Алексиада

Я пишу об этом не ради хвастовства, а из желания показать, сколь многие науки расцвели при этом самодержце, который почитал как философов, так и самое философию; правда, к учению астрологов он, казалось, был настроен враждебно. Это происходило, как я думаю, потому, что оно побуждало многих наивных людей отрешиться от надежд на бога и глазеть на звезды. Вот почему самодержец объявил войну астрологическому учению [654].

Однако в то время не было недостатка в астрологах: как раз тогда процветал упомянутый Сиф и щедро раскрывал тайны астрологии знаменитый египтянин из Александрии [655]. Отвечая на многочисленные вопросы, этот александриец очень точно предсказывал будущее, причем в некоторых случаях даже не пользовался астролябией [656], а давал прорицания с помощью бросания костей. В этом не было ничего магического – александриец прорицал благодаря искусству логического мышления [657].

Самодержец видел, как молодежь, считая александрийца каким-то пророком, стекается к нему, он и сам дважды обращался к нему с вопросами, и оба раза александриец удачно на них отвечал. Алексей опасался, что в результате будет причинено зло большому числу людей и начнется повальное увлечение астрологической лженаукой, поэтому он изгнал александрийца из города и назначил ему для местожительства Редесто. {186} Император проявил по отношению к нему большую заботу и щедро снабдил всем необходимым за счет казны.

Кроме того, занимался этой наукой, довел ее до совершенства и никому не уступал пальму первенства великий диалектик Елевтерий – также египтянин. Позже из Афин в Константинополь явился в надежде превзойти всех соперников астролог по имени Катананк. Этого Катананка спросили, когда умрет самодержец. Предсказывая согласно своим предположениям дату смерти, Катананк ошибся. Случилось же так, что в указанный день после четырехдневной лихорадки испустил дух лев, которого держали во дворце. Многие тогда усмотрели в этом исполнение предсказания Катананка. Через определенное время он вновь предсказал смерть самодержца и вновь ошибся; однако в указанный Катананком день умерла императрица Анна – мать Алексея. Хотя Катананк столько раз говорил неправду, сколько давал пророчеств об императоре, Алексей тем не менее не стал выселять его из города, так как тот сознавал свои промахи; кроме того, самодержец и не хотел дать повод думать, что он изгоняет Катананка, побуждаемый гневом. Но вернусь туда, откуда я отклонилась в сторону, дабы не показалось, что я болтаю о заоблачных материях и затемняю предмет истории именами астрологов.

Роберт, как разносила молва и утверждали некоторые люди, был выдающимся полководцем, обладал острым умом, красивой внешностью, изысканной речью, находчивостью в беседе, громким голосом и открытым нравом. Он был высокого роста, всегда с ровно остриженными волосами на голове и с густой бородой. Роберт постоянно стремился блюсти нравы своего племени и до самой кончины сохранял свежесть лица и всего тела. Он гордился этими своими качествами; благодаря им его внешность могла считаться достойной владыки [658]. Он с уважением относился ко всем своим Подчиненным, а особенно к тем, которые были наиболее ему преданы. В то же время Роберт был очень скуп, корыстолюбив, весьма склонен к приобретательству и стяжательству, да к тому же чрезвычайно тщеславен. Эти его свойства навлекли на него многочисленные порицания.

Некоторые обвиняют самодержца в отсутствии выдержки [659], за то что он поспешил пойти войной на Роберта. Ведь если бы, говорили они, Алексей раньше времени не напал на него, то легко бы одержал победу позднее, когда на Роберта обрушились со всех сторон так называемые албанцы и посланные Бодином далматы. Но то утверждают злопыхатели, которые сами сторонятся вражеских копий и мечут своим языком отравленные стрелы в сражающихся. Всем известны мужество Роберта, {187} его военное искусство и твердая воля. Этот муж принадлежал к числу людей, которых не легко, а, напротив, очень трудно одолеть, и его храбрость, казалось, только возрастала от поражений.

8. Как говорилось выше, император вместе с перешедшими на его сторону латинянами – графами Бриена – первого декабря седьмого индикта [660] победителем возвращается в столицу и застает императрицу, страдающую от родовых мук в том здании дворца, которое издавна было предназначено для рожениц-императриц. Это здание было названо «Порфира», благодаря чему по всему миру получило распространение слово «порфирородный». Ранним утром в субботу у них родилась девочка, как утверждали, очень похожая на отца. Это была я.

Как я некогда слышала от императрицы – моей матери, за три дня до прибытия самодержца (он возвращался с войны против Роберта после многочисленных битв и тяжких трудов), уже находясь в родовых муках, она запечатлела на своем животе знак креста и сказала: «Обожди, дитя, прибытия своего отца». Протовестиарисса же – ее мать – стала браниться: «Откуда ты знаешь? – сердито сказала она. – Может быть, он вернется через месяц. Как ты выдержишь тогда такие мучения?» Вот что сказала ее мать. Однако приказание императрицы было исполнено, что явно свидетельствовало о том расположении к родителям, которое я питала еще в чреве матери и которое проявилось в будущем. Ведь и впоследствии, когда я выросла и стала разумной, я нежно любила как мать, так и отца. Многие люди могут рассказать о моей любви к родителям, и прежде всего те, кому известны мои дела. Их показания подтверждаются моими муками и трудами ради родителей, а также теми опасностями, которым я подвергала себя из любви к ним, пренебрегая почестями, деньгами и самой жизнью. Меня настолько воспламеняла любовь к родителям, что я неоднократно готова была отдать за них душу. Однако хватит об этом, пусть повествование возвратится к событиям, которые произошли после моего рождения.

С чрезвычайной пышностью были исполнены все церемонии, полагающиеся при рождении детей в императорской семье. Вожди синклита и войска совершили, разумеется, славословие, принесли дары и оказали почести, все выражали самую большую радость, танцевали, пели; близкие же по крови императрице буквально не могли найти места от счастья [661]. По прошествии нескольких дней родители удостоили меня венца и императорской диадемы [662]. {188}

В то время Константин – сын императора Михаила Дуки, о котором я часто упоминала, еще царствовал вместе с самодержцем – моим отцом, вместе с ним подписывал красными чернилами дарственные грамоты, в процессиях сопутствовал ему с тиарой на голове, в славословиях же упоминался на втором месте; а так как и мне должны были совершаться славословия, то распорядители славословий стали называть имена Константина и Анны одновременно [663]. И так продолжалось долгое время, о чем позже я нередко слышала от своих родственников и родителей. По-видимому, это было предвестником последующих событий моей жизни – счастливых или же, наоборот, несчастных.

Затем у императоров родилась вторая девочка [664], очень похожая на родителей, облик которой носил отпечаток той добродетели и ума, что воссияли впоследствии. Но император и императрица страстно желали мальчика, и их молитвы исполнились: в одиннадцатом индикте [665] рождается у них мальчик [666]. Родители были очень рады, и, так как мечта осуществилась, у них не осталось и следа от горя. Все подданные, видя радость императоров, тоже ликовали, поздравляли друг друга и были очень довольны. Императорский дворец был преисполнен тогда веселья, и не осталось в нем места для печали и забот; доброжелатели радовались от глубины души, некоторые же лишь делали вид, что испытывают радость. Ведь подданные обычно враждебно относятся к властителям, но в большинстве случаев притворством и лестью стараются заслужить расположение могущественных людей. Как бы то ни было, ликование в то время стало всеобщим.