Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного

Однако в случае гибели юного Аристобула последующие события прямо подтверждают сомнения в сознательной причастности Ирода к смертельно опасному для него и его семьи событию. Как и следовало ожидать, Александра снова обращается к своей царственной подруге Клеопатре с просьбой убедить Антония призвать Ирода к ответу за незаконное убийство её сына — главного священника местного святилища. Надо сказать, что последний довод имел особое значение для суеверных римлян. Клеопатра, в свою очередь, наговаривала своему возлюбленному: «Несправедливо, что Ирод, получивший от Антония без всякого со своей стороны права царскую власть, теперь совершает такие беззакония по отношению к настоящим царям». Антоний, слушаясь Клеопатру, послал Ироду указание прибыть к нему для отчёта, указав в письме, «что если это убийство произведено с его ведома, то он поступил незаконно» (ИД. Т. 2. С. 139). Ироду надо было явиться в Лаодикею (ныне порт Латакия в Сирии), куда Антоний прибыл весной 35 года до н.э., направляясь во второй, более успешный, поход на восток в Армению и Парфию.

Узнав о том, что его сопровождает Клеопатра, по общему признанию, полностью подчинившая себе волю Антония, Ирод вполне осознал грозящую опасность. Готовясь к самому худшему, он поручает мужу своей сестры Саломеи Иосифу управление делами государства на время своего отсутствия. Он также отдаёт ему тайный приказ в случае его гибели немедленно убить Мариамну. Ситуация была опять-таки достойной пера Шекспира: Ирода больше собственной смерти мучила мысль о том, что горячо любимая им Мариамна попадет в объятия другого, хотя бы самого Антония. Ведь он, несомненно, знал, что её портрет был послан любвеобильному триумвиру Александрой.

Однако Иосиф слишком добросовестно подошел к исполнению своих обязанностей, возможно, впрочем, что он также подпал под очарование царицы. При частых посещениях её он стал постоянно и настойчиво говорить о любви к ней царя. При этом, явно расчувствовавшись, он не выдержал и, нарушив строгий запрет, сообщил о тайном приказе Ирода. По его мнению, этот приказ свидетельствует о безмерной любви Ирода к Мариамне. Царь, якобы, не допускает мысли о том, чтобы она даже после его смерти принадлежала другому. Однако, как полагает Иосиф Флавий, Мариамна, конечно, под влиянием матери, истолковала этот приказ как свидетельство эгоизма царя, который даже перед лицом своей гибели думал о том, чтобы погубить их. Из этого эпизода видно, что надежды Александры на помощь её подруги Клеопатры в деле устранения Ирода были весьма велики и обоснованы.

Александра была настолько в этом уверена, что вскоре после отъезда царя из Иерусалима явно из царского дворца стали распространяться слухи о том, что Ирод подвергнут позорной казни. Видимо, действуя по заранее продуманному плану, она стала уговаривать Иосифа бежать вместе с нею и Мариамной под защиту римского легиона, расквартированного под Иерусалимом для защиты царской власти. Она явно имела в виду не только спастись от неизбежных после гибели царя беспорядков в городе. Как женщина нового типа она, пренебрегая условностями иудейской морали, надеялась предстать с красавицей дочерью перед самим Антонием. Александра не сомневалась в том, что любвеобильный триумвир не откажет ей в восстановлении власти настоящей царской династии Хасмонеев.

Однако в самый разгар всех приготовлений к бегству всё рухнуло — в Иерусалим из Лаодикеи прибыло письмо, в котором Ирод сообщал, что его свидание с Антонием прошло благополучно, и он отверг все наветы Клеопатры. Антоний после дружеской беседы со своим старым сподвижником и боевым товарищем даже заявил: «Нехорошо привлекать царя к ответственности за то, что происходит в его царстве (в таком случае он сам не желал бы быть царём), ибо те, кто предоставил царю его власть, должны предоставить ему и полное право пользоваться ею» (ИД. Т. 2. С. 140). Далее в письме говорилось, что Антоний не только решил дело в его пользу, но постоянно оказывал ему почести, приглашая его на совещания и к своему обеденному столу. Происки же Клеопатры против иудейского царя были решительно Антонием отвергнуты. Более того, Антоний даже нашел в себе силы сказать, что «не позволит больше Клеопатре вмешиваться в дела правителей». Трудно объяснить столь неожиданный поворот событий. Психолог, да еще склонный к мистике, мог бы объяснить это могущественным ощущением силы характера, исходившим от иудейского царя. Как мы видели ранее, его обаянию поддавались столь разные люди, как Юлий Цезарь, племянник Цезаря Секст Цезарь, убийца Цезаря Кассий, Октавиан, а впоследствии первый сподвижник Октавиана Агриппа. Влияние, видимо, было настолько сильным, что Антоний даже смог под ним стряхнуть хотя бы на время магические чары Клеопатры.

