Мемуары

Достигнув с авангардом высот, которые господствуют на Веллетри со стороны Монте-Фортино, мы сделали привал. С целью разведки местности я приказал развернуть Легион справа и слева от дороги, которая вела в Веллетри. Часть третьего линейного полка, также входившего в состав авангарда, осталась в качестве резервной колонны на дороге, а несколько рот были развернуты справа и слева в виноградниках, вплотную прилегавших к этой дороге. Два орудия были установлены позади третьего полка на возвышенном месте, с которого простреливалась дорога; часть конницы Мазина была выдвинута вперед для разведки, а часть оставалась в резерве. Противник заранее отослал поклажу и тяжелую артиллерию в Неаполь по Аппиевой дороге, но в Веллетри находилась еще большая часть его сил. Зная о небольшой численности наших войск, противник хотел попытаться предпринять, по крайней мере, рекогносцировку. Поэтому он направил против нас колонну под защитой и при поддержке сильных стрелковых цепей на флангах, в виноградниках, энергично атаковал и опрокинул наши форпосты, отбросив их к нашим главным силам. В то же время авангард неприятельской конницы напал на немногочисленных всадников нашего отряда, высланных в качестве разведчиков вперед по дороге.

Чтобы помочь им, я приказал атаковать неприятельскую конницу нашему маленькому кавалерийскому резерву, который мужественно отбросил врага. Но достигнув вершины холма, наши столкнулись на той же дороге с головой главной колонны противника, направлявшейся в нашу сторону.

Естественно, наши сразу же отступили, преследуемые теперь, в свою очередь, кавалерией Бурбона. Так как (кони в нашем отряде были большей частью молодые, еще не привыкшие к войне, они понеслись назад во весь дух. Стыдясь этого позора на глазах такого количества врагов и друзей, я поступил неблагоразумно: чтобы удержать бегущих, я стал со своей лошадью поперек дороги. Так же поступили и некоторые мои адъютанты, и мой храбрый чернокожий помощник Андреа Агуяр [214]. Мгновение спустя на том месте, где я остановился, образовался беспорядочный клубок из упавших людей и лошадей. Всадники, будучи не в силах удержать коней, налетели на нас с такой силой, что опрокинули нас и грохнулись сами. Таким образом образовалась бесформенная груда тел и эта узкая дорога оказалась настолько загроможденной, что по ней невозможно было пройти даже пехотинцу. Тем временем подоспели враги с саблями наголо. Все же нам удалось справиться с суматохой, в которую мы попали. Спустя мгновение, наши легионеры, расставленные в виноградниках справа и слева от дороги, по команде своих офицеров энергичными ударами по неприятелю отбросили его и, таким образом, позволили нам выкарабкаться из этой неописуемой свалки. Кроме того, справа от меня находился отряд юношей. Увидев, что я упал, они, как бешеные, бросились на врага. Думаю, что своим спасением я обязан главным образом этим храбрым ребятам, ибо рухнувшие на меня лошади и люди придавили меня так, что я не мог шевельнуться. Высвободившись, наконец, с большим трудом, я ощупал себя, чтобы убедиться нет ли где-нибудь переломов.

На правом фланге, который был главным и являлся ключом к позиции, наступление наших под предводительством Манара и Даверио шло так стремительно, что еще немного и они настигли бы неприятеля в Веллетри. Приблизившись к этому городу, я убедился еще больше в том, что неприятель отступает. Узнав по дороге о передвижении тяжелой артиллерии и обоза неприятеля, я теперь увидел неприятельскую кавалерию, построенную в эскадроны по ту сторону Веллетри, со стороны Виа Аппиа, т. е. на дороге, по которой должно было происходить отступление.

Я направил подробный доклад обо всем главнокомандующему. Но, к несчастью, наши главные силы были еще далеко, у Цагароло, где они ждали провианта, прибытие которого из Рима задерживалось. Я же, напротив, кормил своих людей по ходу марша, используя рогатый скот, имевшийся в изобилии на больших фермах, принадлежавших кардиналам [215].

