Пестрые истории

Радушный хозяин, Великий Конде — как его прозвали за военные и прочие заслуги, — мешками бросал ливры на оплату блестящего празднества. Была музыка, танцы, охота, иллюминация, фейерверки. В празднично украшенных залах на шестидесяти столах, сверкающих золотом и серебром, благоухали букеты и гирлянды живых цветов. В день столы накрывались трижды, и каждый раз для не менее пятнадцати блюд.

Чтобы насытить этакую ораву пришлось мобилизовать целую армию закупщиков и поставщиков, поваров, кухарок, поварят, обслуживающих лакеев, и прочего кухонного персонала. В авангарде всей этой армии главнокомандующим был поставлен повар самого Великого Конде великий кулинар Франсуа Ватель.

Ватель пользовался громкой славой в мире кулинаров. Любое знатное аристократическое семейство могло гордиться, если бы ему удалось заполучить в свое распоряжение столь знаменитого мужа. После падения его последнего хозяина, финансиста Фуке, его удалось переманить принцу Конде. Уже два года вел он хозяйство принца, как вдруг разразилась драма.

Исторические дни в Шантильи имели своего летописца. И надо сказать, что имя этого летописца стоит в одном ряду с Великим Королем, Великим Принцем и Великим поваром — Мария де Рабютен Шанталь, маркиза де Севинье, Великий мастер эпистолярного жанра.

В письмах к дочери она по своему обычаю описывает некоторые из эпизодов королевского визита.

Нити роковой судьбы Вателя Парки [67] начали прясть уже с вечера первого дня. Случилось так, что гостям за последними двумя столами не хватило жаркого. Вождь кухни был неповинен в этой трагедии; он хорошо рассчитал порции, но к остальным столам присоединилось столько лишних гостей, что на последние по очереди столы не хватило мяса, перед ними все было съедено до кусочка. Он горько переживал это несчастье, и хотя сам герцог пытался его утешить, он в глубокой меланхолии только качал головой.

На другой день вечером череду блюд разнообразила морская рыба. Ватель заказал двадцать пять партий, но с утра из них прибыло только две. Этот второй удар совершенно разбил несчастного шеф-повара. В отчаянии он все твердил: «Этого позора я не переживу!» Окружающие думали, что это он говорит в сердцах, от досады, не может же он, в самом деле, ничего поделать, если его люди где-то застряли.

Но они не знали Вателя. Он заперся в своей комнате и долго не выходил, на стук не отвечал, дверь взломали.

И точно, он лежал в луже крови, великий повар! Он покончил с собой, уперев шпагу в дверь и навалившись на нее, словно ищущий добровольной смерти римлянин.

Бедняга поторопился, потому что к полудню отовсюду в Шантильи в огромных количествах стала прибывать заказанная им рыба. «Неприятный случай на таком празднестве, — пишет мадам Севинье, — который обошелся принцу в пятьдесят тысяч ливров».

Покойного быстро вынесли из замка и похоронили на ближайшем кладбище.

Роковая рыба все же попала на стол, дав повод гостям обсудить это печальное событие. Мнения расходились. Одни считали, что Ватель поступил необдуманно, своим самоубийством нарушив общий праздничный настрой. Ему следовало бы подумать о впечатлении, которое произведет его поступок, прежде чем совершать его. Другие хвалили его чувствительность и смелость, постановив, что Ватель погиб на поле чести.

Долго, однако, о нем говорить не могли, потому что король не любил, когда во время еды говорят о смерти.

Таково было прощание с героем чести.

В замках знатных аристократов порою хранятся важные документы. Столетиями пылятся они в каком-нибудь забытом закоулке, пока наконец на них не наткнется удачливый исследователь и не откроет миру свою находку в назидание публике и во имя обогащения науки.

