Трон Люцифера. Краткие очерки магии и оккультизма

Образ зияющей кладбищенской ямы с Адамовой головой был аккуратно перенесен на уютный масонский коврик. Символ божественного возрождения обернулся слегка шокирующим посвятительным фарсом. Отдавая себе отчет в том, что глобальные цели алхимии оказались окончательно дискредитированными, розенкрейцеры поспешили откреститься от пращуров, чье эмблематическое наследство так ловко прибрали к рукам. Да, соглашались авторы розенкрейцерских манифестов, искатели «философского камня» впали в низкое заблуждение, алкая временных выгод, копаясь в прахе земном, но зато они, истинные адепты Розы и Креста, одухотворили, очистили первоначальную алхимическую идею, придав химерическим поискам «магистериума» возвышенную, а не узкомеркантильную цель. Не прозаическое золото должно было сделаться объектом исканий философа, но нетленные сокровища духа. Назначение розенкрейцерства в том и состоит, чтобы помочь избранным рода человеческого раскрыть духовное око, прозреть для горнего сияния, исполниться внутренним светом высшей истины. Прекраснодушный наивный лепет! А ведь запомнится, западет в душу, пойдет гулять по свету затверженный устами теософов, антропософов, оккультистских офеней Запада и Востока. «Происхождение общества сомнительно»,- в один голос утверждают исследователи, и это, конечно, верно. Но кроме сомнительных сведений есть еще и традиция. Розенкрейцерская легенда, удивительно напоминая предания духовно-рыцарских орденов святой земли, обнаруживает и разительное сходство с иезуитским прототипом. Апологеты ордена ведут его летоисчисление с XIV столетия, когда некий Николо Барно предпринял мнительное путешествие по Германии и Франции с целью собрать всех подвижников «философского камня» в единое герметическое общество. Скорее всего, из этого ничего не вышло. Во всяком случае, в анонимном сочинении «Отголосок розенкрейцерства» ясно упомянуто о том, что попытки подобного рода предпринимались м и конце XVI века, когда алхимия переживала агонию. Сохранилась, однако, достоверная запись о том, что в 1610 году немецкий нотариус Газельмейер, представ перед иезуитским судом, рассказал о рукописи, озаглавленной «Fama Fraternitatis» («Слава братства»), излагавшей устав ордена. В 1614 году было распростраранено небольшое сочинение, называвшееся «Всеобщее преобразование света» и содержащее эту крамольную «Славу братства», где упоминалось о Христиане Розенкрейце, основавшем XIV веке герметическое сообщество. Никаких других следов об этом розенкрейцерском патриархе не имеется, хотя названные сочинения и были отпечатаны и Касселе Вильгельмом Весселем: одно - в 1614-м, другое - и 1615 году.

