Авантюры открытого моря

 Судовой колокол «Сторожевого» — в него ударили в набат…

 Семья Саблиных — Нина, Миша и Валерий

Нина Саблина с честью несет свой тяжкий крест… Санкт-Петербург. 1995 год

Пока они вместе — командир и замполит, капитан 2-го ранга Анатолий Потульный (справа) и капитан 3-го ранга Валерий Саблин…

Фото из следственного дела. Валерий Саблин. Лефортово. Ноябрь 1975 год

Флагман Балтийского флота Алексей Щастный спас свои корабли…

Жена Щастного — Антонина Приемская. Это нерезкое фото, — единственное, что осталось сыну от матери

Лев Алексеевич Щастный не стал менять «крамольную» фамилию отца

УЗНИКИ ЗАМКА ВЮРЦБУРГ

Неизвестная страница войны

Из записок интернированных моряков

Весной и в начале лета 1941 года Балтийское море было пустынно. Шла вторая мировая война, и с просторов Балтики исчезли флаги Польши и Норвегии, Эстонии, Дании, Латвии, Литвы… Море, омывавшее берега 14 государств, старинное торжище всей Европы, стало внутренним озером «Третьего рейха». Лишь шведские рудовозы пересекали его с севера на юг, везя сырье для крупповских сталеплавилен, да советские сухогрузы шли с востока на запад, доставляя в германские порты кубанскую пшеницу. Подписанный в августе 1939 года Договор о дружбе и ненападении между СССР и Германией обязывал обе стороны к взаимным поставкам сырья и оборудования. Не чуя беды, в Штеттин и Данциг направлялись пять советских теплоходов: «Хасан», «Потанин», «Волгалес», «Днепр», «Эльтон»… Уходили моряки в рейс на пару недель, вернулись — через четыре года, да и то не все…

Из записей капитана теплохода «Хасан» ХА. Балицкого:

«Перед выходом из Ленинграда в фашистскую Германию мы не получили никаких официальных указаний или предупреждений на случай войны…

Шли в Штеттин с полным грузом зерна. Обратно должны были доставить оборудование для крейсера «Лютцов» (недостроенный крейсер был получен СССР из Германии в порядке взаиморасчетов за поставки продовольствия. Названный «Петропавловском», он так и не вступил в строй боевых кораблей до конца войны)».

Из записей моториста теплохода «Волголес» Л. Мартюкова:

«Море ясное, солнечное, безмятежное… По всем горизонтам — ни дымка. Такое впечатление, что мы одни на всей Балтике… Вдруг — гул авиационных моторов. Над нами два истребителя с черными крестами. Облетели и ушли в сторону германского берега. Кто мог подумать, что это — прелюдия к предстоящим испытаниям?!

В устье Одера, где расположен Штеттинский порт, мы входили не в первый раз. Еще совсем недавно на берегах реки пестрели зонты баров и кафе, гремела музыка, играли духовые оркестры, прогуливались парочки… Теперь же тут и там сновали военные грузовики, зонты и летние навесы ресторанов заменили маскировочные сети. Из-под них смотрели в сторону моря длинные хоботы дальнобойных башенных батарей…

Мимо проходили пароходы. Их палубы были загромождены военной техникой, битком набиты солдатами. Они с любопытством рассматривали наш красный флаг. Судя по всему рейсы этих транспортов были недолги. Они шли в сторону наших границ… Теперь страшно об этом подумать — мы сами шли в свой плен…

Хмурый и вопреки обыкновению неразговорчивый лоцман, привел наш теплоход к стенке портового элеватора.

Капитан X. Балицкий:

«В Штеттине мы выгрузились довольно быстро. А вот с загрузкой металла начались необъяснимые проволоки. Задержку портовые власти объясняли нехваткой рабочих рук, вследствие войны. Неподалеку стояли другие советские суда. Я обменялся мнениями с их капитанами. Все они, как и я подозревали что-то недоброе.

