Курский излом

У М. Е. Катукова возможности были скромнее. Армия формировалась первой из объединений, не по гвардейскому штату, во фронтовых условиях, очень многого не хватало, и обратиться, как П. А. Ротмистрову, было не к кому. Когда же появилась возможность, то Михаил Ефимович ее не упустил и лично обращался и к Г. К. Жукову и И. В. Сталину. Тем не менее многого из обещанного не получил, поэтому командарм надеялся только на имеющиеся возможности. Делал упор на подготовку личного состава, растил командирские кадры, он к ним очень внимательно относился и учил обходиться малым, надеяться на взаимовыручку и профессионализм.

Курская битва стала для обоих командармов первой боевой операцией в этой должности, настоящим экзаменом. И оба генерала его выдержали, а вот с какой оценкой — об этом спорят уже более полувека военные историки всех стран. К сожалению, даже сегодня редко можно услышать объективную оценку того вклада, который внесли оба командующих армиями и их личный состав в срыв операции «Цитадель». Как показывают последние шестьдесят лет, этот спор преимущественно ведется на основе того материала, который был разрешен для печати в период существования СССР. Изучением всего комплекса документов и сравнительным анализом действий обоих объединений по–настоящему никто не занимался, даже после открытия архивов.

Так сложилось, что из–за слабо развитой историографии Курской битвы и вообще всей Великой Отечественной войны в нашей стране основную информацию о тех событиях население получает из средств массовой информации, которые, к сожалению, на протяжении всего послевоенного периода концентрируют внимание лишь на 5‑й гв. ТА и ее, вероятно, самом тяжелом и трагичном дне — 12 июля 1943 г. При этом [208] забывая, что основную тяжесть перемалывания 4‑й ТА взвалили на себя и вынесли войска 1‑й ТА и 6‑й гв. А. К сожалению, до наших дней откровенно игнорируется тот вклад, который внесли 1‑я ТА и ее командарм.

Без сомнения, в ходе оборонительной фазы Курской битвы на долю командующего 1‑й ТА и ее личного состава выпало неизмеримо больше, чем на 5‑ю гв. ТА, введенную в сражение лишь на восьмой день операции. Ни по масштабам боевых действий, ни по количеству войск, которые были подчинены П. А. Ротмистрову, его действия под Прохоровкой не идут ни в какое сравнение с тем, чем занимался М. Е. Катуков и до подхода резервных гвардейских армий, да и после того. Уже во второй половине 6 июля, в первый день вступления армии в бой, командующий 1‑й ТА, по сути, принял на себя руководство основными силами, удерживавшими и обояньское, и прохоровское направления. Против его соединений до 9 июля включительно действовали одновременно основные силы обоих танковых корпусов 4‑й ТА. Причем 48‑й тк, имевший наибольшее число танков, в том числе две сотни «пантер», изначально был нацелен на уничтожение его армии и до конца операции находился только в полосе 1‑й ТА. Подчеркну: воины первой танковой и шестой гвардейской громили свежие вражеские соединения, еще не понесшие тех значительных потерь, которые они имели к 12 июля. И, судя по имеющимся сегодня документам, делали это успешно. Именно в первые пять суток наступления войска 4‑й ТА понесли самые высокие потери за все время проведения «Цитадели». В период с 6 по 15 июля 1943 г. М. Е. Катукову были подчинены пять танковых и мехкорпусов, пять стрелковых дивизий, три отдельные танковые бригады, три отдельных танковых полка, одна истребительно–противотанковая бригада и около десяти истребительно–противотанковых полков. Вся эта армада действовала на фронте протяженностью около 50 км.

П. А. Ротмистров ввел в бой под Прохоровкой полнокровное, значительно лучше оснащенное, чем 1‑я ТА, объединение против 2‑го тк СС, который к этому времени уже прошел с боями по двум армейским оборонительным рубежам и потерял подбитыми и сгоревшими примерно 60 % танков и самоходок. Хотя еще был способен создать на узком фронте сильный оборонительный рубеж, а также прорвать наспех укрепленную полосу, как это произошло 14–15 июля южнее Прохоровки. За период с 12 по 16 июля 1943 г. командарм имел в подчинении пять танковых и мехкорпусов, одну оиптабр и несколько артполков. Его войска вели бои на фронте примерно 32 км.

