Образование Венецианской колониальной империи

Тенденциозность венецианцев в изображении истории похода и обстоятельств, с ним связанных, совершенно очевидна. И Дандоло, и его источник, Диакон Джиованни, усиленно подчеркивают правомерность выступления Венеции на восточном побережьи Адриатики. «Право» на далматинские города оба они выводят из «единодушного желания» самих городов стать под защиту Венеции, а Дандоло, кроме того, ссылается еще и на грамоту императора Василия II, уступившего будто бы Далмацию венецианцам. [874] Однако, если не свои суверенные права на прибрежные города Адриатики, то по крайней мере дань с них византийские императоры, как мы уже видели, уступили хорватскому королю. Среди договоров, заключенных венецианцами с Византией, и грамот с различными пожалованиями византийских императоров интересующего нас документа нет. Ни один из византийских хронистов и историков ничего не говорит о подобной уступке Василия II. Наконец даже хроника Диакона Джиованни, являющаяся основным источником для истории догата Пьетро Орсеоло II, ничего не знает об этой византийской грамоте. Все это заставляет признать сообщение Дандоло его измышлением. [875] Независимо от этого, наличие дружественных отношений между дожем и византийским императором совершенно бесспорно. Об этом свидетельствует не только факт посылки дожем своего сына в Византию, где тот был принят с почетом и богато одарен императором и где он тогда женился на Марии или Марфе, дочери Аргиры, сестре будущего императора Романа [876], но также и дарованный венецианцам хрисовул императоров — братьев, содержавший, как мы видели, важные для венецианских купцов льготы. Однако все это не дает ни малейшего основания говорить о добровольном отказе Византии от своих прав на Далмацию, и если, тем не менее, Византия не протестовала, то это не только потому, что успех венецианцев вовсе не был так велик, как это обыкновенно изображают, но главным образом потому, что венецианские политики выбрали как нельзя более подходящий момент для своего выступления. Достаточно вспомнить те необычайные даже для Византии того времени трудности, в которых она оказалась ко времени догата Пьетро Орсеоло. Василий II на протяжении первых двух десятилетий своего царствования воюет в Сирии против арабов, в южной Италии с арабами против Оттона II, с царем Самуилом на Балканах, с великим князем Владимиром в Крыму, с мятежными феодалами внутри империи. Использование всех этих трудностей, надо думать, и обеспечило Венеции если не согласие Византии на территориальные уступки в Далмации, то по крайней мере молчаливое признание этого факта до поры до времени.

Уладив так или иначе вопрос с восточным императором, Венеция постаралась заручиться добрым расположением и императора «римского». Мы уже видели, что отношения между Пьетро Орсеоло и Оттоном III были сердечными. Каждое появление Оттона в Италии дож умело использовал для закрепления этих отношений. В 996 г., когда император в первый раз появился в Ломбардии, венецианское посольство поспешило ему навстречу, и в городе Вероне император был восприемником малолетнего сына дожа при конфирмации, в связи с чем мальчик получил и имя своего восприемника, — это будущий дож Оттон Орсеоло. [877] Венеция очень предупредительно вела себя и в два следующих появления Оттона в Италии, а в 1001 г., после похода в Далмацию, Оттон инкогнито побывал в Венеции, где был опять восприемником на этот раз одной из дочерей дожа. [878] Молодой фантазер был совершенно очарован ловким венецианцем и, разумеется, не ему было противиться честолюбивым замыслам венецианских политиков, тем более, что и дело шло о владениях восточного императора.

К концу X в. политическая роль арабов в Адриатике, как мы видели, была незначительной, но предусмотрительный Пьетро Орсеоло поспешил обезопасить себя и с этой стороны: «Он расположил к себе и сделал друзьями всех арабских эмиров, направив к ним посольства» сообщают нам Дандоло и Диакон Джиованни. [879]

Наконец, с наиболее значительными феодалами Италии были заключены дружественные союзы, [880] а строптивого маркиза Истрии, обнаружившего враждебные замыслы против республики, Пьетро Орсеоло смиряет, как в свое время и Пьетро Кандиано II, организацией против его владений торгового бойкота, в частности путем запрета продавать в его владениях соль. [881]

Наибольших трудностей, естественно, надо было ожидать со стороны территорий намечавшегося захвата. Надеяться здесь только на силу оружия было, как учил опыт, явно нецелесообразно; но и дипломатическая подготовка была не из легких, особенно в чисто славянских землях. Венецианские политики решили действовать путем разжигания внутренних раздоров в сильнейшем тогда на далматинском побережьи Хорватском государстве и путем организации «своей» партии в далматинских городах, где политическая роль романского элемента и католического духовенства была значительной.

В X в. Хорватия была уже королевством. Архидиакон Фома прямо называет хорватского государя Держислава королем хорватским и добавляет: «Начиная с Держислава, последующие его преемники стали называться королями Далмации и Хорватии; они получали знаки королевского достоинства от константинопольских императоров и именовались их эпархами и патрикиями». [882] Из этих слов видно, что хорватские короли не были безусловными суверенами своей страны; но можно с уверенностью сказать, что зависимость их, как и Венеции от Византии была номинальной, а не фактической. В Венеции с уверенностью могли ожидать решительного сопротивления со стороны Держислава, так как не только прибрежные славянские города, но и города со значительным романским элементом, на которые Венеция думала опереться на далматинском побережье, в конце X в. оказались, как мы видели, в зависимости от хорватов. Однако факт подчинения далматинских городов Хорватии Венеция могла рассматривать как обстоятельство, благоприятное ее планам. Население некоторых из далматинских городов, именно его романская часть, близкое Венеции по языку и культуре, особенно духовенство, без труда променяло бы — по крайней мере так могло казаться венецианским политикам — славянское господство на венецианское: далматинцы ведь не знали тогда, что представляла собою зависимость от Венеции.

Таким образом республика св. Марка должна была в первую очередь парализовать сопротивление хорватского короля. Метод действия был под руками. Раздоры в Хорватии из-за престолонаследия, обычные в феодальных государствах, предшествовали воцарению Держислава. [883] В Венеции несомненно были известны захватнические планы младшего брата Держислава, Святослава, или даже были подсказаны ему венецианскими политиками. Как бы то ни было, но в критический момент необходимая для венецианцев смута в Хорватии действительно возникла, и Венеция с готовностью поддержала претендента, поспешившего предоставить ей свободу действия в Далмации. [884]

В меньшей степени можно было считаться с сопротивлением приморских сербских племен. Сербы к концу X в. не достигли того уровня государственности, на котором уже находились хорваты. Если не все, то большинство их племенных князей были независимыми друг от друга, но очень слабыми правителями пред лицом таких соседей, как Болгарское царство и Византия. [885] В конце восьмидесятых годов и начале девяностых, когда в Византии шли междоусобия, болгары нанесли ряд тяжелых ударов сербским племенам, жившим вдоль берегов Адриатики: они овладели на некоторое время Драчем, Лешем, землями травунян и захлумлян. [886] В свою очередь, когда Византия перешла в наступление против болгар, сербы, освободившись от этих последних, испытали на себе давление Византии. При таких условиях Венеция могла, очевидно, выступить еще более решительно, чем в Хорватии: если по хорватскому побережью республика рассчитывала захватить лишь романские города, точнее города со смешанным населением, то по сербскому побережью она избрала объектом своего нападения города славянские.