В мою каюту постучался бригадир немецких грузчиков. Старый знакомец — мы звали его попросту Вилли — сказал мне встревоженно:

— Я коммунист и прошу мне верить. Гитлер скоро нападет на Советский Союз. Побыстрее уходите домой.

Легко сказать — побыстрее… Я установил круглосуточное наблюдение своих помощников за акваторией порта, и поручил им записывать название каждого уходящего в море немецкого судна, осадку его, палубный груз. Их доклады подтверждали самые худшие опасения: шла массированная переброска войны на восток.

Я обратился к представителю нашего торгового флота в Штеттине Иванову и просил его принять меры к скорейшему отозванию «Хасана» из Штеттина.

— Не надо паники, — заявил он. — Никакой войны не будет!

Я сильно сомневался в его ответе, поэтому запечатал в пакет данные наблюдений и свои выводы, а пакет передал помполиту Купровичу, который возвращался на «Таллине» в Ленинград. Увы, этот теплоход был перехвачен немцами в Гдыне, и Купрович успел сжечь мое донесение…»

Старший механик т/х «Хасан» А.П. Устинов:

«Капитан Балицкий дал мне указание держать главный двигатель в 5-минутной готовности для экстренного выхода из порта.

А мимо нас шныряли катера с офицерами, которые внимательно осматривали наши суда. Была суббота 21 июня 1941 года…

Надо же такому случиться, что три моряка с «Волголеса» за несколько часов до начала войны отправились на прогулку в город.

Моторист Л. Мартюков:

«Мы заглянули в кинотеатр на документальный фильм «Победа на западе». В фойе рассматривали выставку, разговаривая, естественно по-русски. Немцы прислушивались и смотрели на нас с настороженным удивлением…

Фильм жестокий до откровения. Гибнет французский крейсер. Штормовое море разбросало спасающихся моряков по волнам. Но тут появляются немецкие катера-охотники и бьют из пулеметов по тем, кому удалось зацепиться за плавающие предметы. Поразил кадр — тела убитых моряков плавают, среди всплывшей глушеной рыбы. И стая чаек над ними.

Жестоко. Бесчеловечно. Мы уходили с сеанса потрясенные. Кто из нас мог предполагать, что через несколько часов эта тупая бесчеловечность обрушится и на нас?!

В воскресенье 22 июня мы собирались отправиться в шлюпке на городской пляж…»

С корабля, но не на бал…

Старший механик «Хасана» А. Устинов:

«22 июня 1941 года в 6 часов утра ко мне зашли соседи — капитан сошвартованного борт о борт с нашим пароходом «Эльтон» И. Филиппов и старший штурман Ю. Климченко. Они тайком от немецких патрулей пролезли через леера и оказались в кормовой надстройке, где расположена моя каюта. Оба очень встревожены — только что подслушали немецкое радио: Гитлер в своей речи обвиняет СССР в вероломстве и всячески угрожает. Я пригласил их пройти к нашему капитану — Балицкому. Но едва мы вышли на шлюпочную палубу, как патруль, шедший по причалу, потребовал, чтобы «эльтонцы» вернулись на свой пароход. Я же позвонил Балицкому в каюту…

Вскоре там состоялся «совет в Филях». Мы — первый помощник Гребенин, старший штурман Никитин и я получили распоряжение сжечь все секретные документы вместе с уставом ВМФ. «Секреты» жгли в гальюне, а стенгазеты, папки с протоколами всевозможных собраний — бросили в топку судового котла. Едва я швырнул последнюю охапку в пламя, как по решетчатым трапам машинного отделения загрохотали кованные сапоги. Это ворвались военные моряки, привлеченные бумажным пеплом, летящим из трубы…

Капитан «Хасана» X. Балицкий:

«Едва я очистил свой сейф от «секретов», как ко мне постучался судовой радист Е. Рудаков:

— Товарищ капитан, я могу проникнуть в опечатанную радиорубку через запасную дверь и дать радио в Ленинград о нашем положении…