваше высочество, вы благородный человек! Отныне я буду говорить это всюду!

- Благородный человек... - громко, так, что услышали многие, прошептал Милюков, оборачиваясь к Родзянке. - Только страх за себя - и ни любви, ни боли за Россию.

Сюда же, на Миллионную, были вызваны для составления текста манифеста об отречении два опытных правоведа. Вскоре документ, ставящий последнюю юридическую точку в летописи трехсотчетырехлетней династии Романовых, был составлен. Для него хватило семнадцати строк. Однако по настоянию Родзянки в манифест были включены такие слова: "...посему, призывая благословение божие, прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти".

Михаил Романов подписал манифест и протянул его Родзянке.

"С паршивой овцы..." - подумал Михаил Владимирович. Обнял великого князя, поцеловал и повторил фразу Керенского, но с иронией и сарказмом:

- Вы - благороднейший человек!..

3

Шел всего только третий день, как Феликс Дзержинский был на свободе, а он уже с головой окунулся в партийную работу.

Еще вчера ночью, как только объявили перерыв в заседании Исполкома Московского Совдепа, Ногин привел его в дом на Покровке, в помещение Московского союза потребительских обществ, где устроили свою штаб-квартиру большевики.

- Познакомьтесь, товарищи, - Виктор Павлович обратился к четверым горячо спорившим людям.

На его голос обернулась женщина. Невысокая, худая. В пенсне. Туго зачесаны назад, собраны в пучок волосы, лишь выбился на высокий лоб черный локон. Скорбные скобки у губ. Сутуловатость плеч. Безошибочные меты, какие оставляет тюрьма... Но Феликсу показалось в ее облике что-то знакомое. И она, характерным движением поправив пенсне на переносице, строго-внимательно посмотрела на пришедшего.

- Я вас уже видела... В Париже?

- Правильно! - вспомнил и он. - В одиннадцатом году. У Владимира Ильича на Мари-Роз.

- Товарищ Юзеф?

- Правильно. А вы товарищ Землячка?

- Старые знакомые, - констатировал Ногин. - Розалия Самойловна секретарь нашего Московского большевистского комитета партии. Это - Петр Гермогенович Смидович, - представил он одного из мужчин. Скворцов-Степанов...

- А вас я тоже знаю, давным-давно! - широко улыбнулся Феликс, протягивая руку самому старшему из находившихся в комнате, - грузному, с окладистой седой бородой. - Василий Васильевич Галерка - не ошибся?

- Давно так меня величали, давно... - пророкотал тот. - Теперь позволительно и истинным нареченным именем: Михаил Степанович Ольминский.

- Собирается старая гвардия, - заключил Ногин.

- Действительно, уже не молоды, - сказала Землячка. - Не будем терять времени: что в Исполкоме?..

Здесь, в городском комитете партии, наконец-то развернулась перед Дзержинским полная картина происходящего. Оказывается, еще за неделю до восстания в Питере, в канун Международного женского дня, Московский комитет РСДРП выпустил листовку: "Довольно молчать!.. Долой войну! Долой царское правительство! Да здравствует демократическая республика!.." - и призвал к проведению митингов и демонстраций. Отзвук тех демонстраций проник даже в стены "Бутырок". Когда Петроград поднялся, московские власти постарались скрыть сообщения из столицы от москвичей - всем газетам было строжайше запрещено писать о выступлениях народа. Однако и Смидович, и Ольминский, и Скворцов-Степанов получали сведения по телефону. От питерских большевиков приехала Конкордия Самойлова, а следом Бюро Центрального Комитета прислало специального курьера с полной информацией о всеобщей забастовке и подробными инструкциями. В тот же день все средства, какие только были у большевистского московского подполья, - шапирографы, ротаторы, машинки "ундервуды" - были пущены в дело: как можно шире распространить известия! На первом же заседании восстановленного Московского комитета партии решили: призвать пролетариат второй столицы также к всеобщей забастовке, вывести рабочих на улицу, на демонстрации, по примеру Питера и используя опыт пятого года - создать Совет депутатов.

Уже вечером 27 февраля был создан Временный революционный комитет рабочих и других демократических организаций. Из пяти членов президиума этого комитета - двое большевиков: Смидович и Ногин. На следующий день солдаты под руководством большевиков захватили типографию Сытина и начали выпускать "Бюллетень революции". Всеобщая забастовка охватила и Москву. Совдеп создан. Но к сожалению, как и в Питере, большинство мест в нем принадлежит меньшевикам, эсерам. Хорошо хоть, что в редакцию "Известий" вошел Скворцов-Степанов. Он и настоял, чтобы в газете был перепечатан питерский "Приказ No 1". Новый командующий округом, подполковник Грузинов, потребовал, чтобы этот приказ был объявлен недействительным для Московского гарнизона, рвет и мечет, добивается помещения в газете опровержения.

- Ни в коем случае опровержения не давать. Больше того: как можно скорей составить свой, московский приказ в духе питерского, - в тоне Землячки была мужская жесткость. - Немедленно приступать к налаживанию выхода нашей, большевистской газеты. Вам, старейшему литератору, Михаил Степанович, и карты в руки.