Такой поучительный документ удалось откопать в архиве одного замка в Чехии. Столетиями лежал он среди считавшихся ненужными бумаг по хозяйству, но когда с него счистили слой пыли, из-за выцветших чернильных строк в полном блеске предстало великолепие аристократической свадьбы.

В старой Чехии члены рода Розенбергов были могущественными и богатейшими феодалами. Они даже кичились собственным особым призраком: по семейной традиции пресловутая женщина в белом была не кто иная, как родоначальница клана Берта фон Розенберг.

В 1576 году, 26 января, Вильгельм фон Розенберг заключил брак с баденской принцессой Анной Марией. Упомянутый документ представляет собой список, составленный хозяйственным управлением жениха, всего того, что было съедено и выпито на свадьбе, продолжавшейся пять дней.

Итак, вот полный текст списка, пугающего своей точностью. Израсходовано:

Добросовестные чиновники сосчитали, сколько корзин овса скормили в конюшнях, однако ж упустили записать, сколько лошадей и гостей накормили на этой редкой по масштабам свадьбе. Так что невозможно подсчитать, сколько вышло на одну живую душу из этого несметного количества еды, питья и фуража.

Вообще хроники содержат мало данных о возможностях и размерах желудков августейших особ. Некоторые из античных писателей обращаются к этому вопросу, но, разумеется, эти сведения надо воспринимать с осторожностью.

Юлий Капитолин, живший в III веке латинский историк, оставил нам жизнеописания тридцати четырех римских императоров, среди них и биографию Альбина Клодия, соперника Септимия Севера. Так вот, он пишет, что сей великий муж на завтрак поглотил 400 устриц, заел их 500 штуками плодов инжира, 100 абрикосами, 10 дынями, умял 20 фунтов изюма и сгрыз 50 пар бекасов. В биографии, однако, не сказано, совершил ли император сей подвиг один раз или геройствовал так каждый день.

Древнегреческие источники упоминают об Артидаме, лидийском царе, его каждодневный рацион составлял 60 фунтов мяса, столько же хлеба и 15 кувшинов вина. Писатели древнего мира не видели в этом ничего невозможного, ведь в народе была жива память о шестикратном олимпийском чемпионе Милоне Кротонском, который пронес четырехлетнего вола на 325 шагов, потом одним ударом кулака свалил его, там же на месте жарил-парил все съедобные части туши и съел их один.

Известна история афинянина Мегакла, изгнавшего из Афин тирана Писистрата (правил в Афинах в 561–528 годах. — Прим. ред.), потом он помирился с ним и в залог мира выдал за него свою дочь. Тут надо сказать об этом самом залоге. Девушка привлекла внимание историков тем, что могла в один присест съесть 12 фунтов мяса (1 римский фунт = 327,5 г), заедая 8 фунтами хлеба и запивая 6 секстариями вина (1 секстарий = 0,55 л). Жених, по всему видать, серьезно хотел мира.

А теперь один более современный и совершенно достоверный пример.

Во времена Августина Сильного при дрезденском дворе существовал обычай перед началом пира взвешивать гостей-аристократов и их вес официально заносить в так называемую книгу веса. Книга эта, кроме всех прочих, сохранила для потомков данные двух тучных особ: одна из них — вице-канцлер Липски, другая — Понятовский, хранитель сокровищницы. Первый, будучи взвешен до обеда, тянул на 273 фунта (1 современный фунт = 453,6 г), по крайней мере так показывали гирьки весов, а после обеда гирек надо было прибавлять до 278 фунтов. А когда на весы вставал хранитель сокровищ, то результат был таков: до обеда — 207 фунтов, после обеда — 212 фунтов. То есть оба они увеличили свой вес, который и без того был около центнера, на пять фунтов, то есть на два килограмма с четвертью. Книга, однако же, умалчивает об одном существенном моменте: не покидали ли именитые гости время от времени обеденную залу? Видите ли, если учесть эти выходы, то можно было бы к этим пяти фунтам смело добавить еще один-другой фунт.