Наконец, около четырех часов пополудни (наша стычка произошла рано утром) подошел главнокомандующий с авангардом основных сил. Я долго пытался убедить вновь прибывших, что противник готов к отступлению, но напрасно. По прибытии генерал Росселли тотчас же приказал провести рекогносцировку, а войскам сделать все приготовления к атаке на следующее утро. Но противник предпочел не предоставлять нам благоприятной возможности и ночью очистил Веллетри, чтобы провести отступление по возможности бесшумно, солдатам было приказано снять сапоги и обернуть соломой колеса орудий.

На рассвете было доложено, что город оставлен, и с высот мы увидели противника, поспешно отступающего по Виа Аппиа к Террачине и Неаполю. Главнокомандующий с нашим основным корпусом снова отправился из Веллетри в Рим, я же получил от него приказ вступить в пределы Неаполитанского королевства и двигаться по маршруту Ананьи, Фрозиноне, Чепрано и Рокка д’Арче, где мне предстояло соединиться с берсальерами Манара, которые шли в авангарде. В походе участвовали полк Мази, Итальянский легион и небольшое количество конницы.

Храбрый полковник Манара, двигавшийся в авангарде со своими берсальерами, неотступно преследовал генерала Виале, командовавшего неприятельским отрядом, который ни на минуту не замедлил отступления, хотя бы для того, чтобы узнать, кто его преследует. В Рокка д’Арче к нам явились различные депутации из окрестных селений, чтобы приветствовать час как освободителей. Они просили нас продвинуться в глубь королевства, где, как они уверяли, нам обеспечены сочувствие и поддержка всего населения.

В жизни народов, как и в жизни отдельных людей, бывают решающие моменты. Таков был и данный момент — решающий и торжественный. Чтобы не упустить его, нужно было действовать умело и энергично.

Я сознавал это и приготовился к броску в Сан-Джермано. В таком случае мы легко и без всяких затруднений проникли бы в сердце бурбонского государства, имея позади себя Абруццы, суровые жители которых готовы были встать на нашу сторону. Расположение населения, деморализация разбитого в двух сражениях вражеского войска, которое, как стало известно, было в состоянии разложения, ибо солдаты стремились вернуться по домам; пыл моих молодых воинов, до сих пор выходивших победителями из всех сражений и потому готовых и дальше биться как львы, сколько бы ни было перед ними вражеских солдат; еще не укрощенная Сицилия, воодушевленная поражениями своих угнетателей, — все это предвещало большой успех в случае смелого наступления. Но приказ римского правительства отозвал меня обратно в Рим, которому снова угрожали французы. Чтобы прикрыть этот акт неуместной слабости, эту тяжелую ошибку, мне позволяли, возвращаясь в Рим, совершить путь вдоль Абруцц.

Если бы тот, кто после капитуляции Милана в 1848 г. призывал меня снова перейти Тичино и не только удерживал в Швейцарии добровольцев, стремившихся присоединиться ко мне, но и побуждал моих людей дезертировать [216] даже после победы при Луино, предложив Медичи заявить мне, что они потребуются для лучшего дела; если бы тот, кто, смирясь с моим желанием, позволил мне выступить и победить при Палестрине, тот, кто затем, не знаю уже по каким соображениям, предложил мне двигаться к Веллетри под началом главнокомандующего Росселли; словом, если бы Мадзини, воля которого была абсолютно решающей в триумвирате, понял, что я тоже кое-что смыслю в военном деле, он мог бы оставить главнокомандующего в Риме, доверить лично мне второе предприятие так же, как доверил первое, и позволить вторгнуться в Неаполитанское королевство, разгромленная армия которого была не в состоянии оправиться, а население готово было встретить нас с распростертыми объятиями. Как бы все изменилось! Какое будущее открывалось перед Италией, еще не сломленной чужеземным нашествием! [217] Вместо этого он отзывает все республиканские войска — от бурбонской границы до Болоньи — и стягивает их снова к Риму, преподнося их, как на блюде, тирану с берегов Сены [218], который вместо сорока тысяч готов послать, если понадобится, сто тысяч, чтобы истребить наше войско одним ударом. Тот, кто знает Рим и его линию стен, протянувшуюся на 18 миль, прекрасно поймет, что невозможно было защитить город с набольшими силами против огромной и превосходно оснащенной неприятельской армии, которая была у французов в 1849 г.