Курский излом

Я взмолился:

— Товарищ Сталин, не так просто подготовить, научить войска. Большое для боя дело, когда тебя люди хорошо знают и ты их знаешь. В составе первого танкового корпуса находится первая гвардейская танковая бригада, с бойцами которой меня связывают узы самой крепкой боевой дружбы. Разве легко с ней расстаться! — И я попросил Верховного: — Включите войска первого танкового корпуса в новый, механизированный. Мы зло будем драться, не щадя жизни.

Сталин ухмыльнулся, расправил сгибом указательного пальца усы.

— Ну что ж, напишите номера бригад первого танкового корпуса, которые хотите взять.

Я записал на листке 1‑ю гвардейскую, 49‑ю танковую и 1‑ю мотострелковую бригады и передал записку Сталину.

…Он взял телефонную трубку и вызвал к аппарату начальника Генерального штаба. Продиктовав номера, Сталин приказал:

— Эти бригады первого танкового корпуса перебросьте туда, где Катуков будет формировать механизированный корпус, а в первый танковый корпус пошлите другие соединения. [201]

Положив на рычаги телефонную трубку, Сталин обернулся ко мне и, прищурившись, спросил:

— Ну что, товарищ Катуков, теперь довольны?

Поблагодарил я Верховного и обратился еще с одной просьбой: нельзя ли перевести в формируемый мехкорпус П. Г. Дынера, моего постоянного помощника по технической части, и М. Т. Никитина, бессменного начальника оперативного отдела.

— Хорошо, забирайте их с собой, — ответил Сталин и на прощание пожелал успеха новому механизированному корпусу в грядущих боях»{142}.

Война — дело коллективное, неспроста говорят: «Один в поле не воин» — это в полной мере касается не только бойца в окопе, но и генерала на КП. Поэтому каждый командир на своем уровне старался сплотить вокруг себя группу единомышленников, с которыми он прошел тернистый путь и доверял как себе. Михаил Ефимович понимал, какое значение имеет «команда» для обеспечения успешных действий соединения, поэтому так настойчиво просил у Верховного сохранить костяк коллектива танкистов, с которым он сроднился.

Кроме того, те, кто лично знал генерала и работал с ним, отмечали важное качество его как руководителя. Он всегда с большим вниманием относился к способным, подающим надежды офицерам, помогал им в продвижении по служебной лестнице, устраивал на учебу в военные академии, старался решить и житейские вопросы. Делал он все это с одним расчетом: чем больше будет в армии, служению которой он отдал жизнь, образованных, умных и подготовленных офицеров, тем крепче она будет.

Соединение было переброшено на Калининский фронт и включено в состав 22‑й А генерала В. А. Юшкевича. А ее начальником штаба был в ту пору генерал–майор М. А. Шалин, будущий начальник штаба 1‑й ТА. Бригады 3‑го мк вели бои в районе г. Белый — Великие Луки — Нелидов. Действовать пришлось в условиях сложной лесисто–болотистой местности, в зимнем бездорожье. В этих условиях росли, набирали опыта бойцы и командиры корпуса, которому предстояло менее чем через год сыграть очень важную роль в Курской битве, приняв на себя основной удар одной из двух ударных группировок ГА «Юг». Среди них были и прибывшие в это время на должность командира 3‑й мбр А. Х. Бабаджанян и начальник штаба 1‑й мбр Д. А. Драгунский. В ходе сражений на Огненной дуге оба офицера проявят себя с самой лучшей стороны.

Почти в течение месяца с 25 октября по 20 ноября 1942 г. [202] танкисты M. E. Катукова участвовали в Ржевско — Сычевской наступательной операции. А в начале января Михаил Ефимович вновь побывал на приеме у Верховного. В Кремле из рук И. В. Сталина он получил два для него очень важных документа. В одном говорилось, что начинается формирование 1‑й танковой армии и он назначается ее командующим, а второй — о присвоении ему звания генерал–лейтенант.