В этой связи трудно не согласиться с Г. К. Жуковым, который [209] в своих воспоминаниях так писал о командующем 5‑й гв. ТА:

«В своих мемуарах бывший командующий 5 гв. танковой армией П. А. Ротмистров пишет, будто бы решающую роль в разгроме бронетанковых войск армий «Юг» сыграла 5‑я гв. танковая армия. Это нескромно и не совсем так (выделено автором). Обескровливали и изматывали врага войска 6‑й и 7‑й гвардейских и 1‑й танковой армий, поддержанные артиллерией резерва Главного Командования и воздушной армией в период ожесточенных сражений 4–12 июля. 5‑я гв. танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой войск, потерявшей веру в возможность успешной борьбы с советскими войсками»{145}.

Бои на Огненной дуге хотя и принесли впоследствии Павлу Алексеевичу широкую известность, но тогда, сразу после их завершения, чуть не стоили карьеры. Дебют его детища — 5‑й гв. ТА 12 июля 1943 г. полностью был провален. Два ее ударных соединения — 18‑й и 29‑й тк, понеся очень значительные потери, не смогли не только выполнить поставленную задачу, но с огромным трудом выбили противника лишь с одной–единственной высоты. Всего же из 642 танков и САУ армии, введенных в этот день в бой по всему фронту в районе Прохоровки, противник вывел из строя 53 %. Хочу особо подчеркнуть: винить в этом командарма не стоит, он не имел влияния на принятие двух принципиальных решений: во–первых, проводить или нет контрудар и, во–вторых, не он определил место ввода армии в бой именно под Прохоровкой. Перед началом и в ходе контрудара руководство армии и ее соединения, опять же не по его вине, были поставлены в очень тяжелые условия. И командарм изменить их был не в состоянии. Огромные потери, которые понесла 5‑я гв. ТА лишь за один день у небольшой железнодорожной станции Прохоровка, вызвали гнев Верховного. Была создана комиссия Государственного Комитета Обороны (ГКО) по расследованию случившегося, возглавил ее секретарь ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков. После войны Павел Алексеевич в беседе с профессором Ф. Д. Свердловым расскажет:

«— И. В. Сталин, когда узнал о наших потерях, пришел в ярость: ведь танковая армия по плану Ставки предназначалась для участия в контрнаступлении и была нацелена на Харьков. А тут — опять надо ее значительно пополнять. Верховный решил было снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд. Это рассказал мне A. M. Василевский. Он же детально доложил И. В. Сталину обстановку и выводы о срыве всей летней немецкой наступательной операции. И. В. Сталин [210] несколько успокоился и больше к этому вопросу не возвращался.

— Между прочим, — хитро улыбаясь, заметил Ротмистров, — командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин представил меня к ордену Суворова 1‑й степени. Но ордена на сей раз я не получил»{146}.

Стоит только удивляться, с каким мастерством: Павел Алексеевич и его сторонники после войны смогли катастрофические последствия боя 12 июля юго–западнее Прохоровки превратить в грандиозную победу советского оружия. До конца своих дней он не уставал утверждать, что в этот день его гвардейцы не только подбили невероятное число вражеских танков и самоходок, но и, ни много ни мало, решили за весь фронт стратегическую задачу. Процитирую беседу с Ф. Д. Свердловым:

«Тогда 5‑я гв. танковая армия, которой я командовал с приданными двумя корпусами, разгромила крупную танковую группировку фашистов, нацеленную на Курск. Гитлеровцы потеряли около 350 танков и штурмовых орудий, в том числе около 100 тяжелых «тигров» и «пантер», созданных специально для этой операции. После этого сражения они вынуждены были отказаться от дальнейшего наступления и перешли к обороне. Весь их стратегический план на лето 1943 г. был сорван. Вот так танковое оперативное объединение выполнило стратегическую задачу»{147}.

Вероятно, за столь грандиозный успех Верховный, если бы не заступничество A. M. Василевского, чуть не отдал победителя под суд. Подобными историческими анекдотами более полувека потчевали и, к сожалению, продолжают потчевать всю страну некоторые историки.