Но, безусловно, значение имели и рациональные доводы. Конечно, Ирод прибыл к Антонию, собиравшемуся в дальний поход на Восток и нуждавшемуся в средствах, не с пустыми руками. Помимо этого, весомым доводам была неоднократно проверенная способность Ирода сохранять спокойствие и порядок в такой беспокойной стране, как Иудея. О том, что силы, стремящиеся свергнуть царя, может быть, даже надеявшиеся на парфянскую поддержку, там существовали, свидетельствует наличие в стране сильной римской воинской части, расквартированной под Иерусалимом. К этому следует добавить, что за прежней династией Хасмонеев сохранилась репутация противников римлян. Что же касается собственно судьбы юного принца, то Антония она явно интересовала крайне мало. Убийство по политическим соображением, даже если оно действительно имело место, было нередким делом в римской междоусобной войне. По воле самого Антония был убит знаменитый оратор Цицерон и другие люди, включенные им и Октавианом в проскрипционные списки иногда только потому, что они просто обладали значительными состояниями, которые конфисковывались. В письме Ирода также сообщалось, что царю даже удалось ублажить и Клеопатру, удовлетворив её алчность территориальными уступками.

Однако после возвращения из опасного путешествия довольного царя ждали серьёзные неприятности. Горячо любимая мать и сестра Саломея немедленно донесли ему о планах бегства Александры. При этом Саломея, ослепленная ненавистью к Мариамне за постоянные упреки в низком происхождении, пошла даже на то, чтобы обвинить своего мужа Иосифа в совращении им Мариамны. Сестра, конечно, знала, как поразить горячо влюбленного царя в самое сердце. Однако, сдержав свой гнев, Ирод откровенно передал жене это обвинение. Мариамна была искренне оскорблена такой клеветой, и в конце концов сумела убедить царя в своей верности. Супруги примирились и с со слезами облегчения обнялись. Но тут у царицы в свою очередь пробудилась женская гордость и она с упрёком сказала Ироду: «Однако вовсе не доказательство твоей любви ко мне то, что ты приказал сделать, если бы погиб от руки Антония, а именно, чтобы я безвинно погибла» (ИД. Т. 2. С. 141).

Эти слова поразили безумно любящего мужа. Все подозрения пробудились в нём с новой силой. Как в трагедии Шекспира, этот суровый воин и правитель стал рвать на себе волосы, зарыдал и стал утверждать, что сообщение Маримне столь секретного приказа свидетельствует о наличии между ею и Иосифом весьма близких отношений. Только огромным усилием воли ему удалось сдержать себя и не убить жену, мать своих детей. Возможно, её спасли не только любовь мужа, но свойственные ей при всех её недостатках мужество и смелость. Однако, даже не повидав Иосифа, он приказал его казнить, а Александру как главную виновницу всех его семейных проблем заключить в темницу.

Что касается Клеопатры, то отделаться от её притязаний Ироду все же не удалось. Уступкой части Келесирии, видимо, областей севернее Галилеи, дело не ограничилось. Не получив от Антония полностью того, что желала, египетская царица все же стала обладательницей всех торговых городов Палестины вдоль побережья Средиземного моря, в том числе и единственного тогда морского порта Иудеи — Газы. Однако самой болезненной в экономическом отношении была уступка ей территории вокруг Иерихона, где росли великолепные финиковые пальмы и производился славящийся на всё Средиземноморье целебный бальзам. Этот бальзам считался лучшим средством для лечения головных болей и болезней глаз, а пальмовое вино из иерихонских фиников поставлялось даже в Италию. Ироду пришлось взять эту свою бывшую территорию у Клеопатры в аренду и выплачивать ежегодно 200 талантов (эта сумма составляла почти половину годового дохода Ирода от Иудеи, Самарии и Идумеи в 4 году до н.э.) ^{152}.