Солнце встает над селом Дзауга (СИ)

Тимур закрыл глаза и опять прокрутил в голове все в мельчайших деталях, видя себя словно со стороны, слыша свои сдавленные стоны, чувствуя животные взгляды пацанов… Он жадно впивался в ее окровавленный рот,  терзал восхитительную оливковую кожу, а ее обессиленное тело все содрогалось и содрогалось от его грубых, жестких толчков… Тимур закусил губу. В животе у него болезненно заныло. Черт возьми, он был бы совсем не прочь повторить все снова: побегать за ней по крышам, покувыркаться в траве, позволить ей искусать и исцарапать себя, а потом …

Его схватила короткая судорога. Он медленно высвободил руку из-за головы и осторожно провел пальцами по своему животу, сверху донизу. Боль стала такой невыносимой, что он едва ни вскрикнул. Вот говно!!! Что он делает?!

Тимур чертыхнулся и резко сел на кровати. У него завтра суд. Его обвиняют в тяжком преступлении. Ни хватало, чтобы он лежал тут, лапал сам себя, изнывал, как прыщавый недоумок и предавался мечтам  об этой твари. Да, девка зацепила его чем-то не на шутку. Но, как ни печально, придется вышибать ей мозги после суда, ведь он обещал ни кому-нибудь, а Кокою. А ради слова, данного ему, он пожертвовал бы любой своей прихотью, любой страстью, любой мечтой.

   29.

Габарай подкатил на «Понтиаке» к самому входу в здание суда, не смотря на все тупые нравоучения. Начихать! Когда они сегодня выйдут отсюда, колымага должна быть под боком для Большого Заезда. К тому же, кому какое дело?! Он знал, что его оправдают, даже если он вышибет дверь и влетит в зал верхом на мотоцикле, в чем мать родила.

Все его четверо кентов были в сборе, умытые, побритые, причесанные и издерганные.

-Ах ты, Боже мой! – восторженно взвизгнул Тимур, увидав их, и всплеснул руками – Жаль, я не захватил фотоаппарат!

Атар скрипнул зубами.

-Помолчал бы ты лучше, шутник.

Габарай окинул его взглядом и взорвался хохотом от увиденного.

-О, черт! Как же я не догадался! Это был бы феноменальный снимок! Варвар в образе Приличного Человека.

Лицо Атара перекосилось настолько, что верхняя губа оказалась чуть ли ни на скуле.

-Все, все, не хипишуй, Варвар, - Тимур, посмеиваясь, похлопал его по щеке – Ты в натуре козырно смотришься.

-Да иди воруй, Габарай! – хрипло загорланил Атар так, что жилы вспухли на его шее. Многие недовольно обернулись на них.

Тимур скорчил серьезное лицо и выразительно поднял брови.

-Послушай, мой друг и товарищ, что я хочу тебе сообщить, и постарайся принять это к сведению впредь. Твое совершенно вульгарное, распущенное, вышедшее за всякие рамки приличия поведение абсолютно не соответствует заведению, в котором мы сейчас пребываем. Я настаиваю, чтобы ты счел нужным усовершенствовать свой лексический набор, находящийся в твоем постоянном обиходе. Это ясно, деградировавшая ты личность? Вступал я в интимные отношения с твоей ротовой полостью!

Он согнал нравоучительную мину со своего лица и снова рассмеялся.

-Что-то ты слишком веселый какой-то, Габарай, - заметил Вадик, косо глядя на него – Шабанул, что ли?

-Ну да, так, пяточку для вдохновения. А че? Это вы, бараны, как на собственных похоронах! Все по уму, пацаны. Эту сучку мы еще не так отделаем, - он насмешливо глянул на Гиббона и выругался – Ты посмотри на него! Никогда не думал, что эта черная рожа способна так побледнеть!

-Я не… Э…

-Пасть заткни! Поменьше открывай рот, усек? «Да», «нет», ясно?

-Ага.

-Тимур! – раздался радостный клич сзади и в их кучу проворно ввинтился адвокат – Ну, наконец-то! Заседание уже через пять минут! – в его голосе была смесь нежности, порицания и подобострастия.

Они обменялись рукопожатиями. Баллаев потирал ладони друг о друга и дергал туда-сюда очки на своем орлином носу.

-Ну, как отец?

-Подъедет чуть позже. Что с прокурором?

Он махнул рукой.

-Там все улажено. Со всеми поговорил. Кое-кто принципиальничает, но, думаю, выкрутимся, - он весело подмигнул им и изрек бодрящим тоном массовика-затейника: - Не переживайте, парни! Все будет нормально!

-Не сомневаюсь, - Тимур нахально смерил его долгим взглядом – А переживать – это по твоей части.

Сергей Сосланович едва заметно вздрогнул.

-Ну, Тимурик, ради твоего отца…

-Ясно, - брезгливо оборвал его Тимур и перевел глаза на своих друзей – Ну что, братва, вы готовы?

Пацаны угрюмо переминались с ноги на ногу в непривычных наглаженных рубашках и брюках.

-Ты за нас не беспокойся, - мрачно пробормотал Алан.

-Уж, за тебя, человек-чес, я точно не беспокоюсь.

Тимур с улыбкой посмотрел на него и, лицо его просветлело. Алан выглядел просто безукоризненно, настоящий пай-мальчик. Вместо обычных спортивок на нем был пиджак Хачика и темно-зеленая рубашка, выгодно подчеркивающая глубокий цвет его больших невинных глаз. Ну, просто ходячее очарование! Взгляд Тимура пополз дальше по аккуратному серому костюму Вадика и оступился на Гиббоне и Атаре. Вот, где реальная карикатура! Гиббон – эта груда мяса в трещавшем по швам пиджаке, с мордой непрошибаемой, как шлакоблок, откровенно слабо вписывался в роль несчастной жертвы женского коварства. Атар- вообще ожившая ориентировка. Вроде, и не дурак, но эта протокольная рожа со шрамом через всю щеку…

Тимур тоскливо покачал головой.

-Ну, и харя! Тебя, по моему, в зал без намордника не пустят.

Атар отвернулся, машинально ткнулся щупать в кармане сигареты, чертыхнулся и сунул в зубы спичку.

-Отвали от меня, Габарай. Мне и без твоих подъебок сейчас вилы.

-А что ты так нервничаешь, придурок?

Атар угрюмо глянул на него и, поддернув брюки, присел на корточки.

-Четвертая судимость, Аполлон, это тебе не первая.

Тимур с кривой ухмылкой шагнул к нему и слегка пнул ногой по ботинку, глядя сверху вниз.

-Встань, штаны помнешь.

Атар послушно поднялся. Габарай выдернул спичку у него изо рта, заправил под рубашку огромную цепуру, расправил воротник, и недовольно оглядел результат.

-Нет, Варвар! Твою рожу только битой можно исправить. Так что, лучше поменьше базарь, понял? Не мозоль глаза. А ты, – он остервенело ткнул пальцем в Гиббона так, что тот чуть ни подпрыгнул – Ты вообще хавало свое приеби! «Да», «нет», сечешь?