Армия создавалась в тылу Северо — Западного фронта на базе 29‑й А. Командарм имел жесткие сроки формирования: к 17 февраля 1943 г. она должна быть полностью укомплектована и готова к боям. Сработанность командарма со своим первым помощником — начальником штаба — всегда залог слаженной и результативной работы всего управления. Причем не секрет, что отношения начинают складываться с первых минут и крепнут в ходе общего дела. То обстоятельство, что танковая армия создавалась на базе общевойсковой, создало немало проблем для нового командующего. Назначенный начальником штаба генерал–майор Н. С. Дронов не знал специфики этого рода войск. М. Е. Катуков отмечал, что генерал хотя и был человеком старательным, исполнительным, но далеким от танковых войск. И тогда при поддержке Г. К. Жукова был решен вопрос о переводе из 22‑й армии генерал–майора М. А. Шалина. Михаил Алексеевич стал не только первым помощником, но и советчиком, человеком, на которого командарм в трудную минуту мог с полной уверенностью опереться. Михаил Ефимович очень ценил деловые качества своего начальника штаба: профессионализм, спокойствие, внутреннюю собранность, умение быстро и четко наладить работу управления армии. Обоим генералам довелось вместе пройти до конца войны и встретить Победу в покоренном Берлине.

В намеченный срок армия была сформирована и начала готовиться к участию в операции по освобождению городов Пскова и Луги, но в связи с рано наступившей распутицей операцию отменили, а 23 февраля поступила директива о переброске 1‑й ТА по железной дороге в район Курска.

Георгий Константинович Жуков еще не раз помогал становлению 1‑й ТА, хотя к командарму он относился с прохладцей. Его раздражала самостоятельность М. Е. Катукова и способность даже ему, «единственному заместителю Верховного», возражать. А в конце войны их отношения совсем испортились. Тем не менее там, где руководил операциями Г. К. Жуков, на направлении главного удара очень часто находилась первая танковая, а впоследствии 1‑я гв. ТА. Профессионализм и слаженность в работе всегда ценились и в мирной жизни, и на поле боя.

Изначально армия создавалась двухкорпусного состава, в [203] нее вошли 3‑й механизированный корпус, командование которым Михаил Ефимович передал прибывшему генерал–лейтенанту С. М. Кривошеину, и 6‑й танковый корпус генерал–майора А. Л. Гетмана. Кроме того, ей передали 100‑ю отдельную танковую бригаду и четыре отдельных танковых полка. Впоследствии, в первой боевой операции — Курской битве, этот фактор сыграл негативную роль для 1‑й ТА. Практика показала, что оптимальный штат для танкового объединения — три корпуса. Но это решение созрело с опозданием. Его инициатором стал не Генштаб или Ставка, даже не командование Воронежского фронта, в состав которого она была включена в марте 1943 г., а ее штаб. 31‑й тк, командиром которого был назначен генерал–майор Д. Х. Черниенко, начал формироваться лишь в конце мая 1943 г. на базе 100‑й тбр и отдельных танковых полков и к началу летних боев стать полнокровным соединением не успел ни по укомплектованности, ни по подготовке личного состава. Командарм вспоминал:

«Помог Г. К. Жуков, находившийся в это время в штабе Воронежского фронта. Позвонили ему и изложили свои соображения. Он внимательно выслушал нас и сказал:

— Предложение стоящее. Я — за. Но учтите, все сам решить не могу. Обратитесь, Катуков, к Сталину. Если спросит мое мнение, скажите, что я целиком и полностью поддерживаю ваш проект.

В тот же день я позвонил Верховному. Сталин спросил, какие еще силы мы думаем выделить на формирование нового корпуса. Я доложил, что мы решили взять по одной мотострелковой роте и передать вместо обычного мотострелкового батальона каждой бригаде для нового корпуса. Из армейских резервов сумеем выделить немного средства связи, а вот мотострелковую бригаду, мотострелковые батальоны, артиллерию, минометы, транспорт и средство связи просим дать Ставку. Сталин внимательно выслушал меня и одобрил наше предложение. На другой день мы получили директиву о формировании 31‑го тк. В той же директиве были указаны номера бригад (237‑я и 242‑я), создаваемых на базе танковых полков. Прошло несколько дней, и мы получили печати и штампы для штабов и частей нового танкового корпуса.