Легенда гласит, что, подобно рыцарям-крестоносцам, мальтийцам, масонам и бесчисленным мистикам разных эпох, Розенкрейц получил посвящение в таинства на Востоке. Рожденный 1.478 году в Германии, он еще юношей отправился вместе с одним бывалым монахом в Палестину. Пробыв три года в Дамаске и Иерусалиме, перебрался в Каир, затем совершил поездку по странам Магриба, где приобщился к сокровенной мудрости тамошних магов. Само собой разумеется, что весь вояж протекал на фоне больших и малых чудес. Когда, например, наш паломник путешествовал по Аравии (вспомним посольство графа Литта), его узнавали и окликали по имени ученейшие мужи, никогда прежде с ним не встречавшиеся. Собственно, от них он и перенял высшие секреты, в том числе искусство продления жизни. Вернувшись через Испанию на родину, умудренный пилигрим скоро приобрел верных учеников и умер, искренне ими оплакиваемый, 106 лет от роду (по другим указаниям - 150), но не по причине естественной дряхлости, а потому, что устал от жизни. Среди первых соратников Розенкрейца, решившихся произвести вместе с ним мировую реформу, называют трех нищенствующих монахов. Впоследствии к ним добавилось еще четверо. Разъехавшись по разным странам проповедовать идеалы розенкрейцерства, они ежегодно собирались вместе, чтобы дать друг другу отчет о своей деятельности. Отсюда, вероятно, и возник миф «О семи неизвестных». Название ордена традиционно выводят из имени его основоположника, которое означает «Розовый крест». Более поздние толкователи оперируют латинскими словами ros (роса) и crux (крест) - «Росный крест», так как, согласно алхимическим представлениям, субстанция, обозначаемая как роса, считалась наилучшим растворителем золота. Эмблема креста выступает при этом как вензельное сплетение (+) букв LVX, образуя основополагающее понятие «свет». Такая заведомо искусственная подтасовка находится в очевидном противоречии как с символикой ордена, так и с его литературным базисом. Не случайно же розенкрейцеры зачисляли провансальский «Роман о Розе» в предтечи своего аллегорического учения, в котором легко различим золотой венчик излюбленного цветка альбигойцев и трубадуров. Не мифическая роса, которая в равной степени могла быть и эликсиром долголетия и царской водкой, a Rosa philosopho-rum- «Роза философов» упоминается в книге «Искусство златоделания, химией именуемое», появившейся в том же 1610 году, когда иезуиты узнали от приговоренного к галерам Газельмейера про «Славу братства», принявшего антипапскую эстафету. В преемственности символов, как и в преемственности идей, тоже есть своя неумолимая логика. Усиливая растущую в обществе оппозицию гнетущему засилью иезуитов, розенкрейцеры объективно способствовали Реформации. Они, безусловно, стремились к освобождению философской мысли от оков средневекового мистицизма, бичуя в своих памфлетах «зверя Запада» и «зверя Востока», то есть папу и Магомета. Однако даже беглое знакомство с изложенной в «Славе братства» программой убеждает нас в полной тождественности розенкрейцерских идеалов с волшебными сказочками в стиле Елены Блаватской и пресловутого «йога» Рамачараки, под чьим брахманским именем скрывался шарлатан-европеец. Отрекшись от старых бредней о колдовстве, ведьмах и сношениях с дьяволом, фантасты розы и креста населили невидимый космос-астраль бесчисленными сонмами прелестных и услужливых духов. В воздухе кувыркались эфирные сильфы, в воде плескались ундины, в прядях огня танцевали саламандры, а трудолюбивые гномы, стуча молоточками, обследовали рудные жилы. Все они жаждали лишь одного - прийти к человеку на помощь.

«Мне мысль твоя - закон. Что ты прикажешь?» - восклицает сильф Ариэль в «Буре» Шекспира.

Любого из первоначальных духов можно было поставить себе на службу, заключив его в розенкрейцерский перстень, кристалл, зеркало. Составленные из чистейших частиц стихии обитания, первоначальные духи не ведали оков пространства и времени и могли жить тысячи лет. И все же, не обладая бессмертной душой, они были обречены на уничтожение. Этим и объяснялась их подчиненная по отношению к людям роль. Лишь страстная любовь, которую каждый из духов надеялся пробудить в человеческом сердце, давала шанс разделить, бессмертие с обожаемым властелином.

Розенкрейцерская доктрина были желанной находкой для артистического мира, но в роли новой религии или даже философской системы она могла вызвать лишь снисходительную улыбку. Милую сказочку требовалось хоть чем-нибудь подкрепить. Невидимые духи нуждались в осязаемых мощах.

Согласно легенде, могила Хрстиана Розенкрейца была случайно обнаружена в подземных коридорах братства. В ней нашли написанный золотом свод таинств и откровений, содержащий пророчество о грядущем конце света. Точная дата предначертанного события осталась к сожалению, неизвестной, судя по излюбленной розенкрейцерской дистанции 100 лет, давно минула без заметных следствий. Однако по состоянию на первую четверть XVII столетия весть о неминуемом светопреставлении, впрочем далеко не единственная не могла пройти бесследно. В столь чрезвычайных обстоятельствах братство решило несколько приподнять завесы секретности и познакомить общественность с доктриной и целями рыцарь Розы и Креста, составлявших ранее прерогативу внутреннего круга.

Главнейшая задача ордена состояла, по словам Георга Шустера (тайные общества, союзы и ордены СПб., 1905), «в уменьшении земных бедствий путем приведении человечества к истинной философии, которую познал Адам после своего падения и которой следовали Моисей